-Или на тему друзей и обещаний-
«Нет. Я не могу этого сделать», - устало отказался Филза. Клинок опустил руку, замаранную кровью, и нахмурился. Зрелище было не из приятных - как по причине перекошенной морды у товарища, так и из-за осознания того, что Фил сам вызвал это выражение на лице друга. Клинок, наконец-то, отыскал камеру Филзы в разросшемся лабиринте Фонда, попутно расправившись с теми, кто стоял между ним и его Коллекционером, и теперь по следу несанкционированного гостя мчалась кавалерия из солдат. Честно говоря, Филза ожидал, что поиски займут больше времени, но кабан был настроен решительно. «Ты же знаешь, что это заставит их пересмотреть условия контракта», - пытался вразумить его Филза. «Это будет неважно, если ты просто порвешь его! Фил, мы можем выбраться прямо сейчас. Мы можем пойти и спасти всех, они не смогут... они не смогут нас остановить! Мы можем просто уйти и никогда не оглядываться назад». Его плечи были расправлены, спина прямая и жесткая, но в глазах читалась мольба. «Ты не можешь просить меня нарушить клятву». «Еще как могу!» Его высокомерие раздражало. «Фил, мы можем уйти. Нас ничто не сможет удержать». «Ничто, кроме меня, да?» - бросил Фил не впечатленным голосом. Лучше бы Клинку помолчать, серьезно. «Ну, то есть... ты вроде как... я не это имел в виду...» - выдавил кабан, спотыкаясь на слове. «Ага». «Хорошо. Может, немного. Но ничего страшного! Просто разорви контракт или еще что, и мы сможем сбежать! Это всего лишь одно маленькое обещание, которое преграждает нам путь к свободе». «Я не могу». «То есть ты не хочешь!» - крикнул Клинок в разочаровании. «Нет, я сказал то, что сказал. Я не могу этого сделать, даже для тебя». «Но почему?» - взмолился он. Филза вздохнул, пытаясь собраться с мыслями. Он должен был объяснить это правильно, иначе Клинок никогда не перестанет спрашивать, а со временем сможет даже сломить его упорство. Кабан-великан нетерпеливо ждал ответа. «Нельзя... прожить столько, сколько прожил я, нарушая свои обещания. В какой-то момент ты должен установить для себя правила. Принципы. Я творил беспорядки и бесчинствовал, это не так весело, как ты думаешь. Должна быть какая-то граница - неважно, насколько маленькая - но через нее ты не можешь переступать. Тебе нужна мера, иначе ты не останешься в здравом уме». «А разве я в здравом уме?» - спросил Клинок с сухим юмором. «У меня бывало и похуже, не думай, что сможешь потягаться со мной в этом», - фыркнул Зилант. «Это вызов?» - это была почти шутка. Почти. Филза чувствовал беспокойство, затаенное глубоко в сердце его Собранного, а еще глубже - каплю нетерпеливой жажды при мысли о состязании даже с ним. «Нет. Это факт». В планы Филзы не входили споры, он просто хотел объяснить. «Я был богом, тираном, спасителем и всем, что стоит между ними. Но даже тогда я придерживался своих принципов. Лучшее, что ты можешь сделать, это выбрать линию или их множество, приближаясь к которым ты должен остановиться. Нельзя строить крепость из песка, она должна быть высечена в камне. Лучше, чем в камне. Я видел, как менялись горы, я не верю, что камень может сохранить постоянство. Я вообще не верю, что что-либо может… …Я понимаю, что у тебя тоже есть свои принципы. И я поддержу тебя в любом твоем начинании, как и обещал. Но не проси меня выбирать между тобой и моими заветами, ибо если я нарушу один, то не будет гарантии для других, а я не смогу жить без твердой веры в свою надежность». «Большая ошибка», - хмыкнул клыкастый титан. Хорошо. Это значило, что он слушал. «Это скользкая дорожка, Фил». Филза вздохнул. «Мораль - вот что скользкая дорожка. Потому я и сделал себе ограждение перед обрывом, чтобы знать, где нужно остановиться, прежде чем я упаду в пропасть». «Так значит, это все? Обещания превыше людей?» - он усмехнулся, но Филза мог слышать боль в его голосе. «Для меня они одно и то же». Клинок нахмурился. «Ты не можешь всерьез в это верить. Ты разорвал слишком много людей, чтобы называть их обещаниями». «Пффф. Плохой аргумент, лицемер». Если он собирался оспаривать правила, что связывали Филзу на протяжении тысячелетий, то, по крайней мере, он мог бы постараться получше. «Не то чтобы я заботился о них или об этом», - хмыкнул Клинок. «Просто указываю на неточность. Ты убил не меньше моего…» Филза приподнял бровь. Разница между ними была огромна. Клинок немного поворчал. «Ладно. Ты убил больше. Но ты не можешь утверждать, что считаешь их одним и тем же, при этом говоря, что клятвы священны, а жизни - нет». «Я никогда и не отрицал, что жизнь священна. Однако я видел слишком много смертей, чтобы оплакивать каждую потерю». Живые были лишь пеной на самых дальних волнах, что несутся к золотому берегу, которого они никогда не достигнут, растворившись в великом океане мертвых. «У меня нет времени оплакивать пульс каждой жизни». Показалась язвительная ухмылка. «Значит и мою смерть ты оплакивать не будешь». Филза мягко улыбнулся. «Конечно. Клинок никогда не умирает». Раздался дружный хохот двоих. «Так в чем же тогда разница между ними?» «Дело не в том, что все клятвы и жизни одинаково значимы; нужно все еще тщательно избирать их. Выбирай обещания с людьми и людей с обещаниями. Не присягай идеалам. Они так сильно меняются с веками. На идеалы нельзя полагаться, потому что они все равно ускользнут от тебя. Ты не можешь ожидать, что будешь поспевать за миром, если его мнение так переменчиво. Вместо этого лучше удели внимание отдельным персонам, потому что да, они будут меняться, но вместе с ними будет меняться и характер соглашения. Тебе не нужно следить за каждым отдельным созданием, их слишком много для такой заботы. Это невозможно. Это как наблюдать за целым ливнем. Ты не можешь следить за каждой каплей, когда они все разом падают вокруг твоей головы. Найди одну каплю, у которой, как тебе думается, есть свой путь, и которая должна чем-то стать. Найди одну исключительную каплю. А затем Собери ее». В конце концов вода, скопившаяся в его руке, испарялась, ускользая сквозь пальцы. Но одной капли влаги было достаточно, чтобы контролировать всю его пылающую сущность. За тысячелетия Филза обнаружил, что, окружая себя людьми, становится гораздо легче сохранять свою личность и не возвращаться к простому бытию. Он обнаружил, что связывание себя обещаниями еще сильнее привязывает его к людям, к цепям, что удерживали его в крепком сознании. Стать полностью свободным от них означало бы освободиться и от своего разума. «Они одинаковы, потому что ты не бросаешь ни тех, ни других. Не разрушаешь». «Ты не можешь говорить мне, что это не разрушает нас. Я, может, и в порядке, но другие - нет. Ты сам это говорил. И я это видел, Фил». Клинок не хотел признавать, как тяжело ему было в Фонде. Филза знал, как сильно его терзали цепи, словно якорь, тянувший его на дно моря голосов, укравший у него с таким трудом заработанное господство над телом и низведший его до личины Бога Крови. У Клинка не было возможности контролировать себя. Томми сидел посреди своего кострища, тщетно пытаясь отгородиться от огня, барахтаясь в пепле и весь покрытый сажей, потому что не верил, что мог контролировать хоть что-то. Уилбур, в свою очередь, понимал, что мог бы подчинить себе ярость и пламя, хоть и не имел достаточной практики, и эта проблема решалась только временем, когда он находил в себе силы. Но Клинок... ну, его положение не было тем, что можно было контролировать. Сама его суть являлась бушующим инферно, но спички были не в его руках. Другие могли фигурально и буквально зажечь искру, и тогда солнце разгоралось независимо от того, хотел этого Клинок или нет. Из-за того, что Фонд злоупотреблял природой его способностей, кабан чувствовал, что его телесная автономия была подорвана. Прошло много времени, прежде чем Клинок признался в этом Филзе. Не так открыто, конечно. Он никогда не хотел, чтобы его считали слабым, даже когда давление Фонда дробило его до глубоких трещин. Конечно Филза знал, что Фонд вытворял с его драгоценными людьми. Каждый визит заставлял его лицезреть результат собственных неудач. Томми, изголодавшийся по прикосновениям, цеплялся за Филзу, как за спасательный круг. Его трясло от кошмаров и пыток, совиные глаза сверкали, переполненные болью, когда шутливый язык все еще помнил горький вкус смерти. Уилбур, кипящий ураган, рвущий и мечущий, что остывал только при виде дружелюбного лица. Дрожащий от ярости и страха, напуганный собой и тем, когда собой не был, угрожавший вспыхнуть и испепелить всю Землю. Клинок, уставший от угнетения и отчаянно пытающийся вырваться. Он пылал непокорностью и решимостью, желая спасти других, но также и себя, желая остаться самим собой и не поддаться Богу Крови. Филза знал, что он и сам ломался по старым линиям раскола. Конечно, он знал это, даже если все, что он мог делать, это просто наблюдать. И как же глубоко это ранило - быть свидетелем краха. Это было его собственное наказание - видеть, как мучаются его Собранные души, и знать, что он сам виноват в их страданиях. И если он, может, заслужил это, то они, конечно, нет. «Мне жаль. Я вас подвел. Я дал плохое обещание, поклялся организации в момент отчаяния. Мне жаль, что я заманил всех вас в ловушку. Это не было моим намерением, но в любом случае это мой провал. Я глубоко сожалею о том, что дал эту проклятую клятву каждый божий день, но я не могу быть тем, кто ее нарушит. Я не знаю, кем я стану, если сделаю это». Клинок вздохнул, глубоким выдохом выжав из легких все унции кислорода. В этом звучала какая-то законченность. «Отлично. Есть лазейки?» Острая улыбка поползла по человеческому лицу Филзы. «Спасибо за твое понимание. Очевидно, я не нарушу Завет, но это не значит, что никто из вас не может этого сделать. На самом деле вы даже не являетесь сторонами контракта. Я не давал никаких обещаний с вами, только касаемо вас. Вы вольны делать то, что желаете, и если в процессе вам удастся заставить м̸̘̳̝̻͂̓̕а̴̨̡̻̞̼̏̀̈́̔̚ф̴̺̞͓̓̎̂̆͆ф̷͍̑и̸͇̥̞̺͔̑͋̌̈́͝н̸̖̗̟͕̈́̌͊͘ы̷͚͎̱͎̄̐й̸͚͍̏͠ Фонд облажаться... что ж. У меня не будет причин держать слово перед теми, кто его не держит». «Если мне удастся поставить их в такое положение, что они не смогут выполнить условия контракта, тогда технически они нарушат его, и мы сможем уйти?» Филза кивнул. «Раз плюнуть! Все, что мне нужно, это сбежать достаточно надолго, чтобы наступил следующий месяц - тогда тебе не предоставят обещанного визита, и они не смогут выполнить свою часть сделки». Клинок сжал свои фаланги в кулаки, костяшки пальцев хрустнули, а морда растянулась в решительной улыбке. Постепенно улыбка сошла на нет, когда кабан заметил, что Филза не разделял его энтузиазма. «Ты ведь помнишь, что происходит, когда ты сбегаешь, не так ли? По-моему, это не похоже на десятикратное воздаяние за доброту». Клыкастый титан сморщил морду от собственных слов, брошенных в ответ: «Да, но когда мы выберемся, это не будет проблемой. Я спасу нас, Фил. Ему больше не придется это терпеть». «Они поймут, что ты пытаешься сделать, начнут ставить твои визиты в самом начале цикла. Думаешь, Томми продержится месяц? Нет». «Он может это сделать», - рассудил Клинок. «Правда? А я так в этом не уверен. Я думаю, он ребенок, перепуганный на всю свою жизнь, и я не думаю, что он выдержит пытки целый месяц, даже если ты расскажешь ему, через что ему придется пройти. Я молчал и буду молчать, но прошу, подумай еще раз о том, что ты делаешь». Филзе не нравилось, что происходило с Томми из-за действий Клинка, и тем более то, что мальчик будет оставаться в неведении. Но если его подопечный попросит о поддержке, Фил не сможет отказать, учитывая, что, вероятно, будет безопаснее, если Томми не будет знать. «Я спасаю нас». «Ты убиваешь его». «Нет. Они не сделают этого в самом деле», - настаивал Клинок. «Хорошо. Но что будет, когда он это поймет? Когда он поймет, что они не планируют его убивать? Потому что если он не будет бояться умереть, призыв не сработает. И что тогда сделает Фонд? Они придумают что-то похуже. Они будут подбираться все ближе и ближе к его смерти, и что произойдет, когда какой-нибудь м̶̯̣͕͛̓͋ͅа̶̛̖͈̘͛̓̄͆ф̸̟̫̙̂͛̇ф̴̛͔̞̕и̸̡͉̂͋͝н̶̛̮̠͍̏̈͠ͅ возьмет да и резанет слишком глубоко или заломит шею слишком сильно, или применит любой другой из множества способов, которые они используют, дабы сделать угрозу новой и устрашающей? Что произойдет, когда они убьют его?» Острые золотые глаза Филзы сузились до крохотных щелок. «Потому что, позволь мне сказать тебе, я никогда не прощу тебя, если из-за тебя погибнет мой Томми», - прошипел он. «О, я буду любить тебя, как я и обещал, и не нарушу своего слова. Я буду любить тебя даже тогда. Но не думай, что я когда-нибудь забуду. Твое тело бы стыло в могиле, а я бы все еще держал тебя в ответе, ведь мы оба знаем, что на самом деле ты не бессмертен. Ты не будешь убит, но ты умрешь. И я буду оплакивать твою смерть, я буду, но я никогда не прощу тебя за это». «Они не сделают этого, Фил», - мягко попытался Клинок. «У них хорошо получается запугивать. Я знаю, знаю, что может стать только хуже, но это гарантия. Они не могут себе этого позволить». «Значит, ты доверяешь жизнь Томми Фонду?» «Думаю, справедливее было бы сказать, что я не доверяю им его смерть. Он не будет убит. Я не допущу этого, ты знаешь это. Вселенная обязана». Филза какое-то время пристально глядел на него. «...Я поклялся, что буду поддерживать тебя во всех твоих начинаниях. Если ты выбрал этот путь, я помогу, но подумай, как это отразится на нем». «Я предпочитаю думать о том, что уже творится в Фонде, независимо от моих действий. Я собираюсь вытащить нас отсюда, Фил». В его глазах светилась решимость, не горящая и яркая, а холодная и мрачная. Это не был бравый оптимизм или какая-то самоуверенность. Он прекрасно осознавал цену побега, но еще больше он понимал, чего им будет стоить их вечное заточение здесь, когда их души, перемолотые жвалами Фонда, раскрошатся в порошок и осколки. Осколки воспоминаний, чувств, амбиций и обещаний. Фонд обеспечит их существование, но не выживание. Все, что останется, будет лишь шелухой от тех личностей, которыми они когда-то были. Это было убеждение, но еще больше это походило на обещание. «Да будет так».***
-Или на тему свободы и последствий-
Собака смотрела на него настороженно. Это было логично, учитывая, кем он являлся. Но Клинок не нападал на животных, если только они не атаковали первыми. Вообще-то у него было аналогичное правило по отношении и к людям, но уже давно не было случая, чтобы при виде кабана они не вступали в драку, так что это была бессмысленная трата слов. Он придерживался этого правила по нескольким причинам (одна из них - лень), но единственная, которую он выделял помимо всего прочего, заключалась в том, что это давало ему возможность заявить правомерность своих действий. Это было забавно, в основном потому, что никто никогда бы не смог выжить, чтобы подать на него в суд, а также потому, что у него не было гражданских прав, так что юридическая защита не принесла бы особой пользы. И это не считалось железобетонным правилом, поскольку сироты были исключением. Что стало еще одной причиной, по которой он старался избегать людей. Было гораздо труднее подавлять голоса, когда рядом оказывались незащищенные дети. Клинок двигался медленно, чтобы не испугать щенка. Маленькая кучка белых кудряшек не выглядела слишком напуганной, что, вероятно, означало, что у животного было больше храбрости, чем ума. Это напомнило ему одного знакомого мальчишку. Он наткнулся на туриста и его собаку в лесу. Клинок любил этот лес. Он был густым, поднимался по склону горы и был изрезан различными тропами, протоптанными и природными. Это был лишь вопрос времени, когда Фонд заберет его, так что он мог бы сначала осмотреть некоторые достопримечательности. Он не был привередлив, лишь бы это отличалось от безвкусных стен. Тропа, которую он нашел, была довольно впечатляющей: она петляла вверх к лесному хребту и открывала потрясающий вид на горы. Он поднял рюкзак туриста, порывшись в его содержимом. Зачет! Сэндвич! К сожалению, он был с беконом, а Клинок не был сторонником каннибализма. Свиные инстинкты не отличались особой прихотливостью, но ведь у него должны быть какие-то стандарты, понимаете? Убрав бекон из бутерброда, он глянул на собаку, которая нетерпеливо облизывалась. Кабан присел на корточки и протянул полоску мяса. Маленькая собачка рысью подбежала к нему, отбросив страх, и накинулась на еду, после чего принялась облизывать фаланги Клинка. Ах. Так вот что такое любовь. Клинок вернулся к своему бутерброду, снова изучая его. «У тебя нет майонеза?» Пешеход, окаменевший от страха, не сразу отреагировал, а затем слегка покачал головой. Клинок пожал плечами и откусил от сэндвича. Намного лучше, чем питательные батончики Фонда. Какое-то время он провел, просто наслаждаясь пейзажем и бутербродом. Прошло немало времени с последней попытки Клинка сбежать. Небо было таким же голубым, каким он себе его запомнил, и все так же виднелось сквозь высокие сосны, которые тянулись к облакам. Сладкий аромат ветра и гниющих листьев щекотал его рыло, и он жадно вдыхал его. Он не знал, как другие заключенные могли выносить химический вкус переработанного воздуха. У них, конечно, не было выбора, но они никогда не жаловались. Возможно, все дело было в их слабых ощущениях. Ветер, что мягко шелестел по его шерсти, был поразительным. Маленькая белая собачка прыгала вокруг, цепляясь своими миниатюрными лапками за ноги Клинка, так высоко, как только могла. Он наклонился и взял щенка на руки, стараясь не задеть его бивнями, когда подносил к лицу. У̴̬̜͂̆б̴̳͐е̸̮͍́͐й̷̤͙̈́̀ ӗ̷͕͈г̷̬͉̠̜͙̇̊̕о̵̦͆̿͐͐͝, - прошептал голос. У̷̹̭̽б̸̭̺̍е̶͍̼̍й̶̤̳͑ е̸̛̹̉ͅг̷͙̰̤͐̍о̴̬̘̲̔̕!̵ Сотни голосов призывали свернуть шею маленького создания. Собака лизнула его морду. Голоса слились в единое целое, превратившись в протяжное О̴͉͓̐͐о̵̗̦̓̔о̸̎͜у̶͓̽у̸͉̬̀͑у̸͔̒у̶͓̞͐. Болонка могла уместиться в одной руке (быть раздавленной одной рукой), и потому он поднял другую, чтобы погладить ее маленькую пушистую голову. Из-за копыт он не мог ощутить ее меха, но прикосновение все равно доставляло удовольствие. Человек, стоящий в благоговейном ужасе, доставлял не меньше. Страх делал с людьми забавные вещи. Путнику, вероятно, следовало бежать. Или может, атаковать, если он был из таких. Но просто стоять столбом? Довольно глупо. Он мог бы воспользоваться этим. «Как зовут твою собаку?» Глаза пешего туриста метались вокруг, словно искали, к кому бы мог обращаться Клинок. «Ффлу-флуф», - коротко ответил он. Клинок почтительно кивнул. «Хороший мальчик, Флуф», - сказал он собаке. Голоса вторили его словам. Флуф энергично завилял хвостом. Кабан осторожно опустил пса обратно на мягкий лесной ковер. Он потянулся и посмотрел вниз по тропе, насколько позволяло зрение. Это была извилистая тропа, что уходила вдаль, исчезая за высокими хвойными деревьями. «Хорошо. Ну, мне пора, пожалуй. Хороший сэндвич, кстати, немного суховат, но ничего. Про бекон я промолчу». Он двинулся вперед, многолетний покров из листьев и хвои приглушил его тяжелый шаг. «Как тебя зовут?» - окликнули его неуверенно. Клинок обернулся на туриста, немного удивленный тем, что человек вдруг решил заговорить. Он был напуган. Клинок знал это, слышал его трепещущее сердце и чувствовал едкий запах страха. Он немного задумался над вопросом. В конце концов, за долгие годы у него накопилось немало прозвищ. «Я Бог Крови», - непринужденно ответил он. Голоса начали скандировать имя, подбадривая и призывая к жертвоприношению. Он мысленно вздохнул. Они были так предсказуемы. Формально он не был Богом Крови, не сейчас. Да, у него было много имен, но иногда он считал, что лучше использовать то, которое в действительности не совсем принадлежало ему. «А я-я атеист», - пискнул человек, почти на автомате. Это вызвало усмешку, что-то среднее между фырканьем и смехом. «Не приходилось такое слышать раньше», - прокомментировал Клинок, снова повернувшись к дорожке. Крошечные отпечатки маленьких лап тянулись за ним следом, что было совсем некстати. Технически, он был в бегах, и ему, вероятно, не стоило красть чью-то собаку. Он слышал от Уилбура, что Фонду нравилось забирать вещи. И не было похоже, что у него могло найтись такое безопасное место, куда бы он мог пристроить щенка. И кроме того, что если человек донесет на него властям? Это, конечно, было бы очень грубо с его стороны, сделай он так. Никто бы ему, разумеется, не поверил, но все же. У̶͙̊б̸̛̩̇е̵̢̛͎͠й̶̝͂ с̷̹͑ͅв̷̢̀и̷͙́д̴̙͋е̷͉͒т̸̞̝̏̔е̷̼͉́̍л̷̥̇я̶̌ͅ? - предложили голоса. Нет, как и Томми, это, вероятно, только травмировало бы собаку. На этот раз у него была возможность не убивать кого-то, и это был выбор, так редко доступный ему. Клинок никогда не контролировал подобные вещи. В этом чувствовалась какая-то новизна, уникальная и манящая. Он поднял маленького пушистого щенка и подошел к туристу, посадив питомца на землю. «Стоять», - скомандовал он, резко взмахнув фалангой. Песель проследил за жестом, задорно подняв голову. Клинку удалось пройти всего несколько метров, прежде чем он понял, что Флуф снова шел за ним. «Твоя собака не очень хорошо выполняет команды», - сообщил он туристу, снова подбирая болонку. «Ну. З-знаешь, как оно б-бывает», - произнес парень рассеянным голосом. «Вообще-то нет, не знаю», - ответил Клинок, ожидая реакции человека. Парень почти пискнул. «З-значит, т-тебе бл-ближе кошки?» Кабан бросил пристальный взгляд, и человек сглотнул. «Вообще-то, я ближе к свиньям», - хмыкнул он, взмахом руки указывая на свое тело. На середине жеста он понял, что все еще держал Флуфа. Пес, похоже, не возражал против резких движений, но все же... Ой. Клинок протянул щенка человеку, чтобы тот забрал его. Потребовалось немного времени, чтобы турист понял, что от него хотели, но вскоре пушистый белый комочек ворочался у него в руках. Путник собрался с духом, прежде чем задать еще один вопрос. «Тебе нужна карта? Ии-ли вода? В-вообще-то без воды нельзя ходить в походы... это опасно. Или в одиночку, поэтому я и взял с собой Флуфа. А вдруг там горный лев?» Слова вылетали из уст, переходя в бормотание. «Я могу справиться с горным львом». Это даже не обсуждалось. Он никогда не проигрывал, и точка. «В это время года они становятся довольно оп-пасными...» - замялся турист. «Могу я дать тебе хотя бы карту? У м-меня всегда есть запасная, потому что я б-боюсь ее потерять». Турист был странным. Он казался каким-то нервным, но при этом не только пытался завязать беседу, но и предлагал реальную помощь. Не так уж часто Клинок встречал людей, которые не вели бы себя как полные придурки. Э̴̬̓т̶̭͐о̸͇̽ у̴͉͊л̴̬̍о̸̭͂в̸̡͆к̴̟̾а̵̲̌ - прошептал ему кто-то из голосов. Ну и что с того, даже если и так? Что такого могло случиться? Это был лишь вопрос времени, когда Фонд его захватит. Можно было и посмотреть, что из этого выйдет. Пусть это будет ошибкой, но, по крайней мере, это будет его выбор. Голоса зарычали на него. «Конечно». Путник попытался переложить Флуфа в одну руку, а затем сдался и отпустил гиперактивного щенка. Флуф тут же бросился к Клинку, прыгая вокруг его ног, пока хозяин искал в рюкзаке карту. Человек неуверенно передал брошюру, и клыкастый титан прищурился на нее, повернув голову в сторону. Когда это не помогло, он вытянул бумагу перед собой. Дурацкая слепая зона. «Еще бы я мог это прочитать», - пожаловался он человеку, который неловко помялся на месте. «Ты... т-ты не умеешь читать?» «У меня степень по лингвистике, большое спасибо». «А как... какой университет?» Ну, не обязательно было так удивляться, - ворчливо заметил кабан. «Онлайн-курс. Если бы только у меня были очки...» Это была одна из первых вещей, которой лишил его Фонд, наряду с его свободой (к сожалению) и студенческим долгом (к счастью; пусть он и не собирался его выплачивать). Красть очки было не очень-то красиво с их стороны. Свиные глаза не отличались хорошим зрением. Во время боя панорамный обзор был бесценен, но для таких вещей, как возможность видеть прямо перед своим рылом… это было весьма неудобно. «Близорукость?» «Наоборот, я только вдали хорошо и вижу». «О! Т-тогда обязательно нужно идти по Утесной Тропе! Оттуда открывается ч-чудный вид. Ты з-здесь на отдыхе?» «Нет, я здесь в бегах. Но не прочь увидеть горы, звучит неплохо. Веди». Путник полностью ожил и начал спускаться по тропинке, Клинок с Флуфом последовали за ним, однако вскоре они шли почти вровень. «Значит, ты преступник?» «Ага, угадал. За мной гоняться из-за неуплаты налогов. Американское правительство просто на дух меня не переносит». Тело человека покинуло напряжение, и его плечи расслабились. «Серьезно?» «Ну, еще из-за убийств». Ага, как он и предполагал, спина незнакомца тут же выпрямилась, и парень встал как вкопанный, остановившись прямо посреди тропинки. Клинок случайно наткнулся на маленького человека, который слегка ойкнул в ответ. Быть дальнозорким - отстой. Кроткое «Серьезно?», прозвучавшее во второй раз, больше походило на писк. «Это была самозащита», - объяснил он. Что было... в основном правдой. Парень, похоже, не поверил ему, но ничего не сказал. В конце концов, его мнение мало что значило. Солнечный свет пробивался сквозь деревья, что тщетно заслоняли его лучи. Тени под троицей становились все глубже, пока они пробирались к вершинам гор, самая высокая из которых сияла янтарным наконечником. Путник был прав: вид с горы был волшебным. Все вокруг простиралось на огромные мили, необъятная Земля утопала в собственном великолепии. Он и забыл, каким огромным мог быть мир за стенами маленькой белой камеры. Клинок и человек сидели вместе, свесив через край копыта и ноги (соответственно). В метре позади них находилось ограждение, но оба игнорировали его предупреждающие знаки. Такую красоту можно было лицезреть только будучи свободным. Клыкастый титан удерживал Флуфа, чтобы тот не наделал глупостей и не свалился. Б̶̠͘р̵̤́о̷̙̅с̷̘̕ь̵̪͐ е̶̰̅г̶̧͙̣̋̑о̶̡̯̖̩͆͝, - командовали голоса. Он мог видеть траекторию, необходимую для достижения максимального расстояния. Труп мохнатой куклы, некогда бывший собакой, будет лежать белым пятном у подножья гор. Он сопротивлялся порыву. Солнце опустилось за горизонт, и небо полыхало всевозможной палитрой; алый и золотой заиграли последними фанфарами, прежде чем уступить место глубокой, созерцательной бирюзе и, наконец, черному. Звезды освещали небо, сияя, словно бриллианты и обещания. Клинок глубоко вдохнул, и его легкие наполнились ароматом хвои, земли и жизни. Ветер трепал его гриву, имея достаточно воли из-за отсутствия препятствий так высоко в небе. Ему будет этого не хватать. Тяга неуклонно росла, обещая конфликт и кровопролитие. Но он еще мог какое-то время сопротивляться зову. Томми еще мог продержаться. Голоса подхватили эту мысль, в равной степени стыдя и подбадривая его. Он и незнакомец сидели в тишине, не обращая внимания на ветер и ночное время. Цикады жужжали, совы звали в темноте. Кабан-великан всматривался в созвездия. Он не мог вспомнить ни одного из их названий. Возможно, время, проведенное в Фонде, стерло эти знания, но, возможно, он просто никогда не утруждал себя их изучением. Флуф ворочился в его руках, и Клинок провел копытами по его кудрям. «Мне будет этого не хватать», - сказал он в тишине. Свежего ветра, белого света, ярких звезд. Он чувствовал, как росло напряжение, мольба о помощи вырывалась наружу, перекрывая голоса, вместе с тем, как он терял контроль. Они сливались, границы становились все тоньше. «Не хватать?» - мягко спросил человек. «Свободы». «О, точно. Тебя же преследуют. З-за то, что ты к-кого-то убил, верно?» «За то, что я существую». Острое чувство кольнуло в груди. Должно быть, это было что-то срочное. Он передал Флуфа на руки человеку, осторожно почесав за висячими ушами маленькую собачку. Клинок встал, слегка потягиваясь. Момент умиротворения был приятным, но скоро его сменит пульсирующий адреналин, и он хотел быть готовым. Голос ребенка заглушал все остальные. Оставалось недолго. Последний вдох, последний тоскливый взгляд на горы. Ночь была темной и безмятежной, до того момента, когда она перестала быть таковой. Вокруг Клинка начали расходиться красные линии, что стали складываться в рунический круг. Свет лился из тех мест, где каждая рваная трещина рассекала ткань пространства. «Приятно было поболтать», - проговорил Клинок, когда круг под кабаном завершился, и начала подниматься завеса. «С-спасибо», - заикаясь, произнес турист. «Хэ?» Занавес багрового света выстрелил вверх неровными полосами, озарив небо вспышкой, что достигла бы звезд над головой. «З-за то, что не убил меня». Глаза монстра и человека встретились в единственный раз, прежде чем рубиновые софиты слишком сильно исказились, отбросив причудливые тени. Флуф начал бешено лаять, силуэты стали едва различимы. Кабан оскалился в ухмылке. «Пустяки, забей. Я серьезно, не болтай об этом. Никто тебе не поверит». И когда Клинок растворился в луче света, насильно перемещенный одним лишь желанием того, кто заботился о своей безопасности больше, чем о законах пространства и времени, эхо собачьего лая и мягкой усмешки человека просочилось через портал вместе с ним.***
Клинок не обижался на Томми, или по крайней мере старался. Иногда это было трудно, когда вместо сладкого аромата внешнего мира он мог ощущать только запах химического воздуха, когда настоящий оттенок неба с трудом вспоминался, или когда он забывал, как расположены звезды. Сбежать было легко, но Фонд всегда мог вернуть его обратно. Словно карминовые когти, вонзившиеся глубоко в спину, они вгрызались ему в плоть, острые, как иглы. Он нечасто сбегал. Клинок прекрасно знал цену эфемерному побегу. Но он подозревал, что манящий зов о свободе всегда будет его терзать, и он не мог игнорировать его вечно. Голоса нужно было успокоить. Клинок хотел спасти себя и своих друзей, но по своей сути его отчаянное желание бежать было вызвано неспособностью долго оставаться запертым в белых стенах и собственном черепе. Когда свет померк, Клинок снова оказался в своей камере. Перед ним стояли десятки охранников, вооруженных до зубов. За исключением того, кто душил Томми одними руками. Остальные не спешили отвлекать коллегу, когда Томми, словно алая бабочка, распластался под тяжестью мужчины, а руки в перчатках отчаянно царапали нападавшего. Борьба замедлялась, силы иссякали от недостатка кислорода, пока охранник с почти скучающим видом не ослабил хватку настолько, чтобы мальчик снова мог дышать. Томми жадно втягивал воздух до тех пор, пока охранник не возобновил удушающий захват, кислород был ограничен, и цикл продолжился. Глаза Томми бешено метались по комнате, все еще ярко горя цветом красных рун, что потихоньку начинали тускнеть. Его глаза остановились на Клинке, но во взгляде не было узнавания. И пусть Клинку самому часто хотелось свернуть пацану шею, это не означало, что он позволит кому-то другому попытаться. Он схватил охранника за голову. Мужчина тут же отпустил Томми, вместо этого решив замахнуться на Клинка. Что ж. Это выглядело как хорошее приглашение к драке. Бог Крови потянул мужчину прочь от Томми, подняв его так, что ноги остались болтаться в воздухе. Возникло сильное искушение пошутить на тему "Звездных войн" ("смотри не задохнись от своих амбиций"), но он воздержался. К тому же, раз уж речь зашла о Звездных войнах, появилась еще одна трилогия! Подумать только! Однако он успел посмотреть только первую половину, прежде чем вернулся владелец дома, в который он вломился за бесплатным Netflix. Честно говоря, он подзабыл Звездные войны сильнее, чем думал. В фильмах не было особого смысла, но спецэффекты значительно улучшились с момента его последнего побега. Ох. Он отвлекся. На чем он остановился? Ах да. Условие победы было таковым: спасти Томми. Он бросил охранника, как тряпичную куклу, на добрых десять метров в ближайшую стену, услышав удовлетворяющий звук ломающихся ребер, треск костей, пронзающих легкие, и последний рваный вздох человека. Бог Крови издал глубокий смешок, звук повис в воздухе, изливаясь злобой в каждой ноте. «Кто следующий?» Его голос прозвучал как раскат грома, предвещавший неумолимую бурю. Один из охранников напал на него сзади, вероятно, полагая, что был в безопасности, находясь в слепой зоне. Как оказалось, ошибочно. После этого атаки стали более координированными, что было хорошо, потому что нападать по одному было излюбленной тактикой для шаблонных боевиков, что, честно говоря, делало конфликт гораздо менее интересным. Бог Крови перехватил первый удар, с размаху поразив двух охранников, чтобы ногой пробить грудь третьему. Оружейный огонь полился дождем, тело задергалось в судорогах рикошета, когда шквал пуль обрушился на кабана. Громко пыхтя, он опустился на четвереньки и бросился к группе охранников у края комнаты. От удара их тела хрустнули, сплющенные между массивными мышцами и стеной. Брызнула яркая алая кровь, создав резкий контраст с холодной белизной помещения. Была одна хорошая вещь в призывах Томми: они всегда обещали битву, которой он мог наслаждаться. Он нечасто становился Богом Крови, но если они мучили ребенка... что ж, он был не против повырывать их сердца. Вместе, Клинок и Бог Крови, несли смерть по праву своего рождения, и о, как они были великолепны. Схваченные пули мало сказывались на нем, но Фонд отчаянно продолжал использовать огнестрел, предпочитая создавать видимость безопасности для людей с пушками, как и держать загребущие руки Бога Крови подальше от арсенала мертвых солдат. Точнее, загребущие копыта. Фаланги были слишком велики, чтобы поместиться в спусковую скобу, что делало стрелковое оружие бесполезным для него. Конечно, копыта компенсировали это своей массивностью, силой и остротой, как у... ну… клинка. Вау. 10/10 за внутренний монолог, - с сарказмом подумал Клинок. Голоса снова захлестнули его. Это была самая легкая часть. Кружить среди безликих врагов, сокрушая сердца и удовлетворяя голоса. Его душа пела гимн битвы, огня и победы. Песнь взывала ко вселенной, требуя успеха, пока мир не прогнется и не уступит его триумфу. Траектории врага были как перед глазами: он знал, куда побежит тот или иной охранник, еще до того, как это увидит; он знал исход битвы. Он победит, но, опять же, он всегда побеждал. Охранники изрядно поредели в строю, пока (с хрустом хрупкой шеи) не остался только один. Женщина сощурила глаза, нацелив пистолет ему в голову, несмотря на постоянные доказательства бестолковости попытки. На самом деле тело кабана было усеяно многочисленными пулевыми отверстиями, что пестрели потемневшими ямами, которыми были изрыты толстые мышцы. Но его это не особо заботило. Враг держал оружие наготове, пока Клинок мерно шагал вперед. Пуля вонзилась ему в грудь, оттолкнув его чуть назад. Пистолет выпускал патрон за патроном, ничего не добиваясь, пока охранница вдруг не повернулась и не направила дуло на голову Томми. Клинок приостановился, и она улучила в этом возможность, подбежав к мальчику и выставив его перед собой, как щит, задержав пистолет у виска. Возможности множились по мере их использования, и теперь, каким бы ни был ее план, она располагала большим числом вариантов, помимо мгновенной смерти. Впрочем, Бога Крови это вполне устраивало. Ее поражение могло затягиваться сколько угодно, но это был гарантированный факт. Она могла добавлять в свои песочные часы столько песчинок, сколько хотела; в конце концов Бог Крови разобьет ее эфемерные часы, лишив песка, крови и жизни. «Я застрелю Таумиэля. Не испытывай меня», - прошипела охранница. Глаза Томми все еще смотрели расфокусированным взглядом, охваченные паникой. Мальчик едва стоял, обмякший в ее руках. Глаза обрамляли глубокие кольца, широкие, как у совы. Ах. Недостаток сна. Повышенная тревожность и паранойя. Постоянная опасность и усталость в конце концов довели его. Томми что-то бормотал про себя, но так бывало во время призывов. Полуслышимые заверения то появлялись, то исчезали из звукового сопровождения, вероятно, чередуясь с внутренними мыслями, которые даже острый слух Бога Крови не мог уловить. Доходя до конца, мантра начиналась по новой. «Чего же ты хочешь?» - с любопытством спросил Бог Крови. Жажда крови медленно утихала, готовая разгореться в любой момент. Смерть могла быть терпеливой. Торопить неизбежное не было нужды. «Я собираюсь медленно выйти из комнаты, забрав с собой этого монстра. Ты останешься здесь, наедине с телами мертвых людей, и будешь гнить в этой камере до конца своих дней. Понятно?» Бог Крови задумался. «Мы еще не закончили битву. Ты не можешь уйти». Условия победы не были выполнены. «Никто еще не объявил о своей победе». «Тогда я победила», - с вызовом заявила она. Бог Крови обдумал ее слова. «Два вопроса, прежде чем мы завершим сей поединок». Бог Крови оценивающе оглядел развернувшуюся сцену. Хромой Томми, не реагирующий на окружающий мир. Беззащитный. Резко контрастирующие синяки, что соединялись в фиолетовое кольцо на его шее. Холодные глаза женщины, врага. Мерцание флуоресцентного света на металлическом стволе, что прижимался к алой коже мальчика, сминая светлые волосы под дулом. «И какой же?» - огрызнулась она. «Ты действительно собираешься убить ребенка?» «Я собираюсь убить монстра», - едко выплюнул враг. «Хорошо, понятно. Я могу уважать того, кто держит свое слово». Похоже, нравоучение было не самым подходящим способом. Что ж. Это редко когда срабатывало, но он хотя бы попытался. «Тогда. Второй вопрос...» Бог Крови обнажил зубы в резком подобии улыбки - выражение, не сулящее ни доброты, ни милосердия в мире природы. В гордо выставленных клыках читалось ясное намерение. Ему не терпелось разорвать горло своего врага, но пока что он довольствовался словесным поединком. «Что произойдет, когда он умрет?» Страх закрался в сердце женщины. Плечи напряглись, лицо стало серьезнее, палец на спусковом крючке чуть сжался. Бог Крови уверенно двинулся к ней, сократив расстояние в два шага. Она купилась на его блеф. Палец нажал спусковой крючок. Один раз. Два раза. Отдача резко заглохла. В конце концов, отдача равнялась силе вылета свинца из патронника, и ни один из выстрелов не закончился попаданием пули в голову Томми. Бог Крови не желал лишаться Томми. Бог Крови не желал проигрывать, и точка. А Вселенная, конечно же, была обязана. Он полагал, что если бы у нее было достаточно времени, она бы выстрелила и в третий раз, но два клыка, которые вонзились в ее грудь и залились липкой кровью, когда они вышли через ее спину, пресекли эту попытку. Врагов не осталось. Он снова оказался в ловушке стен толщиной в метры, в самом сердце Фондовского лабиринта. Бог Крови отступил назад в бурное море голосов, успокоившись на время. По темному берегу тянулись кровавые следы, кровь изливалась в морскую глубь, питая ее обитателей. И вот, в какой-то момент Клинок остался со своим другом, убитыми врагами и... о ужас. Это что, труп висит на его бивнях??? О, Боже, это была ошибка. Ее труп застрял там довольно глубоко, и в итоге ему пришлось неловко выворачиваться, пытаясь спихнуть ее с клыков. Сууууупер неловко. В его голове это выглядело круто, но на деле картинка оказалась очень противной. Кабан-великан вытер с глаз липкое месиво, издав ноющий звук при виде заляпанных кровью клыков. Все голоса в его голове теперь издевались над ним. Просто ХУДШИЙ опыт из всех. Клинок взглянул на Томми, который свалился там, где его уронил охранник, лежа в свернутом клубке. Боров опустился на колени рядом с мальчиком, который все продолжал напевать свои мантры. Он притянул ладонь парня к себе, и прикосновение к багровому цвету всколыхнуло в сознании множество криков о кровавой расправе. Его это не беспокоило, да и в целом никогда не имело особого эффекта. Томми отдернул руку к груди, но Клинок ухватился за нее, на этот раз покрепче, обхватив запястье мальчика своими копытными фалангами, как большими пальцами. Томми заскулил. «Мне нужно снять с тебя эти штуки, не дергайся», - попытался объяснить он мальчику. Предыдущий опыт с таким его состоянием позволял борову понять, что Томми не мог его слышать или, возможно, просто не воспринимал его слова, но он надеялся, что его успокаивающий голос мог сработать. Ну. Его обычный голос. Звучал он вечно монотонно и грубо, однако Клинок ничего не мог с этим поделать. Но даже если Томми и узнал грохочущий голос Клинка, он не ответил, продолжая жалкие попытки освободить руку. Клинок осторожно использовал острое, забрызганное кровью копыто, чтобы разрезать тонкую резиновую перчатку. Он быстро взял вторую руку и повторил процедуру. Томми перестал шептать, дыхание по-прежнему колебалось, но замедлилось до разумного предела. Медленно, но верно его глаза снова стали голубыми. Внезапно они сфокусировались, зацепившись за взгляд Клинка. Это были усталые глаза, отягощенные не только темными кругами под ними, но и событиями последних нескольких дней. «П-привет», - прохрипел Томми, ухмылка была слабой, но выраженной, выказывающей благодарность в натянутых складках. Его голос ломался в паре местах, вероятно, из-за поврежденной гортани. «Ты помнишь собак?» - спросил Клинок, приступая к единственному отвлекающему маневру, который он мог придумать. Он хотел рассказать Томми, какой цвет был у неба на закате, каким мог быть диалог с человеком, не испорченным Фондом. Он хотел рассказать ему, на что был похож внешний мир, но он был трусом, жадно хранящим впечатления для самого себя, словно сам факт обмена опытом мог стереть величие и всеобъемлющий дух свободы. Томми промычал. «У меня их две». «Большие или маленькие?» «Огромные. Прям...» - кашель прервал его, отчего затряслась маленькая грудь. «Прям как я». «Ну, представь себе маленькую собачку». Томми кивнул. «Маленький белый клубок меха. Шерсть вся кудрявая». «Может лучше рыжая?» «Она белая», - повторил Клинок. «Хочу, чтоб была рыжая». Клинок вздохнул. «Раз ты так настаиваешь. Но знай, что на самом деле она белая». «Какая она?» - спросил Томми, опустив глаза. Клинок с удовольствием отметил, как багрянец, сочившийся из плоти ребенка, начал опускаться вниз по шее, спрятавшись за воротник больничного халата. «Громкая. Постоянно лает, требуя к себе внимания, и имеет больше храбрости, чем может себе позволить. Она маленькая, но ведет себя так, будто она намного больше, чем есть на самом деле». Попробовав открыть затуманенные глаза, Томми посмотрел на него. «Это что, метафора, Мистер "Я окончил универ с отличием"?» «Нет. Заткнись. Ты думаешь, я что-то с этого имею? Тебе повезло, что ты даже школы не окончил, и тебе не пришлось платить за учебу». Рубин отступил назад к его рукам, остатки стекали вниз, окрашивая ноги и одежду мальчика, собираясь у его ног. Кожа оставалась слегка розоватой от пигмента, а участок видимой кожи все рос, начиная от бицепса к локтю, затем к предплечью, пока наконец не достиг устойчивого уровня чуть выше запястий подростка. Он вспомнил, что задолго до того, как их всех поймали, краска едва покрывала кончики пальцев Томми. Он не думал, что она когда-нибудь снова окажется на таком низком уровне, но это было, по крайней мере, терпимое состояние. Клинок втайне радовался, что ему удалось успокоить парня. На самом деле он не был... большим специалистом по части утешений. Со временем он научился, но это не делало задачу менее сложной. «...М̶̨̰̞̹̭͐̌̒̏̐а̷̝̖̼̄̂ф̷̤̇͛ф̷͓͍͐́̿̓̿и̸̜̔͒̊н̷͖̗̝͊...да…еще окончу...» Томми запнулся, и предложение так и не было завершено, когда сон настиг его в сидячем положении. Клинок осторожно уложил его на мягкий пол, на случай, если Томми свалится и как-нибудь поранится. Он не хотел, чтобы это случилось с ребенком. Он все еще помнил первый раз. Его унесло прочь от гор и безопасности, когда рубиновый свет померк, обнажив бесплодные белые стены. В палате находилось трое. На Томми был больничный халат голубого цвета, если не считать темных багровых пятен. Халат был распахнут на груди, пунктирной линией обозначались запланированные хирургические разрезы, хотя маркер почти терялся на алой коже Томми. Разрез шел через сердце, сползая вниз по груди под складки пунцовой ткани. Его руки были в зажимах - тугих металлических скобах, которые удерживали его на операционном столе. Запястья и лодыжки были натерты от попытки выбраться. Вокруг него на металлическом столе растекался багрянец, переливаясь через край водопадом. Врач был одет в защитный костюм, что полностью изолировал от до смешного яркого пигмента мальчика. В стороне лежало несколько использованных инструментов, испачканных кровью или Красным (не то чтобы их можно было различить), а рука в перчатке сжимала остро заточенный скальпель. Рядом стоял ученый в лабораторном халате и с голодным выражением лица, глаза блестели от возбуждения, когда красный круг полностью угас. Он быстро сделал новые заметки. А потом кровь полилась рекой. Клинок даже не озаботился о том, чтобы дать им право атаковать первыми. Они связали ребенка, прежде чем подвергнуть его вивисекции. В таком поединке не будет чести. Он видел красные пятна, но, опять же, в этом не было ничего необычного. Бог Крови вырвал скальпель у врача, лишив его и руки, чтобы потом отбросить оба предмета в сторону. Лезвие врезалось в мягкие стены. Рука - нет. Добив хирурга, он сделал разворот и резким ударом сбил ученого с ног. Копыто пробило грудь, положив конец сражению. Клинок опустился на колени перед своим другом, быстро разорвав зажимы. Он несколько раз позвал его по имени (и впервые за месяц Томми услышал собственное имя, не то чтобы Клинок мог знать об этом), и парень откликнулся, тут же потянувшись к своему спасителю, запустив алые руки в мягкий мех. Его хватка была крепкой, мальчик жаждал прикосновений. Кабан не ответил на объятия, потому что... да ладно, они не были такими уж большими друзьями, просто это было очень неловко и слишком рано. Благодарность, что лилась без остановки из подростка, заставляла чувствовать себя некомфортно. К тому моменту он всего два раза спасал мальчику жизнь, и это не было чем-то особенным. Да и не должно было быть. Он неловко похлопал Томми по спине, наблюдая, как багрянец медленно исчезал. Ну. Не весь. На его руках остались острые хирургические линии, часть кожи на бицепсе отсутствовала. Неглубокая рана в форме буквы "Y" рассекала его туловище, проходя по центру живота и груди. В минуты раздумий Клинок решил, что их единственной ошибкой была попытка отыскать Уилбура. В Фонде еще не был разработан протокол на случай их побега, и если бы они выбрались, у них бы все получилось. Они заблудились, поглощенные лабиринтом Фонда, пока бежали. В битве и жажде крови Томми был снова захвачен, пока Бог Крови находился в самом разгаре сражения. Не зная, куда подевался Томми, Клинок с боем вернулся в первоначальную камеру, только чтобы найти ее пустой. Они могли бы сбежать, если бы не пытались. Они могли бы найти Филзу, который в то время был еще на свободе, и с новыми силами отправиться за спасением друга. Поэтому он выбрался один. Все, что ему было нужно, это добраться до Фила, тогда у них было бы достаточно сил, чтобы вернуться и найти всех. Он добрался до Канады. План Клинка не был тверд: в основном он пытался пройти через Берингов пролив, чтобы перебраться на другой материк и разыскать Фила. Он даже не был уверен, где именно в Евразии они расстались, но это была его единственная надежда. Но потом он снова услышал крик Томми, эхом отдававшийся в его черепе. Зов о помощи. О Боге Крови. Багровое свечение снова потускнело. Камера с мощными стенами. Около сотни охранников. Томми, захлебывающийся в воде. А потом кровь, стрельба и победа. (Томми не смог поблагодарить его в тот раз из-за легких, потревоженных водой). Тогда он понял, что побег был невозможен. Он мог уйти, когда захочет, но в конце концов его всегда настигали. И вот однажды Филза явился к нему в камеру, одетый в человечность и больничный халат. По мере того, как Зилант объяснял условия Завета, настрой Клинка становился все хуже и хуже. Позже он заставил Филзу поклясться, что если Клинок сможет сбежать достаточно надолго, чтобы помешать выполнению контракта, то он разорвет его, и они вдвоем спасут остальных. Какое-то время это было его мотивацией. Разорвать контракт. Он полагал, что визиты происходили примерно раз в месяц, и если он сможет правильно подобрать момент, чтобы у них не было достаточно времени, чтобы вернуть его... однако это никогда не срабатывало. Со временем побеги становились все более продолжительными, так как Томми привыкал к тому, как его жизнь подвергали угрозам. От нескольких часов до нескольких дней. Он все так же ломался, но на это уходило больше времени. И разве это не чудесная мысль, что шестнадцатилетний подросток научился сопротивляться пыткам благодаря его стараниям? Но по большому счету Клинок бежал даже не для того, чтобы разорвать условия контракта. Ему просто нужно было выходить на свободу, когда он был не в силах сделать еще круг по своей крошечной проклятой камере. Белые стены внезапно смыкались над ним, голоса кричали так, что заглушали любые мысли. Он сбегал, но его снова возвращали, и эти голубые глаза, полные благодарности, разъедали его, как кислота. Трудно было не обижаться на Томми, но у него получалось. Парень не был виноват, даже если он был той единственной цепью, что сковывала Клинка, привязывая к Фонду тяжким грузом, неподъемным даже для него. Единственным верным способом предотвратить если не его побег, то его свободу. (Он не знал, как Фил мог выдержать вес их троих, не говоря уже о том, чтобы самому создать эти цепи. Что-то скручивалось в его нутре каждый раз, когда он думал о свободе, которой он лишил Фила, став его Собранным). На самом деле это было жестоко по отношению к ним обоим. Кабан-великан мог ощущать свободу, но только в малых дозах. Как маленькая спичка, что постоянно вспыхивала против темноты и холода, чтобы неизбежно потухнуть вновь. Может быть, лучше было бы никогда не зажигать ее снова. Для Томми желанные минуты блаженства Клинка всегда приводили к тому, что Фонд отчаянно использовал любые средства, дабы вызвать ужас в мальчике, достаточный для того, чтобы призвать Бога Крови. А Томми даже не знал. Фонд никогда бы не признался, что не смог удержать заключенного, закованного в цепи. Томми знал только, что Фонд решил снова сломать его по своим неведомым причинам, а потом его спас Клинок, как настоящий герой. Избавил его от пыток, которые сам же в тайне и вызвал. Клыкастый титан знал, что никогда не сможет утолить жажду побега, эта потребность выскребала его душу изнутри, как грызущий голод. Но ближе всего к тому, чтобы сдаться, он был, когда смотрел в эти усталые голубые глаза - глаза, которые видели в нем спасителя, бога. Томми смотрел на него с благоговением, с благодарностью. В глазах Томми Клинок стоял высоко и гордо, непоколебимый и праведный. И он никогда не чувствовал себя таким маленьким, как в эти самые моменты. Ему хотелось разрушить этот фальшивый пьедестал, на который его воздвигли, крикнуть, что он ложный бог. Но сделать так означало потерпеть неудачу. Потерять Томми, бесповоротно и точно, как если бы пуля пробила ему череп, потому что если мальчик узнает, он наверняка возненавидит его, и, конечно, он имел на то право. Сказать правду - значит признать свое поражение. И Бог Крови отказался.