Одинокий незнакомец всегда проходил мимо многоэтажного дома в одно и то же время утром, днём в обратном направлении. Иногда спешил, прибавляя ходу, но чаще просто вышагивал спокойным темпом, словно бы давая окружающему миру и людям в нём возможность подольше полюбоваться им. А любоваться было чем: атлетическая фигура, высокий рост, густые каштановые волосы в лёгком беспорядке от вечных ветров, светлая чистая кожа и лицо, которое наверняка лепил в небесной канцелярии весь пантеон богов.
Если лил дождь, в его руках неизменный чёрный зонт, под подмышкой дипломат. Одетый с иголочки, он дышал стилем, весь — от тона свитера и до обуви — идеален. Никогда прежде Сяо Чжаню не доводилось встречать таких людей – кто-то за гранью красоты, вне устоявшихся норм эстетики. С него писать картины и лепить скульптуры, о нем слагать стихи и писать хвалебные оды. Он был рожден сбивать дыхание людей своим видом, он был Солнцем, что дарило свет днем, и Луной, освещающей мир под покровом ночи.
Кем и где работал тот парень оставалось загадкой, Сяо Чжань догадывался только, по его виду, что в офисе, вряд ли начальником, ведь ходил пешком, но наверняка на весьма интересной должности. Иногда Сяо Чжань любил даже погадать, кем тот был: учителем или начинающим инженером, офисным работником или айтишником в начале карьерного пути. Потом он отпускал эти мысли, ведь они не имели никакого смысла, важнее всего – этот парень просто был, весь такой безупречный, такой прекрасный и совершенно
недоступный.
Даже если народу в те минуты, когда Сяо Чжань замечал его под своим окном, было много, он узнавал его из всех. Понимал, что это он, по непринужденной походке, по лёгкому беспорядку на голове и нежной улыбке, что он кидал на играющих ребятишек. Сяо Чжаню даже казалось иногда, что он узнал бы о
его приближении, даже если глаза его были бы завязаны. Он словно ощущал
его каждым миллиметром кожи, хотя никогда не дотрагивался; каждой невидимой нитью души, что рвалась к нему и желала приласкать в своих мягких объятиях; каждым его вздохом, наполняющим лёгкие воздухом; каждым движением, что возвращало Сяо Чжаня к жизни. Возможно, он сходил с ума, но разве влюблённостью можно попрекать?
От лучшей подруги Сяо Чжань однажды узнал, что сердце его особенного прохожего свободно, ведь они оказались коллегами, и посвящает он всё свободное время лишь работе. Задержав дыхание, он слушал рассказы о
нём, скорее всего где-то приукрашенные (ведь признаться себе, что он идеален даже в поступках – физически больно сердцу), но уже сделавшие из него героя в глазах, потерявшего голову от любви, парня. Стараясь не выдать интереса, он с замиранием сердца ждал, когда она назовёт его имя, чтобы знать, кого звать в бессонные ночи, что с прохладой и, давящей на виски тишиной, приносили рыдания, так успешно заглушенные подушкой. Ван Ибо.
Сидя у окна с дневником в руках, Сяо Чжань записывал его имя разными шрифтами, большинство из которых придумывал тут же. Вбивал заветные буквы в сердце, запечатывал новым потоком слёз и легонько касался кончиками пальцев стекла, по ту сторону которого был он. Это было его единственным прикосновением к нему — невинным, обжигающим, желанным.
Ветер трепетал в волосах Ван Ибо, играясь с ними в лучах заходящего весеннего солнца.
Красиво. Сяо Чжань хотел бы воскресить в голове более выразительный эпитет, но они всё равно не смогли бы в полной мере передать особенный шарм этого человека, так что Сяо Чжань просто сдался. Красиво – это достаточно, потому что красота эта была абсолютной, совершенной.
Полы его синего пиджака разлетались, а в каждом шаге чувствовалась уверенность в себе. Ван Ибо шёл, словно пружинил, и даже с высоты было заметно, насколько натренированное у него тело. Конечно, тот не мог не знать о своей красоте, о своём превосходстве над другими. Вот только он этим не пользовался, не ездил на дорогущем автомобиле, не шел в обнимку с любимой, но и никогда не поднимал взгляд на второй этаж, не смотрел на силуэт за окном, не знал о парне, что просыпается по утрам ради того, чтобы выхватить выделяющуюся среди остальных фигуру. Для Сяо Чжаня это было что-то сродни зарядному устройству, он заряжался до 100% утром, когда Ван Ибо шёл на работу, и вновь восполнял недостающую энергию, когда тот возвращался домой. Поэтому с трудом переносил выходные. Откровенно говоря, терпеть их не мог. Иногда Сяо Чжаню казалось, что тот факт, что они до сих пор не встретились – к лучшему, ведь взгляда тёмных, глядящих сквозь душу глаз, он бы не выдержал.
Мэй пришла к нему в одну из самых жарких суббот апреля и, развалившись на мягком диване изумрудного цвета – недавнем приобретении Сяо Чжаня, поведала о том, что познакомилась с Ван Ибо, так как перевелась работать в его отдел. Сяо Чжаню хотелось бы, чтобы это оказалось слуховой галлюцинацией, он себя даже ущипнул, чтобы удостовериться, что это не сон. Боль в руке не почувствовал, потому что душевная боль перебила её мгновенно. Во сне точно так не бывает, так горько, с примесью безысходности и немого отчаяния.
Сяо Чжань слушал, как они с Мэй сходили на пару свиданий, и Ван Ибо оказался прямо таки сказочным принцем (будто Сяо Чжань не догадывался об этом). Такой обходительный, вежливый, обаятельный, с искринками в глазах и невероятной улыбкой, в которую она влюбилась моментально. Слушая её рассказ, Сяо Чжань задумчиво размешивал сахар в чашке чая с лимоном и ловил своё искореженное отражение на неровной водной глади. Контраст погоды в душе с той, что была за окном, душил и резал, тащил на дно и скидывал с обрыва, ломал кости и выворачивал рассудок на изнанку. Это нельзя было назвать депрессией, нет, это было нечто хуже, что принуждало сердце пускать ядовитую кровь по венам, которая тихо высасывала жизнь и отравляла всего изнутри. Ему не хотелось слушать, не хотелось знать, что Ван Ибо оказался гетеро, хотя, возможно, он был би, и тогда шанс мог бы появиться, но... Чего он хотел?
Только его.
Мог ли он его получить?
Абсолютно точно нет.
Сяо Чжань не мог ничего предпринять, это было не в его силах. Ему даже не хватило смелости признаться ей в чувствах к Ибо. Поздно. Это разрушило бы их дружбу, построенную на великой верности и железобетонной поддержке. Мэй заслуживала такого, как он, Сяо Чжаню там не место и жалеть себя он давно устал, приняв решение, что пора бы найти в себе крохи мужества и порадоваться за её счастье. Эгоизм, намертво въевшийся в его сущность, сейчас скалил зубы и, словно тигр, присел в ожидании, готовясь прыгнуть и разорвать. Хотелось кашлянуть, чтобы сбить этот противный ком, вставший поперек горла и не дающий сделать полноценный вдох. Не человек ни внешне, ни внутри, растоптанное подобие.
— Сяо Чжань, ты меня слушаешь? — Мэй подошла к парню и положила руки на его сгорбленные плечи. Он накрыл ладонью её пальцы и слабо улыбнулся, стараясь выглядеть как можно более живым.
— Прости, Мэй, я задумался. Ты рассказывала о своем парне, — и сердце застряло в глотке, мешая выдавить из себя еще хоть одно слово. Лучше так, чем врать, лучше так, чем потерять лучшую подругу.
— Да, Ибо... он невероятный. Романтичный такой, всегда приходил ко мне с цветами, а еще... — непрекращающийся поток слов один за другим летел к нему, но разбивался о щит боли и душевных терзаний. Он правда пытался желать ей счастья, но все, что мог — это неискренняя улыбка и слабый огонёк в глазах, распаленный самим осознанием того, что он слышит что-то о
нём, знает, как
он проводит время, что
ему нравится и что вызывает в
нём отторжение. Самому от себя противно, знала бы Мэй...
— Мы и сегодня с ним гуляем, он пригласил меня в кино. Это невероятно, я никогда бы не подумала, что такой парень обратит на меня внимание. Я так счастлива, Чжань-гэ! – он видел искреннюю радость в её глазах и, запихнув ревность и боль куда подальше, смог наконец растянуть губы в искренней улыбке. Переборов себя, наступив на горло, перекрыв кислород, Сяо Чжань нашёл в себе силы на проявление дружеских чувств. Ему ведь все равно ничего не светило.
Это единственное, что Сяо Чжаню осталось. Мэй была достойна его, и он был просто обязан поддержать её и показать, что ему не больно, что душа всё еще не раскололась на миллионы острых осколков, раскиданных по телу бриллиантовой россыпью, пускай вместо сияния драгоценности – блеск слёз.
***
Они поженились три дня назад. Поклялись в вечной любви друг другу, одели кольца на безымянные пальцы и, переплетя навечно свои души, обрели счастье. Сяо Чжаня не было на церемонии, да и на торжестве в ресторане он не присутствовал, не видел помпезного празднества, не пришлось прятать слёзы за лживой улыбкой. Он правда желал им счастья, но просто не мог переступить себя, будучи уверенным, что не сдержался бы, а жалости не хотел, да и портить слезами праздник... Нет, зачем ему омрачать один из самых счастливых дней жизни дорогих ему людей? Он сам себя не простил бы за такое, а добавлять груза самобичевания и тревог не хотелось от слова совсем. Когда любишь, главное — счастье любимого человека, пусть не с ним, но Ван Ибо счастлив. Только утешение почему-то не помогало.
Сегодня они уезжают на какие-то острова на весь медовый месяц, что будет наполнен любовью, которая, переливаясь в глазах, одарит их теплом и уютом. Два сердца, разбить которые он не имел ни права, ни возможности, два самых важных человека в его жизни.
Звонок в дверь ворвался громкой трелью в его сознание, взбаламутив мысли в коктейль из тревоги, страха и счастья, что струился по венам вместо крови.
Резко стало холодно.
Сегодня Ван Ибо был в узких синих штанах и белой безразмерной майке, которая открывала вид на накачанные руки. Сяо Чжань представлял, что вблизи он прекрасен, но чтобы настолько... Как громкая, крикливая, вычурная, яркая насмешка ему в лицо. Ван Ибо приветливо улыбнулся парню и протянул перевязанную ленточкой коробку с тортом. Когда он коснулся пальцев Сяо Чжаня своими, мир рухнул в одночасье, разряд молний прокатился по телу, отдавая импульсами блаженства в районе сердца, закрепляя все это сладостными воспоминаниями, которые тот запечатал глубоко в себе, скрыв от завистливых взглядов.
Уже теплее. Хватило одного касания.
— Я Ван Ибо, мне очень приятно познакомиться с лучшим другом моей Мэй-Мэй, — низкий приятный голос, будто кинжал, резко саданул словами, в которые парень не вложил ни капли злости. Голос был бархатным, обволакивающим, и Сяо Чжань хотел бы, чтобы этим голосом Ван Ибо нашептывал ему на ухо милые нежности, но... Но слова, произнесенные стоящим напротив него Ван Ибо, пожирали Сяо Чжаня всего, испепеляя рассудок. Там давно уже один пепел, пережить столько пожаров в любовной агонии он просто не сумел.
Сяо Чжань улыбался, а память работала в ускоренном режиме, запоминая все мелочи, даже то, как размеренно поднимается и опускается грудь Ван Ибо, когда тот дышит. Сяо Чжань в этот момент дышал им самим, дышал моментом.
— Мне тоже, Мэй много рассказывала о тебе, — принимая из его рук торт, Сяо Чжань постарался как можно дольше оттянуть момент, когда он отстранится и пальцы похолодеют, потеряв его тепло. — Поздравляю с бракосочетанием, — пора прекращать. — Желаю счастья, — хватит... — Отлично вам провести время и отдохнуть, — стоп.
Чай был вкусным, да, наверное, он был таким, и торт с нежнейшим кремом таял во рту, Сяо Чжань почти уверен в этом. Его уверенность могла бы достигнуть максимальной отметки, если бы он был в состоянии соображать чуть больше, чем на ноль процентов. Вот только глаза его пожирали Ван Ибо всего от макушки, стараясь запомнить каждую черточку, сохранить
его в памяти такого, какой он сейчас. Сяо Чжань не хотел больше видеть его в жизни, каждый раз напоминая себе, что Ван Ибо не с ним, и поэтому нагло воровал сейчас чужое счастье, чужие улыбки, но не мог не позволить себе эту маленькую слабость.
Сяо Чжань не знал, сколько они так сидели, потеряв не только счёт времени, но и связь с реальностью. Наверное, больше трех часов, а может быть, они ушли сразу, как чашки опустели? Это всё пыль, по сравнению с тем, что Сяо Чжань всё же смог запечатлеть в памяти ангельский образ Ван Ибо и эту странную улыбку, что растопила лёд, затормошила угасшее сознание и вдохнула жизнь в обессиленное тело.
***
Сегодня лил дождь, холодными каплями разбиваясь о стекло окон светлой гостиной, в которой вновь царил холод, несмотря на то, что рядом стоял обогреватель. Если холод идёт изнутри — не поможет ничего. А внутри Сяо Чжаня метель, колючим морозом по душе, ледяной вуалью перед глазами. Он вновь взял дневник и начал листать его, перечитывая всё, что писал о
нём. Нет, человек по имени Ван Ибо не его, чужой, а Сяо Чжаню нужен был любимый, тот, кто принадлежал бы лишь ему одному. Никто и никогда не узнает, что у него теперь есть Бо-ди — парень с ребячеством в глазах и загадочной улыбкой на розовых устах, его парень, приходящий лишь во сне.
Бо-ди.
Взявшись за колеса своей инвалидной коляски, Сяо Чжань отъехал от окна. Он больше не пройдет под его окном, хватит ждать понапрасну, прохожий растворился.
