Горькая месть

Блеклый полумесяц едва освещал спальню. Пламя единственной свечи дрожало под сквозняком. Рылеев лежал, уткнувшись носом в грудь князя, Трубецкой же — предавался воспоминаниям, окунув пальца в шелковистые кудри поэта. Теплый, солнечный сентябрь. Совсем еще непривыкший к столичной жизни Кондратий, сидя на скамейке в парке, читает свои стихи Сергею Петровичу. Трубецкой собирает опавшие кленовые листья в большой красочный букет и дарит его слегка простывшему Рылееву. Их первая осень. Квартира Рылеева, по которой он расхаживал в халате, надетом на голое тело. Кровать, на краю которой сидел Сергей Петрович, держа в руке пустой бокал. Румяный от терпкого вина поэт с горящими глазами, запрыгнувший на колени князя, и слегка смущенный Трубецкой. Их первый поцелуй. В нос, в щеку, в губы. В комнате витает химия, под напором которой Рылеев, наплевав на предрассудки, молниеносным движением срывает с князя рубашку. Трубецкой обхватывает поэта за бедра и нежно покрывает поцелуями его шею. Тяжелое дыхание обоих мужчин, казалось, заглушает треск дров в камине, а страсть, смешавшаяся с нежностью, господствует над всеми остальными чувствами. Перед Трубецким открывалась возможность попробовать нечто новое, ранее неизвестное ему, и оттого невероятно желанное. Князь скидывает с Кондратия халат. Ту хитрую улыбку и счастливый, чуть безумный взгляд Рылеева, князь запомнил, кажется, навсегда. — Господин провокатор, — игриво улыбнулся Трубецкой и шлепнул поэта по обнаженной ягодице. Каким же мальчишкой тогда казался князю Рылеев… Время сделало свое дело. Рядом с Трубецким лежал уже не наивный, влюбленный по уши мальчишка, а самый настоящий идейный лидер, авторитетный литератор и склонный к разного рода авантюрам человек. — А знаете, Кондратий Федорович, что про нас с тобой по всему Петербургу слухи гуляют? Рылеев вскочил и вопросительно посмотрел на Трубецкого. — Да нет, — рассмеялся князь, — не про заговор. Удивляются все, мол, чего это наш князь с Рылеевым связался, чуть ли не живет у него. Он же сумасшедший. — Если вы про Николая Ивановича — нашего уважаемого — Греча, то это нормально, поверьте… Он и не такого наговорит, да только кто его слушает? У него каждый второй то мужеложец, то содомит, то фанатик. — Если бы он, Кондратий, если бы… — Тогда кто? Князь, у вас не должно быть секретов от меня. Трубецкой на мгновение замялся. — Да тот же Свистунов. Он хоть дурак, не отрицаю, но видит всех насквозь. — Побойтесь бога, князь! — улыбнулся Рылеев. — Не обижайся, душа моя, — Трубецкой провел пальцами по щеке поэта, — но пока этот вечно пьяный черт в столице, нам лучше не отсвечивать. — Князь, но погодите… Сергей Петрович, — Рылеев схватил ладонь мужчины и прижал к своим губам, — вы — мое вдохновение! Моя муза! Вы побуждаете меня творить! Кто я без вас? Вспомните, как я страдал, когда вы уезжали в Киев! Вспомните те строки, что я писал вам в порыве беспросветного отчаяния, когда серый Петербург накрывал меня своей скукой. Когда не радовали даже вечера, называемые поэтическими, на деле полные безудержного пьянства и разврата! — Господи, Кондратий Федорович! Любишь ты драматизировать. Я всего лишь предложил временно сократить количество наших встреч. Рылеев отпустил руку князя и встал с кровати. — Хорошо. Но учтите, князь, что Свистунов может пробыть здесь и до следующего года. Поэт нервными движениями застегнул рубашку и принялся искать платок. — Держи, — Трубецкой подал лежавший рядом с его подушкой платок Рылееву. — Благодарю. Раз теперь мы друг другу не иначе, как просто товарищи, можете ступать домой. Мне незачем вас задерживать. Трубецкой лишь закатил глаза и, схватив шинель, покинул комнату поэта. Ночь, по обыкновению, выдалась морозной. Уже подходя к дому, Трубецкой увидел у ворот топчущегося на месте мальчишку-почтальона. — Князь, вам письмо! Поблагодарив юнца, Трубецкой поднялся по ступенькам в свой кабинет. С чайного столика на князя смотрел очередной выпуск рылеевского альманаха, который Сергей Петрович забросил читать уже после первых двух страниц. Трубецкой, устало скинув шинель, лег на кровать и закрыл глаза. Перед ним все еще мелькал горящий взгляд Рылеева. Проморгавшись, князь взял со столика «Полярную звезду», подписанную лично Рылеевым, и начал перебирать страницы, пытаясь найти там что-нибудь интересное. Последняя свеча погасла. Трубецкой лежал на спине, держа в одной руке сборник стихов, и крепко спал. Генерал Волконский сидел в кресле, то и дело поглядывая на часы. Время близилось к полудню. — Ваше сиятельство! — дверь кабинета открылась и на пороге показалась взмыленная фигура Трубецкого. — Прошу прощения, прочел ваше письмо только пару часов назад. — Пройдите в комнату, князь. Отдышитесь. Трубецкой, сжимая в руках шинель с двухуголкой, робко вошел в кабинет Волконского. — Выглядите вы неважно, право слово. Присаживайтесь, Сергей Петрович, разговор будет долгим. Трубецкой взял первый попавшийся на глаза стул и сел перед рабочим столом генерала. — Ну что, любезный мой? — Волконский, улыбнувшись, наклонился вперед. Трубецкой что есть силы сдерживал желание отвести взгляд в сторону. — Что? — непонимающе моргнул князь, — Петр Михайлович, я не понимаю, о чем в… — Хватит строить из меня дурака, князь! — Волконский резко повысил голос, — всё вы прекрасно понимаете! Вы действительно желаете вылечить нашу с вами страну, или просто занять страничку в истории, прославиться, как ваш ненаглядный дружок Рылеев?! — Волконский перешел на крик. — Посмотрите, князь, в кого вы превратились! Что осталось от прежнего вас! На что вы променяли наши с вами планы! Тьфу. — Петр Михайлович, но Рылеев может быть полезен в нашем деле! — попытался оправдать себя Трубецкой. — Чем, князь? Чем? Тем, что он организовал кружок отбитых радикалов? Тем, что вместо действительно полезных дел, вы, любезный, предаетесь пьянству, разврату и мечтаниям о светлом будущем? — Боже помилуй, какому пьянству и разврату?! — опешил Трубецкой. — Всех подробностей я, к счастью, не знаю, да и не хочу знать, — Волконский заговорил тише, — на моей стороне Сперанский, Мордвинов, Милорадович. Даже Чернышев и тот, хоть активных действий не предпринимает, но прекрасно осознает, насколько глубоко прогнила эта система. А что нам дал твой Рылеев? — У него есть связь с моряками, — пожал плечами князь, — да и в литературных кругах он не последний человек. Недавно показывал мне фрегат, на котором, при случае, можно отправить императорскую фамилию в экспедицию. Если вы понимаете, о чем я. — Я понимаю, Сергей Петрович, понимаю. Вся столица слышала, как Рылеев вам фрегат показывал. Щеки Трубецкого покрылись румянцем. — Князь! — Голос Волконского зазвучал мягче. — Я прекрасно знаю, что происходит между вами и Рылеевым. Я не клеймлю вас мужеложцем — каждый вправе сам выбирать, кого любить. Но предмет ваших воздыханий, князь, уж слишком радикальный для наших кругов, не находите? Стоит ли игра свеч? Генерал встал и медленно подошел к Трубецкому сзади, положив ладони на его эполеты. — Петр Михайлович… — Трубецкой встал, но тотчас был развернут Волконским спиной к столу. Генерал прижимался к князю все теснее, отчего тот отчаянно пятился назад до тех пор, пока не уперся ягодицами в стол. — Как же ты еще молод, Сергей… — Волконской прикоснулся кончиком носа к уху князя, — молод, и невероятно горяч. Генерал одну за другой расстегивал пуговицы своего мундира, водя губами по щеке князя. Трубецкой не знал, куда деть руки, поэтому вцепился пальцами в столешницу, чуть присев на нее. — Ну же, Сережа… — Волконский схватил князя за подбородок, — я вижу, какими глазами ты смотришь на меня. И, признаться, я завидую Рылееву. Он может позволить себе иметь это прекрасное тело… Руки Волконского опустились на грудь князя. Трубецкой закрыл глаза. — Ты симпатичен мне, я небезразличен тебе… что мешает нам попробовать? Сердце Трубецкого стучало так громко, что, казалось, оно вот-вот выскочит за пределы груди. — Да, ваше сиятельство, — опустив глаза, прошептал Трубецкой и сорвал с себя мундир. — Тогда не торопись, нужно закрыть дверь, — улыбаясь во все зубы, словно довольный кот, подмигнул Волконский и защелкнул замок. Князь дрожащими пальцами попытался расстегнуть рубашку. — Давай помогу, — голос Волконского звучал необычайно мягко, а лицо озаряла улыбка, — Сережа, ты хоть сам понимаешь, насколько ты красив? Трубецкой смущенно заулыбался. — Откуда в тебе эта неуверенность? — Волконский убрал прядь волос со лба князя. Справившись с последней пуговицей, он скинул рубашку с плеч князя и восхищенно окинул взглядом его обнаженный торс. — Не знаю, я никогда не считал себя достойным вашего внимания, — пожал плечами Трубецкой. — Ты не достоин внимания того, чью фамилию я принципиально не стану сейчас озвучивать, — с этими словами генерал коснулся губами чуть приоткрытых губ князя. Трубецкой на мгновение замер в замешательстве. Его задела последняя сказанная генералом фраза, но губы Волконского были настолько манящими, что князь забыл про обиду и ответил на поцелуй. Их первый полноценный поцелуй. Волконский обхватил руками талию Трубецкого и со всей силы прижал князя к себе. Трубецкой вцепился в рубашку генерала в районе плеч, даже не думая отстраняться. Волконский ласково покусывал губы князя, вбирая то верхнюю, то нижнюю своими губами. Замешательство Трубецкого сменилось возбуждением. Едва ли это были бабочки в животе — скорее, драка птеродактилей. Князь настойчиво пытался приникнуть языком к языку Волконского, но тот не давал этого сделать, продолжая кусать губы Трубецкого. Наконец, оба почувствовали привкус железа. — Черт, увлекся, — чуть отстранившись, произнес Волконский, и тут же слизнул каплю крови с нижней губы князя. Наконец их языки соприкоснулись. Руки Волконского продолжали блуждать то по спине, то по груди, то по животу князя, изучая каждый сантиметр столь желанного тела. Трубецкой, окончательно теряя контроль над своими эмоциями, тихо простонал. Губы мужчин были ярко-алыми — не то от крови, не то от нарастающего возбуждения. Волконский мягко оторвался от губ Трубецкого и прошептал: — Сергей Петрович, вы невероятны. Трубецкой все еще дрожащими пальцами принялся расстегивать свои брюки. — И, я смотрю, вы вошли во вкус, — вновь улыбнулся Волконский, сначала бросив взгляд на внушительных размеров член князя, а потом на его раскрасневшиеся щеки. Подвинув стопку бумаг и гипсовый бюст императора, Волконский резким жестом развернул Трубецкого лицом к столу и схватил за бедра, отчего князь непроизвольно наклонился и лег грудью на темную дубовую столешницу. — Руки вперед, — скомандовал Волконский и тоже спустил брюки с бедер. Трубецкой дышал громко, прерывисто. Волконский нежно провел ладонью по широкой спине князя. — Расслабься, мой сладкий. Ты в надежных руках. Трубецкой закусил и без того окровавленную губу. Волконский щедро плюнул на пальцы и, раздвинув ягодицы князя, аккуратно ввел сразу два пальца в отверстие. Трубецкой застонал. — А-ах! — Только не говори, что тебе нужно привыкать, — усмехнулся генерал, продолжая вводить-выводить пальцы. Трубецкой обхватил влажными ладонями край стола. Волконский вынул пальцы и, обнажив головку своего члена, метко плюнул на нее. Звонко отвесив шлепок по ягодице, он, наконец, осторожно вошел в князя. Трубецкой выгнул спину. С каждым толчком он дышал все громче и тяжелее. Сквозь приоткрытые губы князя периодически слышались стоны. Волконский одной рукой поглаживал набухший орган Трубецкого, а другой придерживал ягодицы князя. — Да! Да-ах! — Тише, тише, сладкий, — с придыханием произнес Волконский и принялся мастурбировать Трубецкому с еще большей скоростью, наращивая темп толчков, отчего князь только громче застонал. Волконский почувствовал, как по его ладони стекает теплая струйка жидкости. — Боже, как стыдно! — Трубецкой закрыл глаза ладонью. Волконский резким движением достал член из порозовевшего и опухшего отверстия князя, размазав мутную жидкость меж ягодиц. Вытерев с себя остатки спермы платком, он нежно поцеловал спину князя. Трубецкой, ища рубашку, провел рукой по столу. Раздался звон, заставивший обоих мужчин вздрогнуть. На паркете лежал разбитый бюст его императорского Величества Александра Первого. — П-петр Михайлович…- Трубецкой испуганно посмотрел на довольного как никогда Волконского. — Пустяк, приберут, — подмигнул генерал, застегивая брюки. Трубецкой тоже поспешил одеться. — Петр Михайлович… — Что, мой хороший? — Волконский нежно погладил князя по плечу. -Спасибо вам за все, — выпалил Трубецкой и опустил голову, — но я не смогу простить себе измену. Волконский опустился на диван. — Сережа, ты действительно думаешь, что твой Рылеев святой? Что он ни разу в жизни не ходил налево? Откуда ты знаешь, что было на тех, пардон, блядках, пока ты ездил в Киев? — Нет, не смейте так говорить! Вы тем более ничего не знаете! — Трубецкой почувствовал дрожь где-то в районе челюсти. — Сергей Петрович! — Волконский вновь повысил тон. — Вы же умный человек! Но вы совершенно слепы! Не замечать очевидных вещей — это как же надо было вам по ушам поездить… — генерал покачал головой. — С вами было приятно провести время, ваше сиятельство, но мне пора, — Трубецкой было потянулся за шинелью, но Волконский резким движением преградил путь князю и, вцепившись в его расстегнутый мундир, впился губами в шею князя, оставив на ней ярко-алый след. — А это привет Рылееву от меня, — ехидно улыбнулся Волконский, — всего доброго. Вечерний холодный воздух хлестал по разгоряченному лицу Трубецкого. Больше всего на свете ему сейчас хотелось побежать к дому Рылеева, упасть на колени пред поэтом и просить прощения до последней слезинки. Но в том доме его не ждали.