Красный

      Красный. Красный. Повсюду красный. Красный паланкин. Красный свадебный наряд. Красная вуаль.       Красный — цвет крови и любви. Только люди решают, что он будет значить для них этот цвет. Для Хэ Сюаня он означает боль, бьющиеся в предсмертной агонии тела и самую малость чувства к юноше, когда-то обременявшему землю своим существованием. Того юноши давно уже нет на свете, не звучит больше его громкий голос, некогда заставлявший замолчать небеса.       Сейчас перед Хэ Сюанем единственное, что после него осталось — потомок. Он повидал уже несколько его родственников: сначала его дети, потом внуки, правнуки и бесчисленное количество детей каждого следующего поколения.       Все потомки отличались от родителей. Неудивительно. Но Хэ Сюань не мог признать даже себе, что в каждом из них он старался найти частичку Ши Цинсюаня. Любое, самое малое сходство. Но все они так от него отличались… Первая дочь была чудо как хороша, но круглое лицо и разрез глаз унаследовала от матери — дочери торговца. Сын оказался тучным невысоким мужчиной, на закате лет отрастившим бороду. Он, в отличии от легкомысленной сестры, был слишком умён и зануден. У детей Ши Цинсюаня родились собственные дети. У сына все как один: с круглыми лицами и узкими глупыми глазами, все привыкли подчиняться отцу. Только у красавицы-дочери на свет появились красивые малыши, но всё ещё не слишком похожие на прекрасного дедушку, к тому моменту покинувшему этот мир. Лишь одна девочка была очень на него похожа характером и лицом, только умерла от болезни, не дожив и до десяти лет.       Тянулись десятилетия, рождались и умирали потомки Ши Цинсюаня, а Хэ Сюань лишь мог за этим наблюдать. Он чувствовал груз невысказанных когда-то слов, отчаянье от несовершённых действий. Все дни смешались в одну карусель, что несла его по кругу, с каждым годом ускоряясь всё сильнее. Хэ Сюань и сам толком не знал, что хочет от своего существования. Все враги поплатились за свои поступки, погибшие навсегда останутся таковыми, в сам он никогда не сотрëт прошлое. Изо дня в день продолжалось бессмысленное существование, доводившее до отчаянья. Глядя на влюблённого Хуа Чэна, он неожиданно для себя понял, что хочет любить кого. Не важно кого, главное чувствовать, ощущать жар в груди, там, где уже давно не бьётся сердце.       Некогда дружная семья Ши Цинсюаня разъехалась по разным городам и деревням. Сложно было уследить за всеми и некоторых из них Хэ Сюань потерял из виду. По счастливой случайности он встретил юношу, хоть немного похожего на великого предка. Это был последний шанс. Много раз они с Ши Цинсюанем меняли облик, обретали формы в районе груди, но постоянно поддерживать этот образ было непросто. Но Хэ Сюань старался. Кружил голову юнцу, избалованному женским вниманием. То смотрел на него, как на великое сокровище, то вёл себя холодно, с показным презрением. А юноша вёлся, слепо поддавался, всё больше втягиваясь в игру.       Тошнило от запаха благовоний, смешанных с запахом пота. Тошнило от перепачканных смятых простыней. Тошнило от жадных прикосновений, скользящих по телу. Тошнило от пьяного шëпота на ухо. Тошнило от одного его присутствия. Разве этого желают люди? То, что они самозабвенно зовут любовь, на деле лишь похоть и грязь, удовлетворение низменных желаний. Неужели даже Ши Цинсюань желал этого?       Красная ткань паланкина шатается в такт шагам. Внутри тесно и будто бы душно. Нестерпимо хочется убежать, но он уже отдал своё тело на растерзание этому зверю, рассчитывая получить хоть каплю тепла, восполнить запасы того, что когда-то осело где-то на глубине его сердца, но с каждым годом утекало, словно вода сквозь ладони.       Не получается. В глубине души Хэ Сюань понимал, что гонится совсем не за тем. Не за любовь, а за воспоминаниями. За призраком лет, тихо проплывающим мимо него, за юношей, наливающим вино, глупым и наивным, эмоциональным и щедрым. Он всё ещё ждёт, когда услышит бодрое «Мин-сюн!», но ни звук не тревожит тишину, охватившую паланкин. Он ждёт, что снова увидит широкую улыбку, но видит только слёзы и ужас в глазах того, кто был когда-то рядом.       Хэ Сюань прикрывает глаза. То, что он делает сейчас — глупость, сущее безрассудство. Эти жадные касания, эти наполненные желанием взгляды, эта лесть — это не Ши Цинсюань. Не его тело, не его душа.       Красный паланкин продолжает своё движение вперёд, но внутри уже пусто.