Тот, кого звали Властелином Камня

Песок кружился, заполняя все между небом и землей. Сейчас, впрочем, невозможно было сказать, где эти самые земля и небо. Архонт Песка уже погиб, но буря, поднятая им, все никак не унималась, и тот, кого называли Властелином Камня, все еще стоял с оружием наизготовку, вперив в бесконечную взвесь неподвижный взгляд. Сейчас он не помнил своего имени, даже не был уверен, что оно у него было. Ничто не имело значения, кроме необходимости опереться хоть на что-нибудь в этой реальности. А с реальностью определенно творилось что-то не то. Он никак не мог принять ее, не мог чувствовать как обычно. Его мощь никуда не делась, и камни отвечали на зов. Где-то за стеной медленно оседающего песка все еще существовали земля и небо, быть может, даже трава. Он дышал все тем же воздухом, что и прежде, и чувствовал близость их… своего народа. Копье в руке лежало так же ровно и правильно, как всегда, и жар битвы медленно остывал в крови — тоже вполне привычно и знакомо. Где-то продолжало двигаться солнце, и шелестели волны. Не хватало только чего-то одного. Самого важного. Сколько было потерь в его жизни? Сколько раз он сам отнимал жизнь у самых разнообразных архонтов и продолжал путь, не замедлив шага? Что же не так сейчас? Реальность продолжала существовать словно бы отдельно от него, но мало-помалу он осознавал стянувшие кожу по щекам дорожки, остроту хлещущего ноги песка, затопляющую сердце пустоту… золотой камень каталисты, сиротливо лежащий так близко, что его можно было рассмотреть даже сквозь завесь бури. Впрочем, та уже стихала, настолько, что кто-то из их… его подопечных даже рискнул покинуть хлипкое убежище. Кажется, тот, кого звали Властелином Камня, даже знал, куда он направился. Возможно, даже что-то говорил. Возможно… это было неразумно. Осознание проступало медленно. Из них двоих именно она скорее отвечала за благополучие: ему было куда привычнее ремесло воина, что обоих вполне устраивало. Прежде. Сейчас у него не было выбора. Не было рядом архонта Пыли. Не было… Гуйчжун. Тот, кого называли Властелином Камня, наконец осознал, что не так с реальностью. В ней недоставало детали, которая стала для него так важна и привычна, что, казалось, без нее мир не должен существовать. Но вот она, каталиста, где-то с песком смешалась бесценная серебристо-серая пыль, и больше ничего не напоминает о существовании Гуйчжун. Никто в эти времена не мог бы сказать, что Властелин Камня способен на привязанность, нежность и прочие слабости. В эпоху войн подобное могло лишь помешать. Даже он сам не мог заподозрить за собой такого, но теперь стоит, не в силах оторвать взгляд, хотя буря практически улеглась, и медленно, слишком поздно понимает, что произошло. Осознает, что он только что потерял. Слишком поздно — но осознает. — Я нашел, господин!.. Голос человека чуть дрожит, и тот, кого называли Властелином Камня, понимает, почему. Его всегда вполне устраивал их благоговейный трепет, но если он хотел сберечь их людей, тех, кто выжил после сражения, нужно было все изменить. Он повернул голову, показывая, что слушает, и человек зачастил: — Я… Я нашел место, где все еще цветут глазурные лилии, тут, не очень далеко… На берегу моря! Что ж, на берегу моря — это хорошо. Рядом с водой люди найдут себе пропитание и возможность жить в достатке, если все организовать как следует. Глазурные лилии означали, что в этом городе всегда будет ее след. Она любила эти цветы, но те исчезли почти во всех ближних землях. Неудивительно: слишком уж много войн и горя прокатилось по ним, а лилии цвели лишь там, где было счастье. Где звучали человеческие песни. Значит, он должен был сделать так, чтобы их город стал именно таким. Сытым, богатым и счастливым. Должен был уберечь их народ от горя и бед, иначе глазурных лилий не станет вовсе. Пока у него была ее каталиста, ее цветы и ее принципы, он, казалось, еще мог слышать ее смех, ощущать ее присутствие так, словно какая-то ее часть задержалась в этой реальности. Присмотреть за ним. За ними. Странно, но древний, тысячелетний архонт сейчас ощущал себя осиротевшим ребенком. Должно быть, он размяк за время, пока она была рядом с ним, но того, кого называли Властелином Камня, сейчас это не волновало. Куда важнее были насущные проблемы. В этих песках до горизонта надо было найти какие-нибудь материалы для строительства домов, воду, еду для людей и придумать какой-нибудь способ защитить будущий город без крови и сражений. Даже если для этого придется по капле отдать свою кровь и плоть. Он просто обязан был сберечь принципы Гуйчжун. Оцепенение отпускало слишком медленно. Спешить им было уже некуда: все враги повержены, остается лишь оплакать потери и двигаться дальше, и, быть может, тогда уже решать, что делать… Но тот, кого называли Властелином Камня, чувствовал, что каждое мгновение промедления отбирает у них последние следы существования Гуйчжун. Он знал, что такое эрозия. Знал, что память людей куда хрупче, чем его, и хотел удержать в ней как можно больше. — Господин... Господин, у вас на щеках… Что-то… Золотое? Он провел ладонью по лицу и с удивлением понял, что следы на ней и впрямь золотые. По всей видимости, мелкие царапины от песка смешались со слезами. Все верно, в годы мирной жизни он слишком редко видел свою кровь и почти забыл ее цвет. “Есть ли в мире что-то ценнее крови архонта?” Тот, кого звали Властелином Камня, едва не улыбнулся: в последние дни, когда архонты постоянно сходились в жестоких сражениях, имела ли кровь вообще какую-либо ценность? Впрочем, не в глазах смертных, верно? Ему требовалось защитить своих… их людей любой ценой. Его кровь для этого вполне годилась. Требовалось сохранить память о ней. Его имя тоже вполне подходило. Необходимо было установить новые принципы существования. Его обещание помогать их людям, некогда данное ей, вполне годилось. Обещания вообще. Контракты. Нерушимость слова, охраняемая его кровью и памятью. В глазах существа, которое тысячи лет занимали только сражения, все это выглядело достаточно надежной дорогой в будущее. — Называй меня Чжунли, — наконец отозвался он и сжал ладонь. — Мы уходим туда, где ты нашел глазурные лилии. Будем строить новое поселение там. Строить что-либо здесь, где в песке исчезли вообще все камни и малейшие следы человеческого существования, он смысла не видел. Быть может, спустя пару тысяч лет здесь появится что-нибудь новое. А быть может, и нет. Время и судьба — вещи чересчур странные и непредсказуемые. — Найдите немного металла, — тот, кого теперь звали Чжунли, наклонился и подобрал каталисту архонта Пыли. — Так скоро, как сумеете. Нас ждет еще много работы и создание кое-чего нового. Человек воззрился ему в спину с опасливым любопытством — Чжунли ощутил это лопатками. Ему предстояло учиться терпению и равновесию. Ему предстояло учиться учить. И потому Чжунли, который обычно не любил лишних слов, пояснил: — Мора. Мы будем чеканить мору. Судя по всему, человек вполне осознал совпадение имени “Моракс” и названия предмета, так и не поняв, о чем, собственно, идет речь, но пояснять еще и это Чжунли не стал. Всему свое время. Он внезапно осознал, насколько устал. Песчаная буря закончилась, но в нем все еще жило нешуточное горе. Кажется, ему требовалось немного времени и покоя. И потому тот, кого теперь звали Чжунли, зашагал в сторону побережья с глазурными лилиями следом за людьми, держась в некотором отдалении и продолжая сверлить реальность невидящим взглядом. Людям необходимы были защита и мора. А ему — время. Время, которое однажды должно было убить и его, но пока требовало жить и хранить память о лучшем, что с ним было…