— Захожу в гостиную, а мой прекрасный старинный диван залит кровью! — Это который красный? — Ну, теперь он красный, да! ("Реальные упыри")
I
Лионелю было скучно. Вообще, скука одна из основных проблем всех, кто живет слишком долго. Мир, конечно, меняется, но слишком медленно, чтобы чем-то удивить... Последняя война вампиров и людей отгремела почти четыреста лет назад, утащив за собой не меньше половины старых вампирских семей и неплохо проредив людей, недовольных близким соседством с кровососущими созданиями. Итогом долгого противостояния стал Золотой договор, регламентирующий кто на кого и когда теперь охотится. Люди успокоились быстро. Сменилась пара поколений и вот уже большинство толком не помнит, что там в древние времена не поделили соседи. Да и неинтересно уже никому. Иногда скоротечность человеческой жизни и гибкость их ума вызывали жгучую зависть. Вампирам, живущим многие столетия, сладость забытья была недоступна: они помнили всё. И великую войну не забыл ни один выживший. Как оказалось позднее, среди людей тоже нашлись те, кому очень хотелось завершить начатое и избавиться от кровопийц навсегда. Так о чем же он? Ах да, о скуке. После войны вампиры сочли за лучшее рассеяться среди людей, игра в подражание смертным быстро вошла в моду и интерес к ней не ослабевал. Особо прогрессивная молодёжь даже, по слухам, уже заменяла гробы на кровати с плотными пологами. Неслыханная глупость! Гроб хотя бы найти и открыть нужно чтобы добраться до спящего вампира, а тут убери ткань тихонько и убивай свою добычу. Но ладно, мода изменчива, а память недоверчива. Лионель надеялся, что пройдет и это. Каких-то лет двести назад все спали в склепах и вообще под землей. Хлопотно, но надёжно. Лионель повертел в пальцах пустой бокал. Вот ещё одна выдумка: сцеживать кровь из тела и наливать в посуду. Зачем? Никакого азарта, никакого восторга, никакой конвульсивно дергающиеся от страха и экстаза одновременно жертвы. И остывает слишком быстро. Кровь. Да и тело тоже, в общем-то. А пришли эти новые веяния вместе с обращенными вампирами. Они всё равно остаются слишком людьми, до полного изменения и тела и разума проходит слишком много времени, чтобы оставить сразу старые привычки и связи. Лионелю, как вампиру урожденному, человеческий коктейль эмоций был непонятен и неприятен. И, как полагал он сам, не особо нужен. Чего только не выдумывают эти новообращенные! Один такой на потеху всем обратил маленькую девочку. Девочка оказалась не глупой, быстро вошла во вкус но, как и все дети, не могла себя контролировать. Лионель видел тот анатомический театр из женских тел, что она собрала. Зрелище было впечатляющим и красивым в своем горе о несбыточной мечте: изменившиеся уже никогда не вырастают и сходят от этого с ума. Девочку, конечно, умертвили. А вот создатель её всё ещё где-то обретался. Тот редкий случай, когда непопулярным сейчас охотникам на вампиров был дан полный карт-бланш на поимку идиота. Периодически общество колыхалось и обсуждало сплетни, но эта история была последняя, что как-то смогла его заинтересовать. С хандрой нужно было всё же что-то делать. Самое лучшее — кого-нибудь убить.II
Оллария слишком спокойный для столицы город. Ну убьют кого-то или ограбят в старых кварталах, дворяне мелкие на дуэли подерутся... Ничего интересного, всё как везде. Иначе говоря, чтобы на кого-то поохотиться, приходилось прикладывать немало усилий: просто так схватить человека на улице давно уже не практиковалось. Проблем потом не оберешься, да и не верил никто и никогда, что вампиры не выпивают своих жертв до смерти. Чаще всего, люди сами добивали укушенных из страха, что те тоже обратятся в подобие упырей. Удачная когда-то получилась шутка. Запах смерти на улице был настолько плотным, что воздух, казалось, можно потрогать: ненависть, азарт и страх неизвестных, сплелись с душным кровяным следом. И это было близко к тому, чтобы стать любопытным: редко когда сейчас с таким упоением люди режут друг друга… Дом, буквально вымазанный в крови, нашелся быстро. Распахнутые двери, звон оружия, громкие голоса. Наемники, развлекающиеся со своей жертвой — идеальная встреча. Рокэ Алва умирал. Не то чтобы ему это нравилось, но, плавая в луже собственной крови, других вариантов как-то не находилось. Всё, что ему оставалось, это ощущение липкого ворса ковра под щекой и гул довольных голосов на первом этаже. Как же красиво его подставили! И каким же он был глупцом, что поверил! Да что теперь. Голоса внизу превратились в вопли ужаса и почти сразу стихли. Кто-то поднимался по лестнице, шёл по коридору… Вот вошёл в зал. Ковёр мерзко хлюпнул под чужими шагами: человек приблизился. Против света и снизу вверх Рокэ было видно только нечеткий силуэт: темную одежду и светлые волосы. Кто это вообще? А впрочем, какая разница, кто его добьет. Неизвестный присел рядом и бесцеремонно сунул палец в одну из ран на спине Рокэ. Алва дернулся. Лионель облизнул пальцы. Кровь у лежащего на полу человека на вкус была странная. Будто его долго и планомерно травили, но не довели дело до конца. Надоело ждать и решили убить побыстрее? Или нет, что-то Лионель такое слышал, про то, как люди могут приучиться к ядам, чтобы их сложнее было отравить по-настоящему. Но шли подобным путём единицы и большинство из них успешно самоубивались в самом начале. А занимался этим совсем недавно… Ну точно, Алваро Алва! Вампирами Алва не были никогда и любое общение с коротко живущими герцогами каждый раз начиналось как впервые — очень скучно. Так, а если травил своих детей Алва, то какова вероятность, что это его сын? Кажется, там кто-то из живых ещё остался. И Лионель перевернул Рокэ на спину, проверяя догадку. Когда перед глазами рассеялась мутная пелена от боли в потревоженной спине, а в ушах перестал звенеть собственный вопль, Рокэ смог разглядеть неожиданного визитера. И почти узнать: это точно был кто-то из братьев Савиньяков. Рокэ приходилось бывать в их поместье вместе с отцом, но это было довольно давно, а голова напрочь отказывалась соображать и вспоминать. Вопреки расхожему мнению, вампиры не читают мысли, но очень хорошо ощущают чужие эмоции, складывая их в безошибочно-точный узор. И при желании имитируют. Рокэ — а Лионель, разумеется, не ошибся и это действительно был Алва, — его не боялся. Умирающий не боящийся смерти — редкое явление. Но ощущались только злость, желание отомстить убийцам, любопытство и что-то еще про любовь, вроде сожаления об утраченном. Удивительно красивая агония. И Лионель решил её продлить. Рокэ на губы упали капли крови и он, не задумываясь, слизнул их и проглотил. И даже успел удивиться столь странному угощению; вспомнил, что когда-то слышал о том, что именно так и становятся вампирами — выпив их крови. Ерунда, конечно… А потом к нему пришла боль, по сравнению с которой израненная спина так, просто зудящие царапины. Рокэ казалось, что он проглотил расплавленный свинец и жар раскаленного металла объял его целиком. Лионель придерживал бьющегося в припадке человека. Он очень давно не обращал никого. Но хорошо помнил, как это отвратительно выглядит со стороны и что ощущает умирающее и одновременно возрождающееся уже новое существо, разделяя с ним и ужас смерти и эйфорию новой жизни. Рокэ изогнулся под каким-то невероятным углом, запрокинул голову, открыв рот в немом крике. Зубы у него уже изменились: обычные человеческие стали острыми как у зверя. Что ж, пора. И Лионель поднес ближе руку со вскрытой веной, слегка поморщившись, когда на ней сомкнулись чужие клыки.III
Рокэ пил Кровь. Хорошую, черную. В смысле, не человеческую, а виноградную. Тьфу! Короче говоря, Рокэ пил вино. Много. Достаточно быстро он понял, что опьянеть теперь практически не может и откупоривал бутылки одну за другой уже просто так, чтобы не размышлять над произошедшим. Первое, что он сделал, начав снова воспринимать действительность — крепко поругался со своим непрошенным спасителем. И вот теперь вернулся домой — вампир его отпустил. Интересно, почему? Разверзшаяся перед ним бездна бессмертия завораживала пустотой и манила всеми чудовищами, что в ней спрятались. И он теперь был одним из них. Но отказываться от привычной жизни не хотелось. И Рокэ делать этого не собирался. Но легко сказать, а сделать сложнее. А было бы неплохо вызвать кого-то из этих на дуэль, размышлял Алва, проходя через анфиладу дворцовых комнат. Он слышал каждый шепот и шорох, чуял запах духов и мускуса, ощущал безотчетный животный страх находящихся вокруг людей. Их было много, он был один. Но они боялись, сами не зная — кого. Воображение сложило забавную картинку: раз уж он теперь не может умереть, то вполне можно в поединке нарочно раскрыться и дать себя ранить. О, какие были бы у всех лица, если б он не упал бездыханным, а даже не обратил внимания на смертельную рану, которая затянулась у всех на глазах! И сказал бы что-то вроде: "Ты не можешь меня убить: ведь я уже мёртв"... Кровь, темная и тягучая, капающая с лезвия шпаги на каменные плиты, представлялась ему так ярко, что от исполнения фантазии удерживало только тщеславие, да и то готово было сдаться голоду. Лионель развлекался. Эмиль, впрочем, тоже оценил эмоции Рокэ во дворце. Люди обычно не пытаются обратить в фарс и комедию обычное желание пообедать, а тут такие метания. Поневоле залюбуешься. — Надо было тебе ему сразу про мясо с кровью сказать. — Тогда не было бы сейчас так интересно. Но ты прав, пока он не убил кого-нибудь полезного, надо научить выбирать. Тот факт, что он не может умереть, Рокэ проверял опытным путем: успел попробовать и застрелиться и повеситься без особого результата. Отравиться не стал пытаться — вдруг получится? Выяснил в итоге, что ощутимо навредить ему может только солнце, рассветное и закатное особенно: в это время тело сковывало странное оцепенение, а свет обжигал, оставляя глубокие язвы. И голод от этих экспериментов туманил разум всё сильнее. Первую свою жертву Рокэ тоже запомнил. Лионель вовремя нашёл его и не дал натворить глупостей. Первым, кого Рокэ выпил, был один из тех, кто убил его в доме Эмильенны. Кровь ублюдка была хороша, настолько, что Рокэ забыл, как обещал себе остаться человеком. — Ты не человек, смирись уже. И никогда им снова не станешь. — И Лионель легко толкнул Рокэ в плечо. Тот не удержал равновесия и вывалился из окна спиной вперед. И растекся туманом по земле. Когда же ему удалось собраться в себя обратно, Лионель сидел на том же подоконнике и хохотал. А чувство сырого холода преследовало Алву ещё долго. В летучую мышь превратиться оказалось сложнее. А Лионель потом долго ругался, выбирая из волос труху и листья, посыпавшиеся на него с дерева, в ветвях которого неудачно запутался ещё не умеющий толком летать Рокэ. На самом деле, нарочно. И время понеслось вскачь, как необъезженный конь, вырвавшийся на свободу. Где-то там, на обочине этого бесконечного пути яркими пятнами мелькали и не запоминались дни, месяцы, а потом и года. И все они были слишком одинаковыми чтобы надолго вызвать интерес. Чтобы не заскучать окончательно, Рокэ стал дразнить охотников на вампиров. Его искренне веселил этот полумертвый орден, влачащий жалкое существование на задворках церкви. Что они могут вообще? Рокэ играл, подпуская людей всё ближе. И, разумеется, однажды попался.IV
Крепость Багерлее — стылый каменный мешок, воняющий крысами, содержимым выгребных ям и птичьим пометом. Казалось бы, какой замок остановит вампира? Стань туманом или зверем и вот она — твоя свобода. Рокэ, конечно, все это испробовал сразу. Пусть он никогда не признает вслух, что Лионель не зря его научил всей этой не раз выручавшей ерунде, но испытывал благодарность вполне искреннюю. Но люди оказались хитрее, чем можно было предположить: солнечный свет не сложно направить в одну точку с помощью линз и зеркал. И оно будет обжигать ещё лучше, не позволяя измениться и сбежать. Разумеется, упырь восстановится за ночь и только озлобится, и за следующую тоже, и так раз за разом — насколько хватит сил. А потом ожоги и язвы перестанут затягиваться и останется только подождать, прежде чем вытащить тварь на настоящий костер. Уж что-то, а ждать охотники научились. Всю эту тираду Рокэ выдал не кто иной как кардинал Сильвестр. Вот оно, значит, как. Друг семьи. Воистину, церковь многолика, как древнее чудовище. И в этот раз, похоже, смотрела она на него глазами змеи. Если бы кто-то сейчас видел беседующих братьев, то подумал бы, что смотрит на отражение: Эмиль шёл по полу, как обычный человек, Лионель же предпочитал идти вровень с братом, но по потолку. В мозаичном полу отражался свет настенных канделябров, по стенам галереи вперемешку с оружием были развешаны человеческие черепа и позвоночники. Некоторые совсем старые и побелевшие, а другие наоборот — недавние, еще сохраняющие природный цвет. У каждого свои трофеи: люди охотятся на животных, вампиры — на людей. Чем сложнее выследить и убить — тем лучше. Впрочем, Савиньяки никогда не убивали просто так. Они охотились на тех, кто позволял себе нарушать Договор, не важно, человек это был или вампир. У каждого народа должны быть свои палачи. Кардинал Сильвестр давно и незаметно превратился из негласного главы Талига в безумствующего фанатика. Вампиры и заговоры мерещились ему везде: он и королеву завуалированно называл кровопийцей. Хотя, по мнению Лионеля, очень ей льстил: родство там было, но настолько дальнее, что проявлялось разве что в необъяснимой для людей привлекательности Катарины Оллар. Сильвестра, поддерживающего охотников, следовало убрать, пока он не придумал перебить почти всё дворянство, опасаясь, что кровопийцы захватят власть. Старик мыслил верно, но слишком медленно и давно опоздал чтобы что-то суметь поменять. Нужен был только формальный повод, чтобы ещё одна голова украсила стену. Алваро Алва, человеком был незаурядным и сумел заинтересовать братьев: он предложил им плату не за жизнь или смерть, как это обычно бывает, но он предложил им плату за выбор — сделать своего последнего сына вампиром или добить, в зависимости от того, как сложатся обстоятельства. Обстоятельства сложились так, что теперь заигравшегося с людьми Рокэ пора было выручать. К тому же, как раз цена за голову церковника выросла до вовсе немыслимых размеров. Грех упускать такую возможность.V
Поймать вампира не так уж и сложно: они все одиночки и довольно часто брезгуют скрывать свою настоящую внешность, находясь вдали от людей, недооценивая последних. Это сейчас люди уверены, что поводом для бесконечных конфликтов прошлого служит нежелание быть кормом для мерзких существ. Но мало кто задумывается над самой формулировкой, в которой и заключается ответ: вампиры могут быть похожи на людей, когда хотят этого, но на самом деле тех, кто принадлежит к этому виду с рождения, не роднит с людьми практически ничего. Вампиры — совершенно отдельный вид, превзошедший людей в плане выносливости и живучести, но проигрывающий людям во многом другом. В первую очередь в численности и внешних различиях. Вампиры уродливы, вампиры крылаты, вампиры беспощадны, вампиры оборотни наконец… И стать вампиром, пусть и не таким сильным, может любой, кого они выберут. Уже немало поводов для ненависти, не так ли? А кровь они пьют любую вообще-то и люди им просто как беспокойные соседи. Багерлее охраняли на совесть. В одиночку сюда не стоило и соваться. Ну, или, хотя бы, без четкого плана, зачем и куда лезешь. Впрочем, они и не собирались устраивать шум. Достаточно было проникнуть внутрь и отпереть камеры всех пойманных соплеменников. А там уже голодные и злющие, как сотня закатных кошек, упыри и сами перебьют всех: нападения изнутри не ждал никто. Незаживающие ожоги болели и злили, кандалы натирали шею и руки. Рокэ, засев в самом темном углу, в очередной раз обдумывал, как же он так попался. По всем прикидкам выходило, что это просто случайность. Что ж, может быть. Или нет? Царапнула мысль, что Савиньяки просто-напросто наигрались: им и вдвоем слишком явно хорошо. Развить новую идею Рокэ не успел: в двери камеры, где он поджаривался на солнце последние дни, заскрежетал ключ. Узкие коридоры, по которым гонялось само за собой эхо лязга оружия и криков, вели все дальше в глубину крепости. Живой стражи тут тоже уже не было. А вот двустворчатые двери с замками были. Впрочем, против силы вампира никакие железные петли не помеха. Так вот что здесь так охранялось. Алхимическая лаборатория! Хитрец, Сильвестр, хитрец. Становиться "тварью закатной" вера не позволяет, а продлить себе жизнь кровью бессмертных — никаких проблем. Но вот удалось ли? По кардиналу и не скажешь. Впрочем, он мог быть вдохновителем идеи, а пользовался плодами трудов кто-то другой. Эмиль брезгливо перелистнул страницы журнала с записями экспериментов и, не вычитав ничего нового, перевернул стол со всем, что на нём было. Колбы и реторты посыпались на пол, от звона бьющегося стекла заложило уши. Какие-то из смешавшихся жидкостей вспыхнули, пламя быстро разгорелось, уничтожая лабораторию. Что-то рано люди додумались до таких исследований, стоит предложить на Совете поискать ещё подобных энтузиастов. Лионель сидел на ступенях, оторванная голова Сильвестра валялась рядом. Лицо у кардинала было таким перекошенным, будто перед смертью ему явился сам Леворукий. В мерцающем свете охваченной огнем Багерлее казалось, что у мертвеца шевелится язык. Орден охотников на вампиров в очередной раз перестал существовать. Во всяком случае, до появления следующего фанатика. Рокэ позвал Савиньяка, тот поднял голову, медленно вытянул руку и разжал кулак. По ступеням заскакали пули. Одна, две, три… Дюжина. У Сильвестра была ответственная охрана и она ему не помогла. Лионель прикрыл глаза и начал заваливаться на бок, но Рокэ успел его поймать. Крышка опустилась с тихим стуком. Гроб у Лионеля оказался роскошный, хоть вдвоём в нём спи. Рокэ похожие видел когда-то в семейном склепе, но содержимое тех давно стало прахом. А тут целая постель. Чудно. — И сколько он так проспит? Лет сто? Рокэ как-то сразу представил себе целый век одиночества и скуки, когда один день будет долгим как все десять, а про ночи лучше и вообще не думать. Чем занимаются за всю свою жизнь вампиры? — Да к завтрашнему вечеру раны затянутся и он очнется. Ты бы укусил кого-нибудь и наелся. Потому что я уверен, когда Ли проснётся — он покусает тебя. А потом, если не убьёт, отдаст твою долю за кардинальскую голову. Эмиль был прав, но идти никуда не хотелось. Рокэ сел на пол, прислонившись спиной к гробу и вытянув ноги. Где-то в коридоре чуть слышно потрескивали горящие свечи, по стене испуганной птицей металась тень. Придуманный им только что век сжался до одного дня и растянул его в бесконечность. Кстати! А где эти двое находят заказчиков?