Как хочется крылья за спиной ощущать Небесную гладь рукой рассекать И птице подобно научиться летать …Ах, было бы, с кем мечтать!
❃・❃・❃
С самой ночи на город опускается туман, а небо беспрестанно роняет дождевые капли. Улицы заметно редеют из-за надёжно затянутого тучами солнца, и по этой причине многие люди опасаются выходить из своих домов — над городом эфемерными отголосками нависает угроза. Она едва ощутима, и панике никто из жителей не поддаётся, но каждый про себя знает и помнит, что в тени может затаиться кровожадное зло. Природа вторит общему настроению и меркнет, теряя обычно блистающие на солнце яркие краски, цветы скромно прячут свои бутоны, а бездомные животные оголтело ищут кров от обрушившейся стихии. Один человек найдёт в дожде нечто трепетное и таинственное, эстетичное и вдохновляющее, другой поругает стихию, недовольно покачает головой да поворчит себе под нос, называя дождливую погоду мерзкой. Иноске не останавливает разразившаяся гроза от очередной встречи с Танджиро, как он и обещал. Тот, правда, приходит без зонтика, порядком вымокший и замёрзший, Хашибира не может оставить это так, и ему приходится делить свой на двоих. Сегодняшний выбор «юных детективов» падает на библиотеку, что находится почти в самом центре города и будет размерами побольше той, где они уже бывали. Погода не помогает настроиться на нужный лад, но и с толку не сбивает, кажется, даже немного успокаивает. До пункта назначения ребята доходят быстро — на улице царит неприятная промозглость, от неё хочется скорее спрятаться в тепле. По обычаю библиотека пустует, особенно в столь неблагоприятную погоду, что заговорщикам только на руку — никто не будет мешать спокойному поиску материала. — Знаешь, — произносит Танджиро, убирая взятую книгу на место. — Тебе не кажется глупым, что стражи порядка выдирали странички из книг? Смотрители могли в таком случае просто убрать эти книги или сжечь. — Я думаю, что это дело рук обычных граждан, — жмёт плечами Иноске на высказанное предположение. — Тех, кто до сих пор ненавидит драконов. А может даже быть и такое, что страницы вырвали уже очень давно, ещё до нашего рождения. — Думаешь, их поэтому не стали выбрасывать? — Не знаю, — качает головой Хашибира. — Всё может быть. Подумали, что раз опасности нет, то и сжигать книги незачем. Иноске предполагает, что их с Танджиро совместная теория и правда может оказаться правдивой. Если рассуждать логически, то наверняка предугадать появление двух любознательных подростков не мог никто, чтобы нарочно испортить материалы. Значит, в своё время это было сделано из личных мотивов избавиться от упоминаний о драконах. — Столько ненависти, — тихо говорит Камадо, а после бросает осторожный взгляд на Иноске: — А что будешь делать ты, если окажется правдой предательство драконов? Хашибира отвечает не сразу, подобный вопрос волнует и его самого, заставляя волей-неволей проникаться секундными сомнениями. Благоговейное восхищение древними могучими существами в считанные мгновения возвращает прежнее величие, и Иноске думает, что без боя он руки не опустит. — Я всё равно попробую их отыскать и выяснить причину такого поступка. — А если они и правда вымерли? Если их больше нет? — не унимается Танджиро, что обескураживает Иноске и в некоей мере напрягает. — Значит, сосредоточусь на уничтожении демонов! — эмоционально заявляет он. — Всех перебью, чтобы матушка смогла жить спокойно. Может, когда на земле не останется ни одной этой твари, её рана, наконец-то, заживёт… Он растерянно закрывает рот, но понимает, что поздно — последняя фраза всё же срывается неосторожно с его губ. — Твоя мама ранена? — Камадо мгновенно меняется в лице, он удивляется и словно пугается открывшейся правде. — Да… — Иноске понимает, что лгать бессмысленно после опрометчиво брошенных слов. — Я ещё даже не родился, когда матушка в бою получила рану от демона, который чуть не оторвал ей правую ногу. Мама уцелела, но демон оставил ей след на всю жизнь. Она не может вылечиться и заживить свою рану, спасается постоянными перевязками, настойками от боли и успокоительными отварами. А ещё вынуждена работать, чтобы мы не умерли с голоду… Мне так стыдно перед ней за то, что я такой жалкий. Так стыдно и страшно, так страшно… Под конец откровения голос Иноске срывается, а дыхание спирает в груди от удушливой боли и чувства собственной ничтожности. В голове одна за другой проносятся картины, как мама корчится в муках, как болезненно вздыхает и шипит, как дрожащими руками делает бесконечные настойки, лишь бы не давать себе слабину и продолжать бороться за свою жизнь. Иноске матери не чета. Он уверенно считает себя никчёмным слабаком, малолетним неоперившимся птенцом, что живёт под крылом раненой родительницы, вытягивая из неё последние крохи жизни. Нежданно он чувствует лёгкое прикосновение к своей голове. Танджиро едва касается его волос и поглаживает их, стараясь этим действом подарить спокойствие. Иноске оказывается в замешательстве от слишком быстро сменяющихся эмоций, и Камадо пользуется его заминкой, обвивая руками за плечи и бережно прижимая к себе. Хашибира удивляется этому настолько, что не пытается прекратить, напротив, повинуясь минутной слабости, закрывает глаза и прижимается щекой к чужой тёплой груди. На душе невольно становится легче, сердце постепенно отпускают тревоги, руки перестают нервно дрожать, в голове понемногу проясняются мысли. Танджиро до невозможности комфортен, и в его объятиях властвует покоряющее сознание спокойствие, словно ощущаешь себя защищённым от всех невзгод вселенной. Иноске вдруг обращает внимание на то, что Камадо кажется ему чересчур горячим. От его тела бьёт жар, который заметить на первый взгляд почти невозможно, однако Хашибира обладает пониженной температурой из-за своего природного дыхания, и чувствует тепло отчётливее других людей. — Ты что, заболел? — Хашибира начинает трепыхаться в объятиях Камадо, стараясь выпутаться. — Почему не сказал? Зачем вышел из дома? Ты погоду видел! Твоя лихорадка только усилится! На секунду в глазах напротив пробегают нотки удивления, а после Танджиро неловко улыбается и расслабляет руки, выпуская Иноске из объятий, и спешит оправдаться: — Ничего страшного, это ерунда. Наше дело важнее. — Не важнее! — не унимается Хашибира, недовольно хмурясь. — В первую очередь надо заботиться о своём здоровье, уже потом об остальном. — А о себе ты много ли печёшься? — внезапно спрашивает Камадо, чем заставляет Иноске зависнуть с приоткрытым ртом и замолчать. — Вот видишь. Хашибира хочет вскипеть изнутри от недовольства. По большей части просто от того, что Танджиро воздействует на него совершенно непривычным образом и загоняет волей-неволей в тупик подобными высказываниями. Быть может, это влияние их разницы в возрасте, где Камадо в кое-каких вопросах явно старше и опытнее, а посему Хашибира не находит, что ответить ему иной раз. — Причём тут я, когда речь шла о тебе, — бормочет Иноске, забывая, с чего вообще начался этот разговор. — Ладно, продолжим. У меня ещё дела вечером. — Эй, Хашибира, притормози-ка, — Иноске слышит за своей спиной голос тренера и невольно останавливается. — Слушаю вас, — говорит он, глядя на преподавателя снизу вверх и ожидая, что его снова начнут отчитывать по поводу и без. — Сегодня в семь вечера жду на тренировке, — говорит серьёзно тренер и складывает руки на груди. Иноске не сразу понимает, что господин Тенген говорит о дополнительных индивидуальных занятиях, а когда осознание его настигает, то он пытается отказаться: — Извините, при всём уважении к вам, я не могу, — говорит он бегло, нервничает и боится взглянуть на сурового тренера. — У меня есть… Не может он себе позволить расслабляться тогда, когда дыхание всё больше начинает поддаваться. — И тебя устраивает всё, да? — хмыкает Тенген, глядя на ученика насмешливо. — Нравится тебе терпеть унижения от других ребят? — Причём здесь… Да у нас даже нет денег, чтобы оплатить занятия! — О деньгах никто не говорит, — жмёт плечами тренер, всё ещё не отступая. — Я буду ждать тебя в семь, решение за тобой. Иноске перелистывает очередную книгу и расстраивается всё больше, поскольку ничего любопытного или важного так и не попадается на глаза. Зато в голове отчётливыми картинками всплывает утренний разговор с тренером, который по неизвестными причинам приглашает Иноске на дополнительные занятия. Хашибира собирается прийти на них, осознав, что помощь профессионального охотника ему явно не помешает и, быть может, с помощью господина Тенгена он приблизится к своей цели. — Снова куда-то спешишь? — Танджиро словно грустно улыбается и глядит так, что у Иноске на секунду замирает сердце. Взгляд Камадо кажется настолько преданным и трепетным, что вызывает круговорот неизведанных ранее эмоций, и Хашибира отворачивается, отвлекаясь на что угодно, лишь бы в глаза Танджиро более не смотреть. — Да, у меня всегда заняты вечера, — отвечает он уклончиво, краем глаза замечая, что Камадо по-прежнему за ним неотрывно наблюдает. Иноске причину столь великого внимания к себе не понимает и это нагоняет необъяснимую тревогу. Танджиро кажется ему притягивающим и загадочным, в то же время пугающим и настораживающим. Его поведение не поддаётся пониманию Хашибиры, что наводит на странные мысли, будто Камадо чего-то от него нужно. Понять, правда, чего именно, так и не выходит. Иноске хочется отбросить все сомнения и доверять Танджиро, а тот каждый раз словно специально ломает это эфемерное ощущение. Вопрос остаётся открытым — специально или нет, где Хашибира не знает, к чему склоняться больше. — Я понимаю, можешь не говорить, если не хочешь, — говорит Камадо спокойно, возвращая Иноске былую непоколебимость и ясность мыслей. Ему не хочется лгать и искать оправдания, раскрывать секреты о своём дыхании тоже, поэтому он безумно благодарен за данную Танджиро возможность не объясняться. Тот словно на ином уровне понимает его мысли и спешит исправиться при малейшем ощущении, что оступился. Природу сей догадки Хашибира не понимает также, но и не стремится ломать голову — решает, что всему своё время и однажды Камадо перестанет быть для него закрытой дверью, за которой скрывается уйма тайн. Потраченные на поиски несколько часов не венчаются успехом к разочарованию парней, что покидают библиотеку огорчённые. Погода к тому времени нисколько не меняется, продолжая крапать с неба дождём да посильнее прятать голубизну неба хмурыми тучами. — В городе есть главная библиотека, она самая большая, — говорит Иноске перед тем, как попрощаться с Танджиро. — Завтра предлагаю наведаться туда. Мы конечно и здесь не всё просмотрели, но мне кажется, что мы просто тратим время. — Как скажешь, — соглашается Камадо. — Пойдём туда, куда ты решишь. — А сам ты что думаешь? — напрягается Хашибира, чувствуя очередное недовольство от гротескной покладистости Танджиро, который не говорит ему ни слова против. — Думаю, что это хорошая идея. — И надо же, взгляд его чист и наивен, не лжёт ни секунды и говорит от всей души. Иноске думает, что он скорее с ума сойдёт, чем разберётся, что же на самом деле творится у Камадо в голове. Ощущает в очередной раз вину за своё собственное поведение и недоверие, всё время пытаясь найти в действиях Танджиро подвох и ожидая, что вот-вот тот совершит непростительную подлость, а Хашибира останется доверчивым дураком, как и всегда. — Увидимся, — говорит Камадо своим мелодичным ласковым голосом, прикрывая на секунду глаза и глубоко вздыхая. — Увидимся, — утвердительно кивает головой Иноске и провожает взглядом уходящего Танджиро, что через несколько мгновений скрывается за поворотом. Как же хочется доверять…❃・❃・❃
В вечернее время академия ожидаемо пустует, лишь изредка доносятся звуки шагов и разговоров, что теряются эхом в длинных коридорах. Иноске кожей чувствует пробежавшийся холодок от неприятного чувства, которое внезапно охватывает его из-за царящей вокруг пустоты. Он чуть ёжится, приобнимая себя руками, словно прячась от холода, и идёт к залу тренировок, где его обещал ждать учитель. — Рад, что ты пришёл, — Тенген встречает его почти с порога и даже слегка улыбается. — Почему вы вообще вдруг решили помочь мне? — задаёт Иноске самый логичный вопрос во всей ситуации, который мучает его с утра. — Такой чести заслуживает Мурата, другие ребята, но никак не я. — С такой позицией ты и останешься слабаком, — качает головой тренер, глядя снисходительно. — Сердце, что полно сомнений, не даст силы и воли для сражений. Меньше слов, больше дела. Доставай меч. Хашибира чувствует себя так, словно не имеет права здесь находиться, и будто занимает свободное время господина Тенгена по собственной прихоти. Неловкость и стеснение охватывают его в считанные секунды, он снимает клинок с пояса, не вынимая из ножен. Эту особенность он уже научился объяснять тем, что раз не имеет дыхания, то и доставать меч не имеет смысла. Стоит Иноске открыть его, и дыхание льда само по себе распространит магическую силу вокруг, как минимум, меняя температуру в помещении. Поскольку Хашибира контролирует свою силу чересчур слабо, то когда вынимает клинок, его правая рука, что держится за рукоятку, покрывается инеем вместе с частью клинка. Скрыть от чужих глаз свою неконтролируемую магию в этом случае невозможно. — Я силы жалеть не буду, — предупреждает Тенген и вынимает собственный меч, отчего Иноске на миг оглушается металлическим звоном и не понимает, что происходит. В следующую секунду он едва успевает отразить выпад тренера, что оказывается настолько близко к нему за ничтожное мгновение. Удар выходит сильным, Хашибира отшатывается назад на несколько шагов и только расслабляется, как следует новая атака. Иноске с трудом, но отбивает — личные тайные тренировки никто со счетов не списывает, однако практика показывает, что до уровня Тенгена ему ещё слишком далеко. Задумавшись на долю секунды, он пропускает очередной удар, и тренер в последний миг успевает убрать клинок, толкая Хашибиру рукой. — Был бы это реальный бой, ты бы уже был мёртв, как ты не понимаешь? — повышает голос тренер, недовольный поведением студента, который позволяет себе отвлекаться. — Твоя сила, реакция, скорость, всё это развивать столько, что представить страшно! — Простите. — И прекрати извиняться! — А… М… — Иноске жует язык, не зная в таком случае вообще, что и сказать. Лишь глупо хлопает пару раз глазами и отводит стыдливо взгляд. — Соберись уже, — «Я же вижу в твоих глазах этот огонь, так выпусти его». Хашибира кивает и встаёт уверенно, собираясь защищаться. Тенген не ждёт и нападает снова, движения его отточены до идеала, уверенны и быстры, Иноске считает победой уже то, что ему хватает сил отражать его атаки. — Понять не могу, — останавливается внезапно Тенген и смотрит впритык на замершего в защитной позиции Хашибиру. — Что не так с тобой? — Что вы имеете ввиду? — Ты будто не выкладываешься вообще, — склоняет он голову набок, — или сдерживаешься. Иноске заходится ледяным потом от столь правдивой догадки тренера, который словно смотрит в самую душу и видит всё скрытное, что там таится. Хашибира не радуется перспективе быть раскрытым так рано, судорожно пытаясь понять, что в его действиях могло выдать надёжно умалчиваемые подробности о себе. — Я едва стою против вас, — качает он головой, силясь быть убедительным. Тенген молчит, и повисшая грозовой тучей тишина, что готова разразиться в любую секунду штормом, напрягает и без того нервно остолбеневшего Хашибиру. — Что убивает демонов? — спрашивает он вдруг, меняя тему. — Э… Сила дыхания? — отвечает Иноске неуверенно, осознавая, что не может точно сказать. — Демонов убивает твой клинок, неуч, — вздыхает тренер. — Дыхание лишь техника, с помощью которой ты управляешь своим мечом, смерть демону приносит лезвие клинка. Из чего оно сделано? — Из особой руды, что добыта на вершинах гор, где впитала силу солнечного света, — Иноске дословно цитирует фразу из учебника. — Вот именно. Понимаешь, к чему я веду? Ты и без дыхания способен убивать демонов, тебе стоит лишь приложить к тренировкам больше сил. Хашибира искренне удивляется такому рвению тренера к его обучению, которого ранее не наблюдалось. Господин Тенген не проявлял к нему подобного внимания, потому и причины его внезапного поступка распознать не получается, а спрашивать дважды попросту стыдно. На вопрос тренер не отвечает, и Иноске не может предположить, какие цели он преследует. — Что мне нужно сделать, чтобы стать сильнее? — спрашивает он вместо того, чтобы беспрестанно сомневаться. — Работать над собой, — говорит Тенген насмешливо, словно само собой разумеющийся факт. — Тогда может и дыхание откроется. Иноске не сомневается в его правоте, он и так прикладывает большие усилия для своих тренировок, старается изо всех сил и сейчас понимает, что для развития ему требуется взгляд профессионала со стороны. Однако доверять свой секрет кому-либо он всё ещё боится, не представляя, чем может обернуться раскрытие тайны — раз мама утаила подробности, значит, последствия могут быть опасными. Никому не стоит знать о его природном дыхании, пока не придёт то самое время, о котором говорила родительница. — Тогда позаботьтесь обо мне, — говорит заученно Иноске и кланяется тренеру, после чего снова поднимает клинок, будучи готовым к продолжению. В глазах Тенгена блестит огонёк азарта — учитель удовлетворён решением ученика, а потому сжимает посильнее рукоять своего меча и готовится к атаке. Солнце катится за горизонт к тому времени, как заканчивается тренировка, к концу которой Иноске чувствует себя вымотанным донельзя. Несмотря на всепоглощающую усталость, Хашибира ощущает себя довольным, и слабость в теле ему приятна до щекотливого покалывания в пальцах. Изнутри его разбирает гордость за самого себя — он старался изо всех сил, чтобы господин Тенген не тратил время попусту. — Скоро стемнеет, Хашибира, — произносит тренер, кидая взгляд в окно, где всё ещё тёмные тучи окрашиваются в кроваво-алый цвет заката. — Пора домой. Иноске прощается и от всей души благодарит за занятие тренера, после разворачивается и спешит на выход, чтобы успеть домой до темноты и звука колокола, что возвещает о начале комендантского часа. Попадаться на улице после звона стражам порядка опасно, на первый раз могут и отпустить, а могут сразу отправить к смотрителям для выписки наказания. Хашибире такой судьбы не хочется, а потому он в один прыжок выскакивает из академии, и тут же натыкается на кучку своих одногруппников, что ошиваются на пришкольном участке. Среди них оказывается и Мурата, который, завидев Иноске, кривится и преграждает ему путь: — Как это понимать? Какого чёрта тренер возится с таким отбросом? — фыркает он презрительно и смотрит на Хашибиру с нескрываемым отвращением. — Отойди с дороги, я спешу, — смело заявляет Иноске, пытаясь обойти Мурату, но тот хватает его за плечо и отталкивает обратно, не позволяя сделать и шагу. — А я задал тебе вопрос, ничтожество! — рычит одногруппник, взгляд его темнеет. — Я столько раз просил Тенгена потренировать меня, но он отказывался, а тут… что я вижу? Чем такое ничтожество заслужило внимание лучшего мечника всей академии, а? Сколько твоя мамка отгрохала ему денег, чтобы он согласился возиться с тобой?! Иноске чувствует разрастающуюся внутри кипящую злость от столь нелестного отзыва о своей матери. О нём самом пусть говорят всё, что душе угодно, пусть топчут и унижают, избивают и поносят, но он никому не позволит говорить о маме подобным тоном. — Не смей и слова говорить о моей матери, — говорит Иноске с яростью, что всё больше плещется в его глазах. — Ой-ой, и что ты мне сделаешь, а? — усмехается Мурата, склоняясь над Хашибирой и выплёвывая слова ему в лицо. — Ну-ну, отброс? Давай, покажи мне. — Тебе так нравится издеваться над людьми? — продолжает Иноске закипать. — Тогда у меня тоже назревает вопрос, зачем вообще ты учишься здесь, где обучают защищать людей, а не смеяться над ними? С таким характером и настроем ты никогда не станешь настоящим защитником человечества! Хашибира часто дышит от гнева, руки его нервно дрожат от желания врезать обнаглевшему одногруппнику за его длинный поганый язык, но тот оказывается быстрее. Иноске, изнурённый после тренировки, не успевает закрыться и отшатывается от сильного удара, едва ли не падая на бетон. Он машинально хватается за скулу, что сводит тупой болью, а после смотрит злобно на Мурату, что выглядит ни на шутку взбешённым. — Эй, ну хватит, — говорит кто-то из толпы, хватая старосту за руку. — Нечего тут руки пачкать об него. — Только попробуй ещё раз мне вякнуть что-то такое, — выплёвывает Мурата и отворачивается от Иноске, которого изнутри кипящий гнев разрывает на части. Ему безумно хочется показать свою силу, доказать всем вокруг, что и он стоит чего-то, прекратить все эти издевательства и поставить себя совершенно иначе, но у него попросту нет такого права. Он обнимает себя одной рукой и смотрит себе под ноги, пытаясь унять дрожь во всём теле от столь ядовитой несправедливости. Судьба словно смеётся над ним каждый день, испытывая на прочность его нервы, которые постепенно начинают не справляться со всем давлением. Гнев утихает и сменяется бесконечной пучиной отчаяния, в которую Иноске всё больше погружается, не пытаясь сопротивляться. Если бы он умел управлять своим дыханием, то наверняка был если не самым сильным, то точно одним из лучших студентов академии. По воле всё той же судьбы он своё дыхание скрывать обязан, претерпевая насмешки и издевательства из-за этого. И тайна, что покрывает историю драконов, не раскрывается ни на миг, и маме не становится легче; Иноске кажется, словно то трепетное нечто, что называют «счастье», проскальзывает меж его пальцев и осыпается пылью на пол, пока он отчаянно пытается ухватиться хотя бы за крупинку. Он старается не опускать руки, несмотря на все свои падения без видимых подъёмов, но понимает, что дальше он, кажется, не в силах справляться. — А о себе ты много ли печёшься? Голос Танджиро воспоминанием проносится в голове Иноске, раздаваясь эхом так громко, что на секунду ему кажется, будто он перестаёт слышать. Камадо и правда смотрит словно в самую душу и видит всё, что тревожит Хашибиру. Иноске задумывается над его словами по-иному, они приобретают новые краски и смысл. «Наверное, о себе позаботиться и правда стоило бы», — качает он головой, а после поднимает испуганный взгляд на улицу, которая затягивается густыми сумерками. Он подрывается с места и сразу же переходит на бег, чтобы успеть добраться до дома, пока не прозвенит колокол. Ему совсем не хочется попадаться стражам и получать наказание — об этом всенепременно станет известно и в академии, что только прибавит издевательств в его сторону. Иноске вдруг думает о том, что ему хочется отбиться от своих обидчиков хотя бы раз, чтобы немного успокоить бушующее в душе чувство обиды. Колокол звенит ровно в тот момент, когда он запрыгивает на крыльцо своего дома и боязливо оглядывается назад, невольно вздрагивая от мёртвой тишины, что стелется за его спиной. Всё кажется безжизненным и блёклым, звон из колокольни зловещим эхом разносится по городским улицам, отражаясь от его стен и заставляя и без того напряжённых за день граждан жаться в домиках и закрывать покрепче окна и двери. Над поселением по-прежнему незримо нависает опасность, которую нутром ощущает каждый житель города. Иноске рвано выдыхает от накатившего чувства тревоги, разворачивается на пятках и дёргает за ручку двери, ныряя в безопасную теплоту родного дома.