На сей раз за чертой он окажется выше.
Воспоминания горят огнем, рассудок кричит «беги», но привычно оказывается заперт гордыней, самоуверенностью и осознанием собственного ничтожества. Это, увы, для него единственный путь. Они уже бывали наедине — обнаженные, обманчиво-уязвимые. В тот раз Вернеру вывернули наизнанку сознание, доломали нормы морали и оставили уродливый шрам. В этот он не намерен играть по чужим правилам. Он внимательно следит за каждым движением, взглядом, вздохом Фридриха. И натыкается на такой же изучающий взгляд в ответ. Ненависть и похоть, страсть и страх — ароматы пьянили не хуже вина, нетронутая бутылка которого стояла на столе. Не отрывая внимательного взгляда от своего не-друга, пока ещё вице-адмирал начал медленно снимать одежду, слегка красуясь. — Может, для начала выпьем?Часть 1
2 октября 2022 г. в 18:45
Вернеру страшно, у него дрожат руки. Он не хочет видеть этого человека так же страстно, как желает этого.
Рядом с ним нет черты морали, рядом с ним можно всё… Он и есть свобода от всего.
Слышны шаги. Мягкие, плавные, словно ветер, шуршащий полевой травой. В ту же секунду Бермессер разворачивается и перехватывает занесенный кинжал. Глаза в глаза, душа в душу. Зеркальная усмешка и зеркальный шаг в сторону.
Вернер пользуется тем, что он теперь сильнее. Сжимает запятье до боли, притягивает к себе и не отпускает — как когда-то не отпускали его. Кинжал выпадает из ослабевших пальцев.
Они похожи — не внешне, нет, манерами. Аристократы и лжецы, ненавидящие и ненавидимые. Они те ещё садисты — до чужой боли им нет дела. А своей они могут упиваться вечность, им хватит.
Первым в эту Бездну падает Фридрих, буквально впиваясь поцелуем в губы, с первых секунд захватывая инициативу. Вернер позволяет тому ненадолго взять верх, и лишь потом перехватывает главенство, играючи пересекает попытки вырваться, второй рукой до боли оттягивая светлые пряди. В свете свечей они кажутся золотыми, кажется, что это расплавленный метал струится по плечам. Лживое, приторное, недостижимое богатство.
Один толчок — и Фридрих падает на пол, запинаясь о любезно подставленную ногу. А Бермессер меж тем садится в кресло, будто бы ничего не случилось.