Горькие косточки

Тишина. Вязкая, липкая тишина холодным туманом осела в помещениях общежития. Ёсан вслушивался в неё, сьежившись на диване в общей комнате. Постепенно уши привыкли, точно также, как глаза привыкают к темноте. И вот уже можно различить гул работающего холодильника, тонкое позвенивание приборов, включённых в розетку, ветер за окном, и, быть может, даже мирное сопение друзей. Альфа взглянул на часы, что висели на противоположной стене. Четыре утра. Парень глубоко вздохнул и спрятал замерзшие ступни поглубже в плед. Все спали, даже он не отказался бы поспать, но мозг продолжал обрабатывать информацию, лишая Ёсана отдыха. Он понимал, что скорее всего, организм таким образом пытается справиться с напряжением, стараясь структурировать и рационализировать для себя информацию. Как и у животных, у людей тоже существуют три основные реакции на стресс: замри, бей, беги. Юноше казалось, что он, судя по всему, замер. Весь вчерашний вечер, когда до ребят дошло печальное известие о кончине Джувона, он ничего не мог делать, даже заставить себя поесть у него не вышло. Вместо слез или злости Ёсан принялся усиленно думать, пытаясь облечь сгусток ужасных эмоций во что-то понятное, соизмеримое. Что-то, с чем можно справиться. В некотором смысле Ёсан был рад, что не присутствовал на комиссии, не видел состояния Хонджуна в тот момент. Конечно, ему бы хотелось утешить капитана, но он понимал, что скорее всего, стоял бы где-то в углу в полном ступоре и примешивал к общему состоянию чувство вины за то, что он ничего не может сделать. Справедливости ради, а что тут сделаешь? Слова утешения не помогут. Объятия, увещевания, что всё будет хорошо? Ничего из этого. Вероятно, лучшее, что мог сделать Ёсан в такой ситуации - не мешать. Смерть была и остаётся болью, от которой не существует лекарств, нет облегчения. В такие моменты говорят, что нужно просто пережить горе. Но в этом и заключался странный парадокс ситуации. Нужно пережить потерю, прекрасно понимая, что эта боль останется с тобой навсегда. В комнате не было холодно, но Ёсан всё равно будто бы замерзал. Вероятно, сказывалась бессонная ночь. У парня не было никакого желания шариться в телефоне, чувство голода притупилось, не хотелось и пить. Он просто сидел, уставившись в одну точку, пытаясь собрать осколки мыслей в единую картину. По срокам уже через пару недель должен был выйти новый сезон WANTEEZ, но руководство парка отмораживалось, ссылаясь на ситуацию с домогательствами. В компании дело никак не двигалось, полицейские явно работали спустя рукава. Скоро уже должны начать выходить первые тизеры, но из-за информационной обстановки вокруг, сроки так или иначе сдвигались. Хотя дата камбека пока оставалась прежней. На что рассчитывали в KQ с учётом всех обстоятельств? Одному Будде известно. По телу Ёсана то и дело пробегал озноб. Невозможно контролировать хоть что-то в подобной ситуации. Но что в такие моменты рекомендует делать психолог? Найти сферу деятельности или ту точку, которая является подконтрольной тебе. Как минимум, тело Ёсана всё ещё принадлежит ему и он его контролирует. Возможно, если он приведёт его в порядок, то и мысли будут чуть лучше структурироваться. Альфа поплелся в спальню за полотенцем и после свернул в сторону санузла. Он надеялся, что водные процедуры помогут ему расслабиться. Набрав ванную примерно до половины, парень опустил изнеможденное тело в воду. Температура была чуть горячее, чем нужно, чтобы по коже пробежали колкие мурашки. Но именно этого ощущения не хватало Есану. Он сидел в воде, устремив взгляд в пространство. Тяжёлые мысли вязли в горьком мазуте эмоций, постепенно наполняющим сердце альфы до самых краёв. Он даже не сразу заметил, как по его щекам покатились слезы. Слезы бессилия, непонимания, усталости. Ему слкдовало бы взять себя в руки, принять тот факт, что ему, как альфе следующего, после Хонджуна, ранга, нужно переложить на себя часть ответственности за омег группы, за деятельность младших. Но Ёсан не был к этому готов. Возможно, он слишком полагался на хёнов. Мало того, что Хонджун до сей поры всегда выступал в качестве опоры, так ещё и до недавнего времени Сонхва, не имея запаха, мог несколько иначе ставить себя в окружении альф. Он часто помогал ребятам, если им нужна была эмоциональная поддержка, но сейчас сам стал чувствительнее и нуждался в помощи. Юнхо старался отгораживать себя от лишней ответственности, Минги, имея довольно тонкую душевную организацию, тоже не мог взвалить на себя такую ношу. Чонхо... Его малыш, его сладкая булочка, вчера так плакал, когда обо всём узнал... Ёсан обнял свои колени. Чонхо... Он всегда старался быть спокойным, уравновешенным, но всё ещё оставался младшим. Ему и так тяжело, без кучи других обязанностей, он сам нуждался в заботе. Ёсан взглянул на свои ладони. Кожа сморщилась от воды, распарилась. Он смотрел на морщинки и размышлял, стараясь найти ответы на терзающие его вопросы. Почему так произошло. Почему... Альфа практически не знал брата Хонджуна, но даже если бы они общались, вряд ли он бы смог понять то, что чувствовал Джувон. Каково это... Быть низкоранговым альфой? И даже не низкоранговым в понимании индустрии, а настоящим низкоранговым. Пахнуть помоями, постоянно болеть, встречать осуждение и ненависть на каждом шагу... Конечно, каждый айдол так или иначе сталкивался с хейтом, расистскими выпадами, антифанатами, но всегда негативные моменты перекрывала любовь эйтини. А в случае с другими альфами, что им помогает выносить всё это? Друзья, семья? Хонджун не раз говорил, что его брат принципиален и твёрд. Был. Видимо до поры до времени справляться с невзгодами ему помогал внутренний стержень. Но даже такие люди могут не выдержать давления... Когда вода уже почти совсем остыла, он откупорил слив и решил сполоснуться, чтобы не замёрзнуть снова. Тёплые капли ударяли по коже, разогревая её. На удивление, водные процедуры действительно помогли. И, конечно, со слезами многое ушло... Наконец выйдя из ванной, Ёсан обнаружил, что уже рассветает, а в общей комнате кто-то есть. - Санни? - голос альфы показался ему самому каким-то чужим. - Доброе утро, Ёсан, - парень коротко кивнул, смотря на друга опухшими красными глазами. - Доброе... Наверное... Альфы уселись рядом на диване, Сан тут же накинул на плечи друга плед. - Сегодня прохладно, правда? - Угу. И снова молчание. Сан приобнял друга, чтобы согреть. - Поверить не могу... Что всё так закончилось, - прошептал Ёсан, - но вы с Уёном вместе, это главное. Сан вздохнул. - Ничего не кончилось на самом деле. Просто, пока отложили... Я так не могу больше. - О чём ты? - Ёсан аккуратно положил голову Сану на плечо. - Я скажу очень неприятную вещь. Но я не могу не сказать её. Думаю... Хонджун сам знает об этом. Но всё же... Меня просто разрывает... Гёук решил не вышвыривать нас с Уеном пинком под зад не потому, что мы хорошо выполняем свою работу, не потому, что приносим им деньги и даже не потому, что капитан был убедителен в своей речи. Он просто не захотел морально добивать его. Вот и всё. Это жалость... Обычная жалость и даже не ко мне или к Уёну, а к Хонджуну, к нашему господину третьеранговому альфе. Я знаю, что плохо так говорить, особенно в нынешних обстоятельствах, но... Эта злость... Она кипит во мне, понимаешь, Ёсан? Лимонные мазки заиграли в ещё холодных лучах солнца, пробивающихся сквозь плотные шторы. - Это несправедливо... - Ёсан потёрся щекой о плечо товарища, - я не вижу смысла осуждать тебя в такой ситуации. Злиться - это нормально. - Спасибо. - У тебя свободное утро сегодня? - рука старшего приобняла Сана за талию. - Ну да, а что? - Поехали в зал. Надо выпустить пар. В KQ сегодня тоже было необычайно тихо. Будто бы вся компания погрузилась в траур. Или же Ёсану так только казалось? Продюсерский центр, пиар отдел, специалисты по программному обеспечению - все работали как обычно. Из залов для практики привычно доносилась музыка, полы сотрясались от интенсивности танцев... Но вся эта рутина лишь эхом доносилась до айдола. Переодевшись, парни направились к залу. В новой отремонтированной качалке, снаряды блестели, тренажёры казались нетронутыми. Парни старались бережно относиться к оборудованию. Только запах, успевший въесться за несколько недель в стены и ковровое покрытие, выдавал факт эксплуатации помещения. Здесь не было никого, кроме пары сонных трейни. Они, учуяв раздраженный лимон, решили молча ретироваться. Ёсан взглянул на себя в зеркало. А ведь и правда, ничего не изменилось. Всё те же стены, те же зеркала, та же работа. Только они, Эйтиз, стали другими. Парень перевёл взгляд на Сана. Уставший, замученный, болезненно бледный младший, казалось, еле стоял на ногах. Но жёсткий стальной взгляд говорил об обратном. - Начнём с разминки, - старший похлопал друга по плечу. Тот молча кивнул и поставил ноги на ширине плеч. Парни разминались добрые полчаса, будто оттягивая момент самой тренировки. Прорабатывая каждый сустав, каждую связку, руки и ноги постепенно наполнялись теплом. Ребята почти не разговаривали, каждый был погружен в свои собственные мысли. Физические нагрузки способствуют работе мозга, поэтому Ёсан надеялся, что и это поможет ему справиться с осознанием ситуации. Главное - немного приглушить эмоции и стараться мыслить рационально. Сконцентрироваться на более позитивных моментах. Если так можно выразиться. Они всё ещё айдолы. Они всё ещё способны работать. Сан и Уён числятся в группе и за время, пока у них есть отсрочка, они что-нибудь придумают для их защиты, обязательно. А Хонджун... Хонджун справится. У него есть семья, друзья, он не один. Ему не нужно справляться в одиночку со всем тем дерьмом, что на него навалилось. Ёсан надеялся, что капитан это знал. - Давай начнём с кардио, - тихо проговорил старший, когда мест в теле, которые нужно было размять, не осталось. Сан молча кивнул. Несмотря на упражнения на растяжку, глубокие вдохи и выдохи, казалось, каждая мышца, каждая сухожилия его тела были напряжены до предела. Скакалка, бег на беговой дорожке, велотренажёр... Даже несколько раз прошлись по новой хореографии. Сан танцевал, но без энтузиазма. В его движениях чувствовалась усталость, но не физическая, а скорее моральная. Больше не было в руках той страсти, чёткости, порыва, с которым танцевал он прежде. Не осталось в ногах быстроты и силы. Он успевал и попадал в акценты, но в танце не хватало прежнего огня. Ёсану было горько смотреть на это. Теперь он видел в Сане сломленного человека. Комиссия, пусть даже завершившаяся... Ничем не завершившаяся, добила его. Старший всеми силами старался отогнать от себя совсем уж мрачные мысли, но от Сана исходила такая катастрофически безысходная энергия, что хотелось плакать. Но они продолжали. Продолжали, несмотря ни на что. - Я не уверен, есть ли смысл вообще оттачивать движения, - пробубнил Сан, - пройдёт пара недель и меня здесь уже не будет. - Ну, слушай, мы же не можем знать наверняка... - попытался успокоить младшего Ёсан, - вдруг руководство изменит решение? - Да ни хрена они не изменят, - отрезал младший, - если у них были сомнения вчера, вряд ли что-то изменится. Как только Хонджун скажет, что всё в порядке, нас отправят на мороз. - Хонджун вас так просто не отпустит... Рука Ёсана легла на плечо товарища, но тот сбросил её. - Я устал, черт возьми, от него зависеть! - рявкнул Чхве на весь зал, - почему всё крутится вокруг его жирной задницы?! Вчера нас с Уеном даже толком не спрашивали! Мы для них - никто! Какая разница, сколько денег мы им принесём, сколько славы... Плевать. Ведь есть третий ранг, конечно же! Зачем Хонджуну вообще группа, зачем ему вообще это всё, он может получить всё на блюдечке с голубой каемочкой вот так, по щелчку пальца! - Пойдём-ка сюда, - Ёсан аккуратно взял друга за предплечье и подвёл к боксёрской груше, - думаю, тебе стоит выговориться. Сан вздохнул и поднял глаза на снаряд. - Ничего страшного, если ты представишь на месте груши господина Гёука. Или даже Хонджуна... Никто не узнает. Я никому не скажу. - Я... - младший сглотнул, - я бы ни за что не ударил Хонджуна. - Хорошо... Но всё же. Сан отвесил слабый удар. Чёрный мешок чуть качнулся и быстро пришёл в исходное положение. - Хонджун бьёт сильнее, - пробубнил Ёсан. - На меня не действуют такие прямые провокации! - прорычал Чхве и его кулак смял чёрный кожаный бок груши. - Что ты, чувствуешь, Санни? - спокойно произнёс Ёсан, встав позади груши, чтобы придерживать её. - Я же сказал, что чувствую злость! - младший продолжал сжимать кулаки. - Да брось, разве это злость... - старший наклонился голову, - ты не злишься. - Хватит! Не говори мне, что я чувствую! - ещё один удар пришёлся по груше. Гораздо более ощутимый. - Хорошо, если ты злишься, то на кого? Сан с утробным рычанием ударил сначала правой, потом левой. - На Хонджуна, черт возьми, на эту везучую высокоранговую задницу, - после ещё один удар прилетел в чёрный массив, - на Гёука, этого старого подонка, не способного понять, что к чему... Эта ранговая система... Ненавижу её! Ненавижу! Удары усилились. - Гребаные чиновники, гребаная система поддержки высокоранговых альф! Ёсану вполне хватало сил сдерживать удары, но он не без удовольствия наблюдал, как из его друга выходит всё то, что так долго в нём бродило, гнило, отравляло его организм. - Всё это такая параша... Мы должны говорить, что айдолом может быть каждый, что нам плевать на ранги. И Хонджун бежит с этим всем впереди паровоза, черт бы его побрал! Мне плевать на ранги, да?! Так он говорит? И что он спрашивает первым делом при встрече с новым альфой? Какой у вас ранг!? Чёртов лицемер! А что на деле?! Я и близко не низкоранговый альфа, но нет! Проблем у меня до жопы. И этого не поймёт Хонджун, каким бы гребаным святым с широкими взглядами на жизнь он не был, он не поймёт, он не сможет меня понять! Как не поймёт и не понимал своего брата! И никто в группе не поймёт меня! Ни ты, ни Чонхо! Сану следовало бы надеть защиту на костяшки, но боль, отдающая в руки, всё больше раскрывала его. - Не надо делать вид, что вы понимаете, не надо мне вашего сострадания! - голос Сана сорвался на хрип, он ещё несколько раз ударил грушу отчаянно, наотмаш, после в ход пошли колени, локти. Ёсан еле сдерживал напор друга. - Я не так уж и жалок... Как можно подумать... Я не жалок... - последние слова захлебнулись в рыданиях младшего альфы. Он остановился, обнял грушу, уткнувшись лбом в разогретую ударами поверхность. - Санни, милый, - прошептал Ёсан, - тебе стоит простить... - Не прощу я Гёука! Пошёл он нахер! И Хонджуна тоже... Хотя он не виноват ни в чем... Но он... Он... - Сан еле выговаривал слова сквозь слёзы. - Санни, - Ёсан мягко коснулся руки друга, - тебе стоит простить себя. Прости себя, Санни. В ответ послышались судорожные всхлипы, плавно перешедшие в поскуливание. - Санни, - снова позвал старший. Чхве с силой сжал кулаки, но вскоре его плечи расслабились и он медленно стёк на пол. - Не могу... - взвыл Сан, - не могу... Я ужасен... Я ничего не могу сделать, у меня нет сил! У меня нет ничего! Я плохой альфа, я жалкое ничтожество... Зачем... Зачем всё это, я ведь даже самое дорогое не способен защитить! Зачем мне оставаться в группе, если я ничего не могу дать... Я не могу помочь Уёну, я не могу... У него такие болезненные течки и я ничего не могу с этим сделать, если бы я мог, я бы забрал всю его боль себе, я бы умножил её во сто крат, лишь бы он не чувствовал её... Я бы отдал всё, чтобы у него всё было хорошо, кожу бы с себя содрал. Но я никчёмный альфа, я ничем не могу помочь! Пусть лучше он перестанет любить меня, пусть он найдёт кого-то получше! Я глупый, бесполезный альфа! Ёсан медленно опустился рядом. - Санни, - начал старший, поглаживая задыхающегося от рыданий парня по спине, - ты не виноват в этом, слышишь меня? Ты не виноват... - Нет... Я виноват... Я не стал лучше... Я не стал таким, каким нужно... Я не достоин Уёна, не достоин быть с ним, понимаешь?! - Дай Уёну самому решить, достоин ты или нет... - Мой ранг бесполезен... Я бесполезен... - Нет, Санни... Тебе нужно просто принять тот факт, что некоторые вещи от тебя не зависят. И это нормально. Но также есть вещи, которые ты можешь изменить. - Что я могу изменить в такой ситуации, ты издеваешься? Что я поменяю? - Сан повернул на друга красное лицо. - Как минимум своё отношение к себе. Ты далеко не так плох, как о себе думаешь, Санни, я точно знаю. И Уён это знает. - Ёсани... - нижняя губа Сана всё ещё дрожала, - Ёсани... Старший мягко повернул парня к себе и обнял его. Тот продолжал плакать. И плакал ещё очень долго, в тишине огромного спортивного зала, среди тренажёров и холодных зеркал. - Официант, ещё! - молодой мужчина, уже давно не трезвый, махнул пустой бутылкой соджу в сторону бара. Он выглядел помятым, хотя черты лица выдавали в нем человека очень приятной наружности. Запах сливового соджу, его собственный, впитывал в себя запах выпитового алкоголя, растворяя его. Удивительная способность, благодаря которой можно было напиваться даже в середине дня. Таким образом опознать состояние мужчины можно было только по нетвердым движениям. А требовательные ноты грейпфрута ещё больше смазывали впечатление. - И давно вы здесь сидите, господин Ыкван? - миниатюрная альфа села напротив мужчины. - Не знаю, - пробубнил мужчина, - Мы знакомы? Девушка улыбнулась и достала удостоверение. - Сейчас будем. Меня зовут Суён, я помощница частного детектива господина Пак, приятно познакомиться! - И чем я могу быть полезен... Господину Пак? - ухмыльнулся Ыкван. Девушка лишь пожала плечами и кокетливо заправила прядь волос за ухо. - Не самый оригинальный ответ. Но вы даже не представляете, насколько вы можете быть полезными. Вы слышали о кончине Ким Джувона? - Ну... - повёл плечом альфа, - типа того. Он там, чей-то брат, сват... Какого-то айдола. Я так и не понял. Честно, мне всё равно. Я его не знаю. Когда он умер? - Три дня назад. И что, вы, правда, не знаете? - нахмурилась девушка, - хотя, конечно, вы же не спрашивали его имя перед избиением... Это был бы очень неловкий диалог. Ыкван моментально изменился в лице. С трудом пробивающийся через грейпфрутовый смог запах пьяной сливы угрожающе защекотал ноздри девушки. - Вы это о чём вообще? - Давайте не будем, ладно? - вздохнула Суён, театрально закатив глаза, - Мы с вами оба работаем так или иначе в правоохранительных органах и знаем, как это всё работает. Тем более, я здесь не для того, чтобы попытаться вас посадить. Но я поражаюсь, вам хватает наглости ходить в бар в этом районе! Буквально на соседней улице вы избили человека и спокойно приходите сюда пить?! - А статья за клевету вам о чем-нибудь говорит? - изогнул бровь мужчина. - Слушайте, - девушка продолжала улыбаться, - наверное, не будь у меня на руках доказательств, я бы к вам так просто не подошла бы... - Тогда где заключение суда, где постановление о задержании, допросе? Милая моя, частные детективы не особо котируются, тем более, раз уж ты такая осведомленная, то прекрасно должна знать, что я из тринадцатого отдела. Не так уж просто предъявить что-то такому, как я. - Я пришла не задерживать вас, а побеседовать. И по возможности, вас спасти... - Что ты несёшь, - фыркнул Ыкван, - я бы на твоём месте подумал только о своей безопасности, после таких заявлений. - Это угроза? - Суён пустила в ход феромоны, от горького цитрусового запаха которых мужчину передернуло, - послушайте. Конечно, обычно расследование это битва правосудия и беззакония, битва добра со злом, если хотите, но... Когда в деле замешаны высокие ранги и власть имущие люди, дело превращается в битву кошельков. И поверьте мне, наш заказчик, Ким Хонджун, имеет достаточно средств и влияния, чтобы вас закопать. Вы много кого подкупили, удалили записи с камер, но невозможно купить всю Корею. И уж тем более, невозможно рассчитывать на то, что если человек продался один раз, то он не продастся второй... То, как вы себя неадекватно вели, видело гораздо больше людей, чем вы можете себе представить. - Ким Хонджун? Будто бы что-то знакомое... Ну да ладно. На одних свидетельских показаниях дело не построить. Вы слишком много на себя берёте, - развёл руками Ыкван, - я всё ещё не понимаю, причём тут я. - Вы участвовали в избиении Джувона. Вы надеялись, что никто ничего не узнает, низкоранговый альфа, какая разница, верно? Вы были пьяны. Но, как говорится, не на того напали. Джувон оказался старшим братом айдола. Случился общественный резонанс. И тут уже так легко не отделаться, верно? Хорошо, что ваши друзья из полиции прикрыли ваши задницы. Но вы опять же не учли того факта, что Хонджун так просто не отступит. Полицейские давили, угрожали и ещё бог знает, что творили с Джувоном, лишь бы он забрал заявление. К сожалению, молодой человек не выдержал... Но дело до сих пор висит. Более того, вы пытались надавить на самого Хонджуна, вбросив информацию о домогательствах. В парк, где группа Хонджуна снимала своё шоу, приезжали укратители. Такой глупый просчёт, не правда ли? Обычных полицейских не осталось, чтобы послать их туда? - Бред собачий, - прервал монолог девушки Ыкван, - я ни слова не понимаю, о чем вы говорите. Даже если вы попытаетесь повесить на меня то, чего я не совершал, боже мой... Избиение какого-то альфы? Что? Да за это даже реальный срок не получить, ну, смешно. - Угрозы, сокрытие улик, подкуп свидетелей, сокрытие преступления, взяточничество... Вы правда думаете, что легко отделаетесь? На столе появилась очередная бутылка соджу. Ыкван даже не заметил, как её принесли. Он открыл спиртное и наполнил стопку до половины. - Я ничего не знаю, - наконец выдохнул мужчина, обдав собеседницу неприятным спиртовым запахом изо рта. - Но вы можете действительно легко отделаться, на самом деле, если поможете нам. Запах грейпфрута, - Суён выдержала драматическую паузу, - он налип на вас, и налип сильно. Такое случается очень редко, особенно между альфами. И здесь... Только два варианта, либо носитель грейпрутового запаха серьёзно болен, что легко в случае чего доказать, либо... Он использует подчинение. Вы сильно изменились за последние пару месяцев. Стали часто выпивать... Плохо спите... От вас ушла девушка... - Заткнись, - рыкнул Ыкван. -... Ведь она... - Замолчи. - Она обнаружила вас в постели с другим мужчиной. - Закрой свой поганый рот! - рявкнул Ыкван и ударил кулаком по столу. - Он принуждал вас к сексу через подчинение, верно? И Джувона вы избили, потому что он вам приказал, да? Ваш коллега чёртов психопат, верно? Ыкван опустил голову. Он тяжело дышал, стараясь не заплакать. Стопка, крепко зажатая в руке мужчины, треснула. - Подчинение сложно доказать, однако не в этом случае. И тогда... Мы обещаем вам защиту. Если вы согласитесь сотрудничать, - Суён поднялась с кресла, - и ещё кое-что. Просто, чтобы вы понимали, министр сельского хозяйства города Тэгу очень недоволен своим сыном и сильно дорожит своей репутацией. Так что... Подумайте. Тонкие пальчики пододвинули к Ыквану визитку. - Хорошего дня! - с этими словами девушка удалилась. Белые лепестки хризантем падали на светлую плитку. Медленно. Лепесток за лепестком. Тихое, светлое помещение, облицованное серым камнем - обитель спокойствия. Большие окна, разделённые на квадраты, пропускали внутрь радость и свежесть весны. Хонджун стоял у входной двери, опершись спиной о стену. Он наблюдал, как в лучах солнца танцуют пылинки. Его строгий чёрный костюм резко контрастировал с этим медовым светом, тёплым и жизнерадостным. Гости неспеша собирались у дальней двери. Прямо за ней, окружённый светом, стоял гроб. Гроб его старшего брата. От одной только мысли об этом на глаза Хонджуна навернулись слезы. Он убрал их указательным пальцем и спрятал заплаканый взгляд за тёмным стеклом больших квадратных очков. Мир немного изменился, цвета стали более приглушенными. Но суть осталась прежней. Родители встречали немногих родственников, что пришли почтить память брата. Дяди, тёти, бабушки, дедушки... Хонджуну следовало с ними поздороваться, но он стоял, как вкопаный, прижавшись к стене. Ему казалось, что если он поменяет позу, если отлепит спину от холодной каменной плиты, то просто упадёт и не встанет. Он чуть повернул голову в сторону приходящих, ощущая, как неприятно шуршат тейпы на шее. Несмотря на все старания Ёнхи, состояние айдола ухудшалось. Эндокринолог уже отправила официальный запрос в компанию, требуя госпитализации Хонджуна, но эта бумага была лишь передана на рассмотрение. Чтобы попытаться пережить день похорон и проститься с братом, как подобает, доктор заготовила для него специальные компрессы. Хонджуну нужно было ходить в них весь день. Он даже сбрил часть волос без согласия стилистов, чтобы лучше закрепить лекарство. Компания беспокоилась о том, что если папарации увидят его в таком виде, то тут же обо всем догадаются, но воротник шанца исправил ситуацию. Теперь все выглядело так, будто он получил травму на тренировке. Хонджун старался не думать о смерти брата. Старался вообще ни о чем не думать. Он много плакал и плохо спал, от чего сознание пребывало в странном забытии. Если и приходили в его голову какие-то мысли, то они лишь глухо оседали где-то на самом дне, смазывались и терялись. Айдол даже плохо помнил тот вечер, когда обо всём узнал. Кажется, он задыхался в объятиях Сана, отчаянно пытающегося привести его в чувства. Потом была ночь, полная слез и вопросов. Как, что, почему, когда? Самое первое, с чем столкнулся Хонджун в ту ночь - полное неверие в произошедшее. Всё его естество отрицало смерть брата. Случившееся казалось ему чем-то настолько невероятным, неправильным... Этого быть не может, потому что этого не может быть. Вероятно, если бы ему сказали, что видели единорога или живого динозавра, или инопланетян, он поверил бы в это больше, чем в то, что его брата больше нет. Как можно поверить в то, что Джувон умер? Хонджун ведь не видел его тело, не видел момент смерти? Может, это всё отвратительная шутка? Или брат просто потерял сознание и его ещё можно спасти? Все эти мысли не были подкреплены ничем, кроме чувства отторжения действительности. Разум айдола отключился в тот момент, не выдавая ни одного рационального умозаключения. - Хонджуни! - скрипучий голос престарелой тётушки заставил парня вздоргнуть. Айдол поклонился, с трудом отлепив себя от стены. - Добрый день! Старушка, маленькая и сухая, шаркая направилась к молодому человеку. - Как ты похорошел, родной, - тётушка приобняла парня. Хонджун ощутил еле уловимый аромат персикового джема. С возрастом омеги и альфы постепенно теряли свой запах. Аромат омег начинал истончаться около пятидесяти лет и почти полностью пропадал к восьмидесяти. Альфы же продолжали пахнуть и до шестидесяти, но также к восьмому десятку почти полностью избавлялись от запаха. - Спасибо, очень рад вас видеть, - криво улыбнулся Хонджун. - Хотелось бы конечно встретиться не в таком месте, - вздохнула женщина. Её морщинистые сухие руки крепко держали ладони юноши. - Помню вас, совсем маленьких... Ты такой живчик был, везде залезал, прятался, а Джувон всё за тобой присматривал... - голос тётушки дрогнул, но она продолжала улыбаться сквозь накатившие слезы. Хонджун тоже улыбнулся, хотя его подбородок дрожал и солёная влажная дорожка снова прочертила вертикаль щеки. - Ничего, Хонджуни, - всхлипывая продолжила пожилая омега, - Джувон и дальше будет за тобой присматривать, но уже с небес... Эту фразу пережить парень уже не мог. Выдох еле сдерживаемого рыдания вылетел из его рта, он согнулся, поджав плечи, стараясь не плакать громко. - Всё хорошо, малыш, всё хорошо... - тётушка тоже плакала, заключая парня в объятия, - ты главное не забывай про себя. Знаешь, в такие моменты очень легко выпасть из жизни. Но ты соберись, не забывай о работе. Джувон не хотел бы, чтобы ты себя запускал. - Обещаю, тётушка, обещаю, - промямлил альфа, обнимая крохотное тельце. Прошло около получаса, прежде чем все собрались. Гостей было немного и практически все из них были пожилыми родственниками. Родители Хонджуна не забыли разослать письма с приглашениями одноклассникам, сокурсникам и ребятам из "Луча надежды". Но, к всеобщему удивлению, приехал только Тэхо. Его карикатурно кривая фигура резала Хону глаза. В принципе, сейчас айдола могла вывести из себя любая мелочь, а нахождение на похоронах человека, отказавшего в критический момент Джувону в помощи, вызывала у Хонджуна омерзение к этому человеку. Но тот будто бы понимал это и старался находиться в отдалении. Быть может, он ощущал его запах? Родители приветствовали гостей, принимали соболезнования. У Хонджуна каждый раз больно сжималось сердце, когда он смотрел на мать. Невысокая женщина, такая хрупкая теперь. Она старалась держаться, но было видно, что ситуация её подскосила. Кончина старшего ребёнка это не то, что можно было вынести. Оставаясь в объятиях отца, она всё равно пыталась быть сильной. Хонджуну хотелось подойти к ней, сказать, что сегодня, хотя бы сегодня, ей не нужно быть сильной, что она может побыть слабой, дать себе немного отдохнуть и не сдерживать всю эту боль. Но мысль об этих словах горьким комом вставала в горле. Ему хотелось поговорить, но он не мог, не мог выдавить из себя ни слова. Парень плохо понимал, чем он может помочь, кроме того, чтобы быть рядом. Просто быть рядом. Иногда он подходил к матери и просто обнимал её, надеясь таким образом поддержать, показать ей, что он уже взрослый мальчик и она может найти в нем защиту, опору. Но вместо этого она утешала сына, а он, не имея возможности сказать:"не надо, это я тебя должен успокаивать, а не ты меня", лишь всхлипывал у неё на плече. Отец, как и подобает альфам старой закалки, держал эмоции в себе. Лишь изредка по его щекам катились слезы, но выражение лица будто бы оставалось безучастным. Однако, Хонджун понимал, что временами, когда папа оставался один, он всё же плакал, плакал навзрыд. Немолодой мужчина тоже старался лишний раз не контактировать с родственниками. Если маму разговоры отвлекали, но отец в большей степени раздражался. Но никто не осуждал его, в конце концов, он потерял старшего сына и сильно злился. Он злился на себя и свое бессилие, на мир, на судьбу, на полицейских, на всё вокруг. Ведь это они забрали у него Джувона, его мальчика. -... Я понимаю, что это больно, но вам тоже стоит уважать его выбор... - хриплый голос троюродного деда донесся до ушей Хонджуна. Отвратительно. Айдол скривился и направился к окнам. Каким был выбор Джувона? Жить дальше, перебиваясь случайным заработком, в постоянном страхе, что тебя снова кто-то изобьет? Обречь себя на одиночество? Парень вздохнул. Конечно, они всей семьёй старались поддерживать брата, всеми силами, при любой возможности. Но он часто не принимал их помощь. Хонджун устремил взгляд в окно. Там, за стеклом, солнце купало в своих лучах светлый от пыли асфальт и молодые зелёные листочки на ветвях деревьев. Щебетание птиц было слышно даже в здании, наряду с шумом автомобилей, проезжающих мимо. Смотря на эту радостную картину, айдол размышлял, был ли у Джувона выбор, и принадлежал ли он ему. Если бы у старшего была перспектива счастливо и долго жить, то вряд ли бы он выбрал смерть. Страшные, тёмные мысли наполняли естество Хонджуна, произрастая в сознании колючими ветвями. Причина смерти... Передозировка снотворным. Мог ли Джувон ошибиться? Мог ли он просто перебрать с лекарством? Парень закусил губу, вспоминая их последний разговор. Тогда он просил не злиться на него. И Хонджун старался не злиться. Но это чувство всё же его посещало, хоть и не имело конкретной направленности. Смерть так или иначе присутствует в жизни каждого человека. Её можно увидеть на экране, в кино и сериалах, в литературе, в музыке, где угодно. Но смерть близкого человека - совершенно другое дело. Невозможно классифицировать, унифицировать горе. Раньше Хонджун даже не задумывался об этом. И только столкнувшись с этим, понял, что ни одна книга, ни один фильм не поможет легче перенести потерю, понять и принять её. Он знал о тех же стадиях принятия горя и думал, что будет реагировать примерно также. Что там было: отрицание, гнев, торг, депрессия, принятие? Парень думал, что так всё и будет происходить. Однако, он не ожидал, что все эти пять стадий будут происходить с ним по несколько раз в день. Точнее, все четыре. До принятия было ещё далеко. Хотя возможно, по утрам, когда он был ещё совсем сонный, он почти что смирялся с ситуацией. Далее по списку. До завтрака он ловил себя на мысли, что ему нужно позвонить брату, мог разозлиться от нечаянно упавших на пол палочек или слишком горячего чая, после старался всё же как-то примирить себя с мыслью о смерти брата, попутно пытаясь работать и к середине дня он уже откладывал все дела, чтобы просто поплакать. И так по кругу, иногда в разной последовательности. Он то злился и бросался вещами, то царапал острыми ногтями плечи, чтобы хоть как-то привести себя в чувства. Работа до поры до времени отвлекала, но всё же не могла полностью занять его мысли. Он уже не мог чувствовать свой собственный запах, но за эти четыре дня, как он понял, с его этажа в KQ съехали почти все. Лишь по лёгкому аромату малины он мог распознать, что Кёнмун всё ещё работал в соседней студии. Возможно, он действительно пах отвратительно и если бы не таблетки, прописанные Ёнхи, он вряд ли бы мог вообще выходить куда-либо. Временами у него кружилась голова и в целом состояние было не самое хорошее, однако лекарства всё же помогали. Ёнхи не раз говорила, что в тех условиях, в которых находился сейчас айдол, вылечиться попросту невозможно. Комплексная терапия, здоровый восьмичасовой сон, отсутствие стрессов, правильное сбалансированное питание - лишь малая часть необходимого лечения. Железы во многом реагируют как на внутренние, так и на внешние раздражители. Поэтому изоляция в студии для работы, в окружении горящих дедлайнов - не самая лучшая идея. Но у Хонджуна не было других вариантов. Хорошо хоть компания взяла на себя поиск апартаментов. Наконец менеджеры додумались не ставить палки в колеса здоровью айдола. Тяжёлая ладонь легла на плечо Хонджуна и чуть сжала его. Парень обернулся. - Пойдём, все собрались, - прохрипел отец. Джуни почувствовал, как тошнота непринятия подступила к горлу. Войдя в зал, выдержанный в том же стиле, он усилием воли заставил себя посмотреть вперёд. На гроб. Он коротко вздохнул и попытался продвинуться дальше, но ноги подвели его, согнувшись в коленях, посылая головокружение вверх по позвоночнику. Айдол уже был морально готов упасть, но чья-то рука крепко схватила его под локоть. - Тише, малыш, - прошептал почти на самое ухо парню Тэхо, помогая младшему сохранить равновесие. - С-спасибо, - промямлил Хонджун. Первыми к гробу подошли дальние родственники, чтобы быстро попрощаться. С каждым шагом к центру зала Хонджун чувствовал, как его переполняют эмоции, до сей поры никогда к нему не приходившие. Он никогда так сильно не хотел убежать от этой реальности. Он не хотел принимать случившееся, отрицал его. И как вообще это можно принять? Каким образом можно согласиться со смертью? И вот у гроба уже побывали тётушки, троюродный дед, после подошёл отец. Он склонился над покойным и что-то долго шептал ему на ухо, нежно поглаживая то лоб, то щёки. Будто успокаивая. Вероятно он, как и любой любящий родитель, надеялся, что его ребёнку больше не больно. Горько выдохнув, мужчина напоследок поцеловал сына в лоб и пропустил вперёд супругу. Женщина уже не могла больше держать лицо и легла на гроб, сотрясаясь от беззвучных рыданий. У неё не было сил плакать в голос. От этой картины Хонджун сам заливал я слезами. Он снял очки, они были уже ни к чему. Теперь он ясно видел, как его мама просит сына проснуться. Умоляет его. И в голове пролетели мысли о том, почему... Почему Джувон не просыпается, он что, не видит как маме больно? Как он так, заставляет её страдать. Рука Тэхо всё ещё поддерживала айдола, хотя больше морально, чем физически. В конце концов, он не мог ощутимо помочь из-за искривленного позвоночника. Но этой едва заметной поддержки вполне хватало, чтобы Хонджун стоял на ногах. И вот, наконец, мать еле оттодрала себя от тела сына. Её малыш, её мальчик... Как она вынашивала его, кормила, растила, любила... Но уберечь не смогла. - Ты так и будешь тут стоять? - холодно произнёс Тэхо, сурово наблюдая за разворачивающейся у гроба драмой. Хонджун нервно сглотнул. Он очень боялся увидеть своего брата в гробу. Альфа не верил, как такое вообще возможно? Джувон не мог, просто не мог умереть... - Я не хочу, - прошептал сквозь слезы айдол, - я не могу. - Будь сильным, - выдохнул старший альфа и подвёл Хона к гробу. Хонджун закрыл рот ладонями, чтобы сдержать неопрделенный скулящий возглас. В гробу лежал... Нет, это какая-то ошибка. Этого быть не может. Это точно не его брат... Конечно, он был похож на Джувона, безумно похож, но его лицо... Оно будто бы неуловимо изменилось, совсем немного, но всё же... Хонджун не мог сказать точно. Конечно, его накрасили, но полностью расслабленные мышцы лица больше не держали привычную форму, от чего казалось, что Джувон выглядел не так, как раньше. Будто бы восковая кукла, маска, сделанная искусным мастером, но не художником. Такое впечатление создают портреты не очень умелых рисовальщиков, способных передать пропорции, но не умеющих выхватывать главное - характерность... Жизнь. Кажется, это лицо навсегда отпечаталось в сознании Хонджуна. Он не хотел смотреть на него, но при этом не мог оторвать взгляд. Ситуация перешла все пределы невыносимоти. - Что же... Теперь... Как... Как мне жить-то без тебя?! - взвыл Хонджун, вцепившись в бортик гроба, - что мне делать?! Казалось, он все слезы выплакал, но нет, ещё что-то осталось. Айдол пытался хотя бы немного привести себя в порядок. Он надеялся, что красные пятна, расползшиеся по всему лицу, сойдут раньше, чем он выйдет из здания. Альфе претила мысль, что за дверью их могут ждать фотографы, не понимающие, что такое личное пространство. Что такое банальная человечность. На носу снова красовались тёмные очки, скрывавшие поллица. Но даже они не помогали полностью скрыть заплаканый вид. - Хонджун, можно тебя на секунду? - снова Тэхо. Раздражение разлилось по венам айдола. Альфы отошли на достаточное расстроение от горюющих родственников, чтобы никто не слышал их разговор. - Спасибо, что поддержал... Но просто чтобы ты знал. Я ненавижу тебя за то, что ты отказал Джувону в помощи. Твоя воля, можешь рассказать это СМИ, мне плевать. Просто знай, что если бы организацией похорон занимался я, то не подпустил бы тебя к его гробу и на пушечный выстрел, - прохрипел Хонджун. - Я всё понимаю, - мужчина склонил голову, - Если тебе важно знать, то я чувствую вину за то, что не помог Джувону. - Будто это что-то изменит, - фыркнул в ответ айдол. - Меня мучает совесть. Хоть у меня и была причина отказать ему. Но... Послушай, в общем. Ко мне приходили полицейские за пару дней до нашей с Джу встречи. Они угрожали закрыть "Луч надежды". Что я мог сделать? - Оправдание такое себе, но... - Хонджун поправил пятернёй отросшие волосы, - если хочешь загладить вину, ты должен помочь нам в суде. - Будешь бодаться с исполнительной властью? Удачи. Но я помогу. Я расскажу всё, что знаю. Джувон... - нижняя губа Тэхо наконец дрогнула, - он не должен был вот так... Умереть. - Я считаю, это убийство. Они его довели... Он... - айдол выдохнул, - он бы не стал... - И правда, не стал бы... - мужчина похлопал младшего по плечам, - Хон. Хоть ты и извращенец, плевать, если будет ещё какая-то информация, я тебе сообщу. - Да я не... - попытался возмутиться Хонджун, но Тэхо явно не собирался больше слушать. Его искривленная худая фигура направилась к выходу. Хонджун нашёл взглядом дрожащую мать и, приобняв её, последовал за скорбящими к двери. Щелчки фотоаппаратов испугали айдола. Он постарался прикрыть маму пиджаком и быстрым шагом направился к машинам. Папарации было не так много, но даже нескольких человек хватило, чтобы в сердце айдола зашевелилось гнетущее чувство отвращения. Хонджун плохо помнил, как прошёл весь оставшийся день. Как прощались и отпевали, как вспоминали, как провожали... Лишь к самому вечеру он неожиданно обнаружил себя в родительском доме, сидящим за кухонным столом с чашкой остывшего чая. - Будешь ещё? - тихий голос матери вернул парня в реальность. - Нет, спасибо, - вздохнул Хон, с тоской посмотрев на мутную жидкость. - Хонджун, - сидящий напротив отец устало смотрел на сына, - давай обсудим кое-что. Я тебя к решению пока не принуждаю, но... Надо отвлечься. Младший альфа кивнул и устремил взгляд на папу. - О чем ты хотел со мной поговорить? - Хон не узнал свой собственный голос, осипший, глухой. - Нам тут двеча звонил старший Пак. Мама, вроде. Верно, дорогая? Женщина закивала. Альфа продолжил. - Она прям всерьёз настаивает на вашей с Сонхвой свадьбе, но мы-то что? Мы же не можем тебе сказать, мол, иди, женись. Что у вас там вообще творится? Хонджун нахмурился. Он не очень хорошо знал родителей старшего, но из его рассказов понял, что они консервативного толка люди, живущие с установками, отличными от тех, что принимались в семье Ким. - Они считают, что устраивать свадьбу должны родители... Они... Такие, ну, знаешь, пап, - замялся Хонджун. - Разве эта традиция не изжила себя ещё лет двадцать назад? - мама скрестила руки на груди, - им больше заняться нечем, кроме как устраивать личную жизнь своего сына? - К сожалению, Сонхва в их семье права голоса не имеет, - вздохнул айдол, - он с ними разговаривал на эту тему ни раз и не два. - Вот как, - отец пожал плечами, - ну, а ты сам как? Нравится тебе Сонхва или нет? - Не хочу я с ним быть... В смысле, он очень хороший, и мы друзья, но только друзья... - как только в голове всплыл образ старшего, вечно полутвердый член Хонджуна чуть дернулся. Но айдол постарался проигнорировать этот порыв. - Ну вот и всё, о чем тут ещё разговаривать, - развёл руками старший альфа. - Странная у них конечно семейка, - омега потерла лоб, - не в обиду, Джуни, знаешь, я как мама в целом господина Пак понимаю, но он ещё разговаривал так по-дурацки... Я не против всяких ласковых имён, но боже мой, вечно вот это его "звездочка то, звездочка это", фу! У тебя уже взрослый сын, здоровый, а ты всё сюсюкаешься. Я понимаю, омега, с ними надо нежнее, но всё же... - Да ладно тебе, мам, - ухмыльнулся Хонджун. - В общем, сам думай, что куда, - отец семейства встал из-за стола, - ладно, пойду я, прилягу, а то что-то как-то... Тяжело. - Конечно, любимый, - криво улыбнулась мама, - ну а вообще, Джуни, ты как сам, нет никого на примете? - Ой, да когда мне? - махнул рукой Хонджун, - я же работаю целыми днями... Да и сейчас сама видишь, какое у меня состояние. Если бы не горсть таблеток и компрессы, я бы вообще не доехал. - Хорошо, тебе стоит отдохнуть, - омега положила свою сухую ладонь поверх ладони сына, - но если что, я хочу, чтобы ты знал, я приму любой твой выбор. Она подмигнула. - Оу, внезапно, спасибо! - улыбнулся Хон, - мне приятно это слышать. - Я рада! В общем... Да, - женщина немного поджала губы, - и когда я говорю о любом твоём выборе, я говорю прям совсем о любом. Ты... Ты можешь доверять мне, Джуни... - Ты это о чем? - приподнял бровь парень. - Я лишь хотела сказать, что... Ну. Ты знаешь, официально это не очень правильно, но если ты вдруг приведешь домой альфу... Ничего страшного. Хонджун поперхнулся воздухом. - Мам, откуда такие мысли?! Я конечно в целом тоже не против таких отношений, но я же... Но я же не... Не такой... - Ой, правда? - женщина засмеялась и махнула рукой, - ну тогда не бери в голову, и правда, чего это я... - Почему ты решила, что я встречаюсь с альфами? - Хон по-детски надул губы и упер руки в бока. - Да забей, - омега продолжала улыбаться, - я не считаю тебя кем-то из... Этих. Но знаешь, я же тоже не слепая, смотрю твои выступления... А там такие, я извиняюсь, наряды... Эти твои юбочки... - Мам, они просто красиво развеваются, когда я танцую, ничего такого! - замахал руками Хонджун, - но я рад, что ты была бы готова принять меня и таким. Правда, спасибо тебе. - Конечно, милый, куда бы я делась, - женщина приобняла сына, - пойду тоже прилягу, к папе под бочок. Омега коротко поцеловала парня в висок и вышла из кухни. Хонджун остался сидеть один, улыбаясь. Мысленно он поблагодарил небо и землю за своих родителей, понимающих и добрых. Постепенно на Хона навалилось чувство тоски. Он оглядел пространство. Кухня, обжитая, пропахшая родными запахами из детства: маминым цветочным ароматом и едой. Поцарапанный стол, скрипучий стулья, давно не мытый фартук и гора посуды на плите. Дома у родителей всегда был лёгкий беспорядок, который мама всегда назвала творческим. Она старалась поддерживать чистоту в доме, но это всегда так, либо хозяйка способна целыми днями надраивать жилище, либо она находит себе занятие поинтереснее. И никто маму за это не осуждал. Как любил повторять отец семейства:"пусть лучше моя жена улыбается в ресторане или на выставке, чем плачет над горой немытой посуды". Поэтому постепенно в доме появились сначала посудомоичная машина, потом робот пылесос, рисоварка, микроволновка и конечно же, аэрогриль, подаренный братьями на одну из годовщин свадьбы родителей. Хотя, конечно, были в этом и свои минусы. Не придавая быту особого значения в семье, братья перенесли эту установку и уже в свои собственные, взрослые жизни. Хонджун так и не научился нормально готовить и убирал общежитие без энтузиазма. Хотя Джувон, в силу того, что был старшим братом, был в этом отношении более ответственным... Джувон. Хонджун вздохнул. Он медленно встал и поплелся в его комнату. Боль снова вцепилась в кровоточащее сердце. В комнатушке с неброскими голубыми обоями всё было также, как раньше. Много воспоминаний хранили эти стены. Здесь мальчики вместе играли, а бывало, даже дрались, не поделив игрушки. Здесь Джувон помогал младшему с уроками, здесь и Хон показывал ему свои первые неловкие танцы... Парень опустился в офисное кресло, стоящее, как и прежде, у рабочего стола, залитого вечерним светом фонаря. Он хотел было положить руки на затертую столешницу, но тут его посетила странная мысль. С одной стороны, ему очень хотелось докоснуться до тех предметов, что держал в руках когда-то Джувон, чтобы снова ощутить, приблизиться к брату, прочувствовать, как он касался ладонями этого стола, как держал между пальцами ручки, карандаши... Но с другой стороны, Хон боялся этого, очень боялся. Что своими руками он смажет, уберёт то невидимое тепло или же энергию, принадлежавшую Джувону. И от брата... Больше ничего не останется. Одна лишь эта мысль снова увлажнила глаза Хонджуна. Он вцепился в свои предплечья, давя на ранки от ногтей. Боль больше не спасала его. Его ничто не могло спасти.