Couple of the stars

Вкус химии теряется в их языках. Поцелуй, ещё, больше — от концентрированных трёх капель розовой, как минимум половину Эррор забрал себе при акте нежности, сплетаясь с Бездушным на фоне холодного и сияющего неба. Звезды танцевали, падали сверкающими искрами слез падая вниз, в дымку небытия. Эррор, до этого, как обычно смотрел на звёзды. Инк же, как обычно, смотрел на Эррора, что любовался переплетением чьих то судеб. Так продолжалось долгое время, прежде чем их понимающее молчание, не лишенное взаимного желания высказать мысли и тихого очарования. Что они в друг друге нашли, раз решили проводить свой досуг вместе? Думать о будущем, столь туманном и далеком, страшном. Зачем он подпускает к себе столь надоедливого врага так близко? — Хочешь поцеловаться? —… . Чернокостный отворачивается к небу, высоко задирая голову вверх. Он вздыхает, он жалеет о том, что его душа существует, ибо ее биение жутко мешает сосредоточится на любовании. Он бы притянул эти сухие обветренные «губы», накрыл бы своими, по окончанию такого проявления не забыв отчитать Чернильного, дабы тот больше заботился о себе. Пускай они особо и не касаются друг друга, но редкие мгновения их соприкосновений запомнились ярко, въевшись едкой химией в подкорке памяти. Шершавые руки, чёрные полосы ран, заживающие до ужаса медленно — Инку ведь незачем, если конечность придёт в негодность, он просто оторвёт ее и отрисует новую. Другого объяснения тому, что однажды сломав тому лучевую кость в жаркой битве, он пришёл на следующий день с нормальной рукой, не было. Это точно было не лечение, оттенки кости, особенно заменённой руки, была куда белее, чем посеревшие от чернил, грязи, пыли видимые части тела. И вся эта серость, оставалась в тех самых царапинах, мелких трещинах, крупных ранах. Если бы он был бы человеком, то давным бы давно умер от заражения крови. Сбоку раздаётся еле слышный звон склянок, музыкой возносясь наверх, к звёздам. Оутертейле становится холодно. И правда, почему бы и не поцеловать этот чумазый череп? — Тогда иди сюда. Но руки прибери. Раздаётся сухой шорох. Ещё шорох, более оживленный и хоть Инк с самого начала их свидания не пил никаких красок (по его словам, однако Эррор может догадаться какой выбор цвета может сподвигнуть на предложение поцелуя), он двигается слишком радостно для того, кто не заинтересован в единении. — Замечательно Эррор! — Жёлтая капля сменяет оранжевую звезду в чёрных глазницах, далее меняя свои значения на спирали, круги. А пальцы, пальцы со звоном бегают по стеклу. Тоже волнуется и спешит ища розовую краску, дабы это было больше, чем просто касание черепами. Наступает интимный неловкий момент и Глючный понимает по паузе на крышечке склянки. Инк не сможет высказать свое нежелание того, чтобы любимый им монстр смотрел, как он принимает розовое лекарство, чтобы любовь монстра выглядела естественно. Цветной взгляд снова обращается к небу, с облегчением вдыхая свежий воздух с нотками химозы красок, пару секунд — новый стеклянный стук и последовательный более громкий шорох. Инк, видимо, отложил свою палитру чувств в сторону, чтобы не мешала процессу. «Сколько?» Чернильный монстр улыбается. Искренне настолько, насколько ему позволяет краска. — Три капли, я подумал, что этого будет достаточно для того, чтобы ты знал, как я тебя люблю. — Розовое сердце, жёлтый ромб — калейдоскоп в глазницах начинает пестреть, наверное может даже скоро стошнить. А довольная улыбка никак не хочет сходить на «нет». Трава уже покрывается стеклянной наледью, а чужой шарф — холодным прахом небес, что называют снегом. Тело Инка, если присмотреться, непроизвольно дёргается от холода, но того это не волнует, собственное тело — последнее, о чем он будет беспокоиться. Сейчас он желает поцелуя. «Может сменим локацию?» Эррор не безразличен к своему монстру. Так что, едва прикоснувшись к чужим серым от чернил пальцам, чтобы захватить того телепортацией, если тот того захочет, он смотрит на яркие шестеренки в глазницах с немым вопросом и приподнимая одну из своих надбровных дуг. И к его сожалению, краски с доходчивостью к намекам не существовало, так что в ответ он ничего не получает. Точнее получает, десяткой секунд позже: круговорот оранжевых линий и такую же точку. Наконец, Глюк видит «салют» — точка превращается в цветок, расплываясь в неясную звёзду, меняя цвет на ярко розовый, запаляя своим огнём и череп в радужную дымку. Инк выглядел смущённым. Серые пальцы медлят едва касаясь чужих, кружа над красными фалангами. И наконец те самые пальцы прикасаются к горячей и чёрной, как не до конца остывший уголь, руке, огладив перед тем как переплести фаланги. Мгновение и небо перевернулось с ног на голову, а вокруг запестрели «ошибки», под рёбрами затаилось чувство искреннего ребячества, Инк не сдержался от смешка, сжимая чужую ладонь крепче, а в ответ чувствуя такое же пожимание и свободное падение вниз под звёздным небом. Их шарфы взметнулись вверх не противясь гравитации их падения. — Ну ты и засранец! — Рвётся смешок и из Чернокостного. Он отвлёкся на Инка и не смог как следует сконцентрироваться и проморгал момент, когда стоило «остановиться». Взлетев выше положенного, сейчас они падали вниз. Горячая вода встретила их брызгами и громким бултыхом по поверхности с таким же озорством принимая их в свои мокрые объятия. Прошли секунды и им уже абсолютно не холодно, только одежда неприятно начинает липнуть к телу, а шарфы опускаются на дно скользких камней водопада. Зато кости наполняет ленивое тепло, телам становится жарко. — Где мы? Похоже, мы все еще в Оутертейле? — Выплюнул воду Чернила, откашлявшись, смотря вверх. Он бы с удовольствием насладился бы единением и принятием такой ванны под звездным небом, но не тогда, когда в глазницы попала вода — череп прополоскало горячей водой изнутри и сейчас эту получернирнильную воду вымывало из чужого рта, во время того как он продолжал крепко закрывать глаза, чтобы жидкость более не попала. Ему помог Глюк, который дернул того за одежду на себя, чужой череп уложив на своё плечо. Как слепой котёнок, ей богу, тут даже полтора метра глубины нет. — Да.— Кивает Эррор, прижав к себе Инка и пытаясь пойти вместе с ним по скользким камням к берегу. Когда случаются незапланированные казусы с Инком его гаптофобия уходит на второй план. Горячая вода омывает и отогревает их кости, особенно этого любимого им придурка. И, этот «придурок», по детски благодарен за заботу и внепланово целует Глюка в шею, оттянув, а затем и вовсе скидывая игриво шарф в воду. Глюк комментирует это коротко, покрываясь ошибками в том месте где его поцеловали, как мурашками: сине-зелено-красные полоски заплясали перед цветными и вечно меняющимся радужками глаз. — Мы упали на горячий источник, я тут обычно свои кости привожу в порядок после битв с кое кем вредным и чрезмерно сегодня озорным. — Он щурился вдаль, чтобы чужие глаза не лицезрели его румянец, якобы, отвлекается на красивое звёздное небо. То есть да, так и было, оно было безумно красивым, но благородная тяжесть в руках и обхватывающие его шею руки (и когда он успел?), не давали забыть о фигуре о которой он заботился. За это, он чувствует ещё поцелуй на своей шее, а следом ещё касание чужих губ на позвонке чуть выше. К черту, он думается повелся на поцелуй с монстром, что скупо контролирует свои эмоции сам. Эррор сейчас сам над собой не властен и не сдерживает своей руки, свободно огладив ей побелевший из-за капель воды черепушку. Он так хочет поцелуя? Что ж… ему абсолютно не сложно целовать. И он целует, касается чужого черепа своими «губами», создавая глухой стук меж ними. Мокрые тряпки не скрывают ни единого движения чужих подскользнувших ног и рук намертво вцепившихся в черно-синюю ткань, дабы снова не плюхнуться так глупо в воду. Признаться честно, Глюку тяжело держать так своего возлюбленного и да, предсказуемо падает на флуоресцентную траву с тем, с кем желает найти своё созвездие на небе, чтобы узнать их будущее. Не будет ли это ошибкой? Не схлопнется ли вселенная от буйства красок Инка и неточных и скромных желаний разрушителя просто хоть разок не уничтожить то, что по его одержимой идее, зовётся ошибкой? Сколько звёзд на небе и нет такой, похожей на Инка — Инк для него вся вселенная, все яркие звёзды и все яркие огни с синего неба. В хранителе Вселенных все же был некий символизм. Что ни звезда, то мир, который Инк готов защищать. Ни за что Эррор теперь не поверит, что его Монстр — несчастный набросок. Чернокостный для Инка — пространство. С северным сиянием, космическим туманом, чёрными дырами, млечными путями, саморазрушением планет. И знаете что? Что есть небо без звёзд? И где найдут свой дом звезды и бесчисленные планеты, если холодное и мертвое небо отвергнет их? Так что, на вопрос, схлопнется ли вселенная, ответ есть простой «Нет». Вселенная ещё тот непредсказуемый создатель и сваха самых изощрённых и тем не менее, таких очевидных пар. Горячая дикая жидкость огня и сдерживающие эту мощь чёрные обсидианы камней, скупо отливающие бирюзово-голубым оттенком. Ало-красные закаты, предупреждающие о том, что любой день, даже плохой подходит к концу и преддверие утра, когда только-только темно-синее небо покрывается розоватым туманом приносящим новые заботы и новые смерти в предстоящее. Конечно, прошедший день может быть не только плохим, а то, что ожидает, не всегда смерть, но тут уже как воспринять то, что имеешь на данный момент. Чернильный притягивает к своим губам синие струны, как благодарность за спасение. Инк соврал бы, если бы сказал бы, что не замечал, как краснеет его Глюк, когда во время пылкого и жаркого боя, случайная нить оплетает чуть ниже позвоночника. Это их предел, они договаривались. Это наводило на смешные мысли — Эррор чувствовал своими нитями. Так и сейчас, он, Эррор, покрылся румянцем от этого действия, частично позволяя магии выскользнуть на холодную мокрую землю еле ощутимой паутиной. Конечно, Чернильный бы не утонул, потому что скелет и не задохнулся бы, потому что не имеет легких. Мягкие, как шёлк, струны слабо обвивали грудную клетку, минуя через минуты рассыпаться на составляющие более мелкие и хрупкие нити магии, а хозяин этих нитей, не спешил к своему пленнику, вылавливая из воды свой шарф. И заодно, чужие колбы, затонувшие под прозрачными небольшими волнами, боясь наступить на одну из них и разбавить этот доколе естественный горячий источник парочкой красок, как какими то мыльными средствами для ванн. Так шарф Инка оказался случайным образом постиран от важных записей. Колбы, Эррор таки собрал, не все — не хватало пару штук и более мелкие кисти, также были утрачены. С трудом его зрение можно назвать идеальным. Пару шлепков до заклятого небом врага, пару последовательных хлюпов от мокрых вещей, которые Эрр скидывает словно добычу из моря, тяжело выдыхая и наконец, он тянет свою руку к белому черепу, оглаживая и на радужный румянец с розовыми зрачками, давая щелчок по лбу. Совсем легкий, но его позабавил звук полой кости, от чего он дал щелчок ещё разок, с еле видной усмешкой. Инк не оценил таких приколов со своей головой, после второго щёлка привставая и набрасываясь на глюка, раздавая мокрый хлюп их одежд в бесконечном космосе и конечном их приватном пространстве, наконец притягивая милое лицо и не давая тому возможности отстраниться назад. Он смело целует того в ответ, отстраняясь на пару сантиметров и целуя ещё раз, этим заходом чтобы хотя бы немного опуская челюсть Глючного вниз, давая себе возможность поцеловать почти ушедшего в перезагрузку от неожиданности и одновременно в необъяснимое предвкушение Эрра, более глубоко, чувствуя свой радужный язык ничтожно малым, чтобы облюбовать каждый из сгустков магии внутри так, как он того хочет. Слюна растягивается разноцветной нитью меж ними. Шестиугольники заплясали в романтичных думах, встретившись с ошибками напротив, свидетельствующих о том, что главный «Король Ошибок» находится сознанием вне этого мира. — Все таки в перегрузке. — Инк тихо вздыхает и сам не понимает, как докатился до жизни такой, когда хочет влюбится в собственного врага. Дрим бы, ему голову оторвал, а Найтмер — оторвал, возродил и оторвал и может быть, напоследок, ещё раз дождался бы, пока тот восстанет из чернильной лужи, чтобы уничтожить ещё разок.