Изумрудный принц

Неделя реабилитации протекала мучительно долго. Сидеть в одной комнате было ужасно скучно, даже не смотря на то, что большую часть времени Мидория либо спал, либо общался с Бакуго или Денки, смотря кто приходил. Хотя наверное такое долгое течение времени вызывало сильное влечение. Император как и раньше приходил каждый вечер, только не доводил начатое до конца, он целовал, покусывал плечи, всячески играл с телом, но когда дело проходило к самому желанному, он одевал его обратно, и поцеловав в лоб, укладывал спать, оставляя мальчишку на едине со своим возбуждением. Терпеть правда пришлось чуть дольше недели, зато когда его признали здоровым, его радости не было предела. В тот же вечер он появился в покоях императора, алый шёлк полностью его окутывал, в то время как рубиновые глаза жадно наблюдали за каждым его шагом. Звон браслетов и других украшений заменил им музыку, Изуку двигался то нежно, то страстно, круг за кругом всё больше оголяясь. Когда на нём остались только шаровары, с талии слетел платок, накрывая сидящего императора, в то время как пухлые губы наложницы, накрывают губы блондина в нежном поцелуи. Кацуки не сопротивляется, ему нравится видеть инициативу со стороны юнца, особенно если она проявляется таким образом. Когда он отстраняется, старший лишь приподнимает бровь, в то время как танцор продолжает свои танцы, заводя зрителя всё больше. Пояс шаровар так же слетает с бёдер, и тогда император поднимется, вновь укутанный в алую ткань его платка. На этот раз их поцелуй был жарким и страстным, никто из них больше не будет сдерживать всё своё желание. Теперь их музыкой были шлепки, вздохи и стоны. Он нависает над веснушчатым телом под собой, обжигая укусами и поцелуями нежную кожу, в то время как сам Мидория пытается избавить его от лишних слоёв одежды. Первым не выдерживает Бакуго, быстро раздеваясь, взглядом самодовольно проходясь по телу на кровати, его мальчишка уже раздет, а бордовое постельное бельё только придаёт ему развивата, что заводит лишь сильнее. Большим пальцем император давит на нижнюю губу танцора, наставляя открыть рот, и только сейчас замечает золотой с красными оттенками макияж, видимо Яойрозу постаралась над ним достать хорошо. Тёмно-красная помада размазывается когда юноша как по приказу смачивает чужие пыльцы. Только вот когда он касается колечка мышц, он видит на этом нахальном веснушчатом лицо улыбку, он уже растянул себя. Почему-то лишь представив эту картину, на лице Кацуки появляется возбуждённый оскал. Он вновь касается его губ большим пальцем, проникая им в его рот. — вижу сегодня ты хорошо подготовился, может порадуешь меня сегодня более интересными ласками? — чуть рыча произносит император, они оба понимают о чем вопрос, и мальчишка, кажется совсем без колебаний соглашается, и они меняются местами, блондин восседает на кровати, а его милый кудрявый мальчик стоит перед ним на коленях. Маленькие ручки обхватывают большой член, даже девственику будет понятно, что он делает это в первый раз, смущаясь, и боясь сделать что-то лишнее. — Деку, сделай глубокий вдох, и задержав дыхание возьми его в рот. — танцор медлит, но всё же делает это, его хватает лишь на несколько секунд, и тот, закашлявшись отстраняется. Тяжёлая рука старшего медленно зарывается в его волосы, крепко их сжимая, и уже ведя голову мальчики как это было нужно ему, входя в его горячий рот по самые гланды. Ощущения действительно были приятными, хотя возможно, их добавлял и этот взгляд изумрудных глаз, невинный, но в тоже время развратный и просящий большего. Отстранив его, он приказывает немного подождать, убирая лишние бумаги со стола, хотя уже в следующую минуту, на нём, раздвинув ноги лежал Мидория. Горячие поцелуи пришлись по внутренней части веснушчатых беред, вызывая бурную реакцию их хозяина, её наверное, могла переплюнуть только реакция на укусы в том же месте. Крепкие руки удерживают его за талию, пока император не церемонясь входит резко и до конца, вызывая болезненный протяжный стон. Сегодня он выебет его так, что у него сядел горло и будет болеть всё тело, но он будет желать ещё. Грубые толчки вперемешку с поцелуями, укусами и шлепками вызывали самые громкие стоны. Прикрыть рот пришлось лишь когда в покои императора постучали, Кацуки сам закрыл ему рот, продолжая двигаться всё с той же грубостью. — Ваше величество, госпожа Химико настаивает на аудиенции перед отъездом. — за дверью явно стоит тот мужчина, который тогда был с той психованной, хотя, мысли мальчишки быстро переключились на приятные ощущения, император начал двигаться в сторону простаты. Сдерживать стоны было всё труднее и труднее. — пусть зайдёт ко мне через пару часов, у меня сейчас аудиенция с другим человеком. — дождавшись пока шаги за дверью окончательно стихнут, блондин убирает руку, вновь вслушиваясь в столь любимые стоны. Вскоре он предательски останавливается, чувствуя как юноша сжимается внутри. Он открывает ящик стола, и по груди мальчишки проходится дрожь. Император водил кистью по его груди, словно по хосту, оставляя за собой чёрный след от туши. Он рисует какой-то цветок, иногда делая короткие, но грубые толчки. Он уведит кисть к его шеи, продолжая свой рисунок, обводит соски, и возвращается к пупку, надавливая на небольшой бугорок. Они меняли позу за позой, и место за местом, пока Кацуки с какой-то страной любовью наполнял чужую дырку своим семенем. Остановились они когда снова пришёл слуга Тоги. Император приказал кому-то убрать его комнату, а сам отнёс своё маленькое солнце в ванную, отмывая и от туши, и от всего прочего. Укутав уже сонного танцора в тёплый халат, он уселся на своё место, перед низким столиком с подушками, усаживая зеленоволосого у себя на коленях. ____________________________ Химико врывается в покои, но тут же её лицо заполняется гневом при одном лишь взгляде на танцора. — ты что-то хотела? — безэмоционально спрашивает блондин, убирая кудри с лица, уже спящего Мидории. — если попросить о том, чтобы остаться, то можешь идти отсюда, я больше не буду терпеть твои выходки. — но ваше высочество.. Почему вы меня разлюбили? Я ведь была так преданна вам. — она опускается на колени перед ним, сжимая край своего кимоно. — что я сделала не так? Куда же делать та страсть, что была между нами? Я ведь единственная из всего вашего гарема, кто мог бы принести вам наследника. — страсть ушла тогда, когда ты убила беременную Джиро. — она была вас не достойна, тем более не достойна носить вашего ребёнка под сердцем. — Хватит. Ты сошла с ума после выкидыша, я больше не хочу тебя слышать. Ты отправляешь жизнь в моём гареме, если бы не ты, у меня было бы множество сыновей и дочерей, а ты, ты их всех убила. Вон отсюда. Радуйся что я отправляю тебя на родину, а не в ледовый дворец¹. Янтарные глаза девушки заблестели от слез, а лицо оскалилось. — мой отец вас уничтожит! Всю вашу поганую империю! — девчонку хватают за руки, и силком уводят. Кацуки лишь шумно вздыхает, крепче прижимая к себе хрупкое тело танцора. — больше тебе никто не навредит..