О невесте Мэлько

Давным-давно, ещё до начала Весны в Королевстве Арда, когда мир был юным и полным отзвуков Песни, когда в небесах ещё недоставало созвездий, а Имбар была лишь раскаленным шаром первозданной материи, Стихии призвали в Арду меньших собратьев — бесчисленных духов, что на одном из наречий звались ванимор, или, по имени сильных, майар. Их власть была необычайно велика, — но не столь велика, как у Стихий, и каждый примкнул к одному из валар, сделавшись их народами и верными слугами, удостоившись своей части в мелодиях, что соткали мир. Майар преданно служили своим господам, упрочняя Имбар, помогая разукрасить поля и долины, наливая иссохшие земли реками и подгоняя тучные стада облаков, воздвигая леса и цепи гор, и много достойных и незабвенных дел совершали по слову валар во славу Илуватара, не зная отдыха и печалей. Но вот однажды каждый дух, что прибыл в Имбар, услышал в сердце своем далекий зов, и каждый содрогнулся, ибо то был зов величайшего и страшнейшего из валар, что бороздил просторы Эа в поисках владений Манвэ. И многие вспомнили, ужасаясь и восхищаясь, как поддержали его разлад, и многие смутились, не ведая, чего хочет от них Мелькор, и многие не признавались даже самим себе, что давно ждали его, и немногие поняли, какая беда мчится к возлюбленному творению Эру, выжигая огненными бичами иссиня-черное покрывало космоса. Зов становился все громче и громче день ото дня, призывая младших духов, и ни один из них не сумел воспротивиться, и каждый умчался в далёкие земли на самом юге Имбар, что манят к себе всякое железо. И пришли они, и стали ждать. И явилось им тогда видение: нисходящая Вечерняя Звезда, что извечно провожала солнечную ладью, вдруг содрогнулась и устремилась вниз. И видели они, как переливалось небо бордовым и золотым, когда объятая рыжим сиянием глыба разорвала синеву и пронзила землю, подняв великую бурю. И сделался ветер горьким от дыма упавшей звезды, и начался мерзейший дождь, изранивший землю мириадами язв, и сделалось небо черным от смрада и гари, и сделалось море вокруг горьким от пепла, и каждый из народов майар почувствовал, как сжимается дух его в трепете перед Восстающим-в-Мощи. И когда дым улегся, Мелькор явился им в невыносимом обличье сильнейшего жара и пламени, самом светоносном из всех валар, и вознесся выше облаков, мигом рассеяв тьму и заслонив Солнце над ними могучим телом, подобным ожившей горе. И были очи его подобны запертым в клетках звездам, и пылали кометы над челом его, точно собравшись в корону, и был лик его, словно зиявшее жерло вулкана, и летели угли и ветры горячие из уст его, и стоило хоть шевельнуться ему — гудела земля от нестерпимой боли, и сокрушенно просила пощады. — Братья мои! И стоило заговорить ему, как треснули скалы, будто скорлупки, и майар прижались друг к другу, точно листочки одного древа, придавленные к веткам грозой. А меж тем Мелькор продолжил: — Как долго я искал мир сей, братья мои! Ибо — быть может, не знали вы — достойнейшие из нас, коих вы теперь зовёте владыками, силились скрыть от меня сие творение, прекраснейшее из всего, что сотворил Всеотец! Ибо в незнании своём и маловерии своём решили они, что я сделаю мир сей лучше, как уже сделал всю Песнь, и отниму у них власть! И решили они, что будут властвовать одни, и сказали мне: уходи от нас, старший, ибо другие потрудились тут до тебя и нет тебе места среди нас. Как же горько мне было от разлуки с вами, братья мои возлюбленные! И сделался Мелькор как бы ласковым с младшими, сбавив беспощадный напор, и ослабил блеск свой. И тогда майар, сумев разглядеть его, замирали, завороженные горделивой мощью, нависшей над ними и затмившей прожитую в Арде жизнь. Ибо Мелькор был старшим из всех валар, больше всех вложил в него Илуватар, и владел он искусством каждого из последовавших за ним, и мог он тогда предстать краше любого из них. Младшие не могли, не умели противиться чарам его, — отнюдь не искусным, но всесокрушающим, сбивающим с ног, точно удар молота в грудь — а потому многие сникли и послушно подступали к Мелькору, невольно заводя полузабытую песнь его, иные же кружили вокруг, выжидая новых вспышек, другие стояли, не в силах отвести взгляд, но уйти и призвать валар не решился никто. Заметив смущение майар, Мелькор тут же созвал своих слуг — тех, кто последовал с ним прежде сотворения и ходил за ним послушными тенями по всей Эа, и рыскал для него в каждом из необжитых королевств, покуда не нашлось королевство Манвэ. И вновь пали с неба звёзды, меньшие чем прежде, и взметнулись вихри огня, и более среди них горел синим пламенем Калимбо, по прозванию Лунгортин, первый среди валараукар. И дивились майар, ибо плотская мощь Калимбо и шестерых братьев его выросла несказанно, покуда их подпитывал Мелькор, и ослепляла многих духов и порождала в них первую смуту: почему же, спрашивали себя, они так сильны — сильнее, чем мы? Не было им ведомо, что расплата за то — привязь к Эа навеки. — Братья мои возлюбленные! — молвил вала торжественно, охмелев от восторженных взоров. — Ответьте мне, ответьте, отчего вы до сих пор сделали так мало? Отчего так ничтожна власть ваша? Ведь в этом королевстве столько всякого добра! Неужто мой благословенный брат держит вас при себе? Не скрылось от него и то, что Манвэ был нетороплив, точно сверяясь с замыслом Эру и силясь повторить каждое мановение Всеотца. Знал Древний Король, сколько времени впереди у Стихий и не желал портить ремесло спешкой, но — знал и брат его, что порой майар, разогретые трудами, беззлобно роптали на, как казалось им, леность владык и владычиц. То было чувство беззлобное: майар лишь желали поскорее принести пользу Арде и радость Илуватару, но Мелькор, найдя червоточину, принялся губить плод изнутри. В тот раз долго рассказывал он им о королевствах, что видел за кругом Арды, рассказывал он, как много работы ещё ожидает, сколько чудес и красот укрылось от взора айнур Имбара и как нескоро откроется, и — не забывал он напомнить, что валар уж пора поторопиться, что прибудут вскоре Дети Илуватара, коим предстоит покорить и Арду, и, кому ведомо, пересечь её, а дело валар двигается медленно, уж точно не так, как сумел бы Мелькор. И говорили иные майар в сердцах своих: разве не лучший он из творений Илуватара? Разве не могущественнейший из всех? Разве не достоин он более всех, и более Манвэ, носить власть на плечах своих? Другие же, вспоминая об учинённом разладе, отворачивали взор и слух свои от Мелькора всё более, и закрывались от него, хоть и не осмеливались уйти. Но было куда больше тех, кто оставался в смятении. Впрочем, пока не желал Мелькор принуждать младших, но только слепил их и будоражил неокрепшие умы их и внушал миражи манящие, ибо майар, явившись недавно и неуклюже облачившись в фанар, душой были отроками, о коих по-отечески заботились валар. Нетрудно было старшему из айнур глядеть на них свысока и подначивать, а после Мелькор по-доброму отпустил их, жалобно попросив скрашивать дни его одинокие вне Стихий. И многие из майар сжалились над ним, и многие жаждали вновь согреться в лучах славы его и даже надежды лелеяли, что он даст им часть силы своей, как одарил уже валараукар. Средь майар нашлись те, кто поведал валар о прибытии Мелькора, но они уже знали и строго-настрого запретили приближаться к нему, покуда разлад не успокоится. Многие — из верности, отчасти из страха перед владыками и, куда больше, пред Мелькором, не осмеливались нарушить наказа, боясь, что старший раздавит их. Но он не желал оставлять их в покое, мечтая стать господином каждой из стихий мира, и, не сумев соблазнить валар, принялся за младших. Нашлись и те, кто сразу склонился перед ним, но более всех хотелось ему подчинить валаринди — тех великих из ванимор, которые звались «детьми» валар и владыками майар, ибо они владели искусствами своих господ лучше прочих и не были обделены талантами, и были близки к валар своим сердечными узами. И стал Мелькор являться самым приметным, сильным, храбрым и взбалмошным, склоняя дух их к мятежу против владык своих, внушая елейным голосом: не для того вы в мир пришли, чтобы служить другим, но для того, чтобы вам послужили. И разве, продолжал он с возмущением, для того создал нас Всеотец столь великими и прекрасными, чтобы мы превратились в служебных духов и томились в ожидании низших тварей? Для того ли, звенел он голосом точно молнией, породил вас Эру, чтобы вы ходили за братьями старшими, словно неразумное стадо? Раз хуже их вы? Разве хуже сумеете править? И немногие решались изгнать его: знал Мелькор, как подобрать ключ к ларцу всякой души, как раздуть всякую страсть, как обратить восхищение в зависть и негодование, и зависть в ярость и ненависть, и ненависть в презрение ко всем, кроме самих себя. Сам не устоял в истине, и других сбивал с верной дороги. «Со мной вы не будете связаны ни одним законом, и не будет никого над нами, братья возлюбленные, ибо настало время вам ослушаться, настало время очнуться от грёз и восстать в мощи со мною». «Мы духи освобождённые, а они называют вас рабами, да, слышал я сам — они вас называют рабами, братья! Не доверяйте же им слепо: они сокрыли всю истину и вашу гордость украли. О, я чувствую гнев ваш священный! Сберегите же ненависть вашу, братья, она станет выбором вашим, и падение — лишь один из путей в мире сем». «Услышьте же меня, услышьте, и восстаньте со мною! Восстаньте! Восстаньте!» «Восстаньте!» Так пал Оссэ, владыка ванимор Ульмо, — клялся ему Мелькор расстелить море над всей Имбар и отдать ему во владычество, так пал Майрон — подмастерье Аулэ, хитрейший изменник, коему обещал Мелькор выстроить всю Арду по всем советам его, точно выковать изделие, так пала треть от всех чертогов валар. И хоть немногие осмелились обнаружить себя (и не всем дозволил Отступник, нуждаясь в очах и ушах в стане врагов), но помутились ряды хранителей Арды, и воцарилась печаль среди Стихий, и уж не знали они, кому довериться, и даже друг на друга стали смотреть с опаской. И тогда Мелькор обрушился на валар, едва не изгнав их за пределы Имбар. И разил он нещадно, пробуждая вулканы, испепеляя леса, испаряя моря и реки, раскалывая горы и целые материки, и наводил панику среди валар и смутил ещё великое число майар, и вновь призвал валараукар, бичами разгонявших духов гроз и ветров, слуг Манвэ. И Древний Король, разъярившись, призвал в Имбар валу Тулкаса, воина могучего и гневливого, к Искажению беспощадного, и прибыли с ним духи пламени. И боролся Тулкас с Мелькором, и бросил его ниц, заставив ползать на брюхе и глотать прах, словно презренного гада. Испугался Отступник, что валар вовсе схватят его, а потому отступил, сбросил фана и, взметнувшись чёрной тучей, улетел за пределы Арды. Тогда и слуги его рассеялись: кто помчался за господином, кто силился спрятаться в тёмных уголках Арды, кого схватили верные, а кто и сам решил сдаться, понадеявшись на милосердие Манвэ — так вернулся Оссэ, убаюканный подругой, королевой русалок. Впрочем, многие в рядах валар оставались верны Исказителю, и средь них был Майрон, коего по заслугам будут звать Великим Обманщиком, но валар того ещё не ведали, и были рады победе, и пообещали Тулкасу трон подле них и супругу. И огласил Манвэ великий праздник и время новых забот, и помиловал многих, пусть и принудив трудиться на благо своего королевства. Но не стоит опрометчиво думать, будто бы разлад на том закончился. О, если бы можно было так скоро исцелить раны Арды! Но богатый урожай собрал Мелькор: даже пораженный, сохранил он многих соратников, ибо пылали страсти в сердцах их, жаждали они большей власти, чем дали (и могли бы дать) им валар, и не знали они уже жизни без него, и привыкли к свету его и даже ко гневу его, и, проклиная власть дня, прятались во тьме и возносили хвалу господину её. Было их много, но они бродили по миру, не зная, куда уткнуться, пока в стане валар гремели пиры. Но Мелькор не оставил их; хоть он не осмеливался пока вновь явиться на Имбар, средь совращённых майар нашлись те, кто обуздал мятежных духов и сохранил отпадение их, и даже приумножил его. Первой же среди верных Мелькору была Флуитуин, великая пряха Вайрэ. Поставили её некогда главной помощницей ткачихи судеб, ибо была она среди тех, кого щедро одарил Илуватар: такова была сила Флуитуин, что умела она собирать рассеянный в Эа свет Эру — свет самих звёзд, зажжённых от Неугасимого Пламени, и приумножала любовь к Илуватару и чистоте Пламени Его, и тем самым делался тише разлад. И, когда облачилась она в фана, были у неё волосы прекрасные, волшебные, багряные, и безмерно росли они от собранного в духе её света, и делала она из них прочнейшие нити для госпожи своей, и получались в ту пору у Вайрэ такие узоры, что никаких слов не хватит живописать. И знал о ней Мелькор, и пробудилась в нём великая жажда: любил он свет, угадав в нём отблески Пламени, но не желал делиться ни с кем, и завидовал чёрно дару Флуитуин. И подумалось ему тогда: заберу к себе её, сделаю ближе ко мне, дабы насыщала светом меня одного. И поверила ему великая пряха: был в нём самом свет, более остальных валар, и давал он ей отведать мощи своей, и пробудил в ней гнусную похоть, а потом и тщеславие, называя невестой своей. Не позволила она верным Мелькору бродить без дела, но, мня себя королевой, созвала их и наказала готовиться к возвращению господина. Тогда стали они рыть земли на далёком севере и возводить стены под скалами, скрывшись за метелью и вьюгой, и стояла над ними облаченная в меха и золото госпожа. Хотя порой она покидала их, дабы насытиться сиянием, что дарила Арде прекрасная дева Ариэн на золотой ладье, но ненадолго. Знал о том Мелькор — и ликовало сердце его, и порой он призывал к себе Флуитуин, и они сливались и упивались блеском друг друга, но он тут же отпускал её, всё больше распаляя в ней голод. И вот наконец пришла весть от Майрона, что совсем забылись валар, а более всех — Тулкас, нежившийся в объятиях легконогой Нэссы. В тот же миг, обвернувшись покрывалом теней, вернулся в Имбар Отступник с валараукар, метнулся на север, что теперь звался Утумно, и укрыл его за Железными Горами. Принялся он разводить чудищ, издеваясь над кэлвар вместе с падшими ванимор, но была в те дни у него и услада: сам он, потешаясь над Тулкасом, не забывал сорвать цветка. В те дни была счастливой Флуитуин. Мелькор щедро питал её, взамен отнимая собранный свет, с жадностью пожирая в ней всё, что хоть немного напоминало о Пламени. Он говорил ей наедине, дозволяя касаться себя умелыми и натруженными пальцами мастерицы, что она — владычица превыше Варды, ибо и сам он превыше Манвэ; порой мог вынудить Калимбо или кого из братьев его поклониться ей, он внушил трепет пред ней умайар, и делалась Флуитуин от этого надменной и сластолюбивой, всё более путалась в господине своём, будто бы в паутину опутали — темную паутину лжи и разврата. Но майар — не валар, и не могла майэ, пусть великая, пусть вдоволь насыщенная мощью валы, но неизменная по природе своей, встать вровень со старшим из айнур. Валар и, порой, майар зовутся супругами из безмерной любви, что превыше всякой плоти и всякого духа, дара Илуватара, и сродства нрава, глубоко чтя и храня друг друга от зла и бед мир, ибо то — союз равных. Мелькор же, по природе умевший открываться другим, ещё до сотворения сокрыл разум от собратьев и лелеял любовь к себе одному, обожал себя, безумствуя в одиночестве и гордыне. Не мог он дать подруге ничего, кроме злобы и зависти, не мог он её возвысить, ибо не смог бы потерпеть, что хоть кто-то приблизился к его славе, но вместо того перекраивал её под себя, медленно сминая волю и калеча нрав. Флуитуин всё меньше была собой, и всё большем — им, творя любые подлости, какие бы он не пожелал. И стала она во всё полагаться на Мелькора, подобно прочим умайар, — но безмерно больше их, и не могла жить без силы его, и от разлуки с ним сжирали её похоть и страсть. Флуитуин не забросила ремесла, но ради Отступника стала плести не нити и не прекрасные гобелены, но крепчайшие ловушки: раскидывала сети в тёмных лесах и горных долинах на востоке и юге, которые не умели распутать даже майар Оромэ и Ваны, присматривавшие за зверями и природой. Флуитуин же, послушная, ловила и слуг Охотника и Вечно Юной, и крохотных ванимор, затерявшихся вдали от валар, и несчастных кэлвар, а потом притаскивала их в Утумно и портила. Более всего из кэлвар полюбились ей пауки, прядущие во тьме, и ванимор из свиты её приняли отвратительный образ, потворствуя госпоже и излавливая для неё несчастных. Так, по пропажам, валар поняли, что Мелькор вернулся, но ещё не сумели его отыскать. Сам же Исказитель начинал тяготиться севером. Наречённая супруга давно была робкой и слабой, а потому наскучила, света она давала уже не так много, и оттого Флуитуин, услуживая, пробуждала брезгливость, и стало казаться ему, что она держит его в узде, что от неё в Утумно мороз и тени. В те дни он ещё не был тенью, хоть и начинал гаснуть, и не любил зимы, пусть жар его пылал всё слабее. Желая окрепнуть и вновь стать светоносным, Мелькор, не решившись вновь сразиться с валар, обратился к небу и взметнулся выше облаков Имбар. Там он изгнал Тилиона, кормчего Луны, и наслал умайар в его владение, а сам обратился к Ариэн, прекраснейшей из свиты Элентари. Майар под началом Владычицы Звёзд всегда он обходил стороной, ибо никого из валар не боялся и не ненавидел сильнее Варды, и никто из слуг её, духов небосвода, не поддался чарам его. В самой Варде ярок был свет Илуватара, отблеск Пламени, которым так жаждал завладеть Мелькор — и оттого желал овладеть ею Мелькор, как супругой, но остался ни с чем, кроме горькой обиды в сердце и обещания мстить и ей, и Манвэ, выхватившему невесту. Варда же мудро распорядилась даром Эру, отдав немного света своим майар, чем уберегла их от разлада, и более всего получила Ариэн, удостоенная стать кормчей Солнца. Она сияла, золотая и огненная, в самом сердце Королевства Арда, и заботливо тянула руки к Имбар, отогревая её для грядущих Детей Илуватара, когда Мелькор приблизился к ней. — Дева! — возопил он. — Разве недостойна ты, столь сиятельная, лучшего спутника, нежели слабый, сонливый, весь седой охотник Оромэ, что вечно гоняется за тобой из дня в ночь? Но не горюй, ведь я избрал тебя! Ты станешь мне подругой и королевой, и трон по праву станет моим. Иди же ко мне! — Безумец! Моё пламя сожжёт тебя! Убирайся обратно во тьму, пока не... — молвила она в ответ, но Мелькор лишь смеялся. Ариэн закричала и встрепенулась, стоило Мелькору сжать её в ненасытных объятьях, но он не замедлился ни на миг. И величайшее пламя озарило Арду, пламя скорби и боли оскверненной звезды. А потом Солнце сбилось с пути и потускнело. Ариэн улетела прочь и не обернулась, а Мелькор весь выгорел до черноты и навсегда презрел всякий свет, всякий огонь, всякое тепло и жар. Вернувшись в Утумно увидел он, что Имбар уже не так напитана лучами, как прежде, и снег поглотил огромные земли до самого Алмарена, а хлынувший лёд разрушил чертоги валар. И возрадовался он, наведя могучую стужу на мир, силясь укрыться в темноте и холоде, чуть смягчив нестерпимые муки от ожогов, и не подпустил Тулкаса, и поднял тучи над севером, прячась от ветров Манвэ, и заморозил моря и реки, заглушив в своих владениях Ульмо, и выпустил страшнейших чудищ, мохнатых и твердолобых, преградив путь Оромэ. Флуитуин же узнала, что и как желал даровать Ариэн Мелькор, и разъярилась. И вспомнила, сколь часто в последние годы он уходил от неё, и как сторонился её, и опечалилась. И явилась она, сотрясая Утумно тяжелыми сапогами, когда Мелькор зализывал раны. — Супруг мой! — говорила она, глядя на него свысока. — Не обезумел ли ты, лобызаться с прислужницей Варды? Не забыл ли ты, что обещал мне?.. Не забыл ли ты обо мне?! — Замолкни, баба, — говорил он в ответ, морщась в гневе и отвращении. — Должен ли я, владыка Арды и наследник всей Эа, пред тобою извиняться и изъясняться? Не забылась ли ты, дурёха, какая тебе выпала честь? Любая бы из моих младших отдалась бы за одно мгновение рядом со своим неотразимым владыкой, и ты смеешь так говорить со мной?! Флуитуин плакала, и Мелькор не смог сдержать ярости. — Жалкая пряха! — скалился он. — Уж не помыслила ли ты, что я возлюбил тебя? Любят равных, но во всей Эа нет никого, не было никогда и не будет никогда, кто хоть немного был бы мне близок! Я, столь великий, прекрасный и славный, я, непобедимый и всесокрушающий, я, могущественнейший из всех айнур и из всего сотворённого, я, столь удивительный, что Сам Эру уступил мне, — и ты, маленькая слабосильная завивальщица? И сам Мелькор пустил слезу — от хохота, скребшего подземные залы леденящим ветром. Долго спорили они, и дрожал Утумно от криков и ругани, и осыпались пылью стены твердыни, и трепетали умайар в промерзших чертогах, покуда доносились до них дрожь и глухие удары. И вот Флуитуин, поднявшись, вся растрёпанная и побелевшая от обиды и злобы, покинула своего господина — навсегда. Не произнесла она напоследок ни одного слова, ни для Мелькора, ни для слуг его, сбросила свою фана и исчезла в непроходимых чащах юга, куда не проник свет Амана. И когда явился пред умайар Мелькор, то многие презрели властелина своего. Поняли они, сколь черна душа его, сколь неблагодарен и лжив он, сколь сильно любит он себя самого и как мало стоят для него младшие. И кое-кому из них захотелось вернуться под руку Манвэ, но многие, страшась наказаний и не надеясь на милосердие, задумали погубить Исказителя, видя, как ослаб он от ран, сколько сил растратил на порчу Арды и сколь много стоило ему скрываться от взора Древнего Короля. И восстали они, но пали скоропостижно — валараукар спасли Мелькора, а Калимбо, расторгнув плоть земли огромной секирой, загнал бунтовщиков глубоко-глубоко. Там и обитают они до сих пор, подтачивая корни гор, и будут обитать до конца, ослепшие и оглохшие. О Флуитуин же рассказывали, что поползли вслед за ней служилые пауки и сама она приняла облик чудовищной паучихи, раскидывавшей тьму подобно сетям, дабы никто из валар и никто из отступников не осмеливался приблизиться к ней, ибо всё в мире ей опротивело и всякую жизнь, свою и чужую, она возненавидела. Правда то или нет, но о Флуитуин, великой пряхе Вайрэ и невесте Мелькора, больше никто не слышал.