Ведьм здесь принято сжигать.

Спор брата и отца доносился через дверь, заставляя Валентина лишь тихо вздрагивать, когда они повышали голос в попытках достучаться до друг друга. " — Ты не можешь заставлять его это делать!» " — Это ради семьи.» " — Это убьет в нем его!» " — Зато спасет всех.» Валентину хотелось, чтобы они оба заткнулись. Он понимал позиции их обоих, но не видел в них никакого смысла. Всё было предрешено ещё задолго до его рождения, Валентин это знал. Он чувствовал. Арно мирно спал на его постели, убаюканный его магией, но всё также продолжал угасать. Было слишком поздно для обычного колдовства, ритуал был необходим. И честно, Валентину было плевать на последствия, он уже успел морально подготовиться к такому исходу, он видел его во снах, он читал книги об этом, он смирился. Мать смотрела на него с бессильной грустью и непониманием, наверное, его спокойствие вызывало у неё непроизвольный шок, но Валентин не мог выдавить из себя хотя-бы каплю какой-то эмоции. Ему было хорошо и радостно, он не каплю не жалел. Арно красивый, Арно родной, спасти Арно — его судьба. Да, он никогда не полюбит его так, как любил его он, но ему и необязательно любить. Он живой жених, который может и должен влюбиться во что-то живое, что-то в чем будет горячая кровь и живое сердце. Эта мёртвая невеста кроме него уже никого не полюбит, даже если будет очень стараться. Но и к этому он уже готов.

***

Три дня прошли на удивление быстро, конечно, ему было очень трудно. Но цель оправдывала средства. Хотя на второй день без еды, воды, сна и постоянного чтения молитв мозги начинали медленно поджариваться, и его на мгновение посетило сомнение. Смерть Арно стала отличным поводом всё же закончить начатое. В том, что он умер, Валентин не сомневался. Кажется, он даже почувствовал, как рвётся тонкая нить его жизни. Теперь — это точно был единственный выход, Придд больше не сомневался. Тяжелая дверь отворилась, в комнату вошли мама и Ирэн. У сестры был маленький сундучок, а у матери белая сорочка, расшитая бисером. — Сын мой… — тихо прошептала женщина, казалось, глаза её вот-вот наполняться слезами. — Не говори ничего, пусть будет, как есть. — Тино слабо улыбнулся — Мама, Ирэн, рад вас видеть. — И мы, Вальхен, и мы. — ответила сестра. Глаза Ирэн были сухи, голос, как всегда твёрд, но Валентин знал — она тоже плакала. Слуги принесли огромную бадью с мыльной водой и какую-то тряпку, тут же исчезнув, женщины отвернулись, позволяя ему спокойно раздеться и залезть в воду. Потом мать принялась растирать его тело ароматной тряпкой, шепча молитву, а сестра продолжала, отвернувшись разбирать украшения из сундука, тихо подпевая матери. — Вином и кровью — громко сказала женщина, окатывая его холодной водой. Белая сорочка была ему чуть велика, вследствие чего немного сползала с плеча и тащилась по полу. Инициацию обычно проводят в четырнадцать, к этому возрасту она была бы ему как раз, ему тринадцать, но у него нет времени ждать. Там, в священном лесу, закутанный в лисьи шкуры, уже лежит Арно. Мёртвый Арно, которого сегодня ему предстоит воскресить. Ирэн аккуратно расчесывала его волосы, вплетая в них красные ленты, мать плакала в углу, всё-таки не выдержав. — А ты красивый, спрутёныш. — сказала Ирэна, когда прическа, состоящая из множества косичек, ленточек и бисеринок была закончена. Валентин ей ничего не ответил, лишь окинул себя в зеркале стеклянным взглядом. Нет, не красивый. Даже по людским меркам, не то что по ведьминским. Слишком жалкий, слишком нескладный, слишком-слишком… Ещё эти глаза, сейчас подведенные снизу. Ох, эти мерзкие, некрасивые глаза, которые он ненавидел всей душой. Почему от отца ему достались именно они? Это несправедливо! Впрочем, скоро ему уже будет всё равно. Валентин встал и направился из комнаты Ирэн сопровождала его по левую его руку, мама по правую. Они вышли на крыльцо, где его уже ждали. Народ стёкся сюда со всей Придды, чтобы проводить младшего наследника во взрослую жизнь. Валентин поклонился им три раза, потом поклонился сестре, давая ей одеть на себя красные бусы, потом матери, та завернула его руки в белый рушник с красной вышивкой так, что кончики пальцев едва-едва выглядывали из-под него. И он пошёл. На белом снегу была была высыпанная брусникой тропинка. Валентин вдохнул в лёгкие побольше воздуха, вступая на красную ягоду. Руки были раздвинуты как можно шире, чтобы их с легкостью могли касаться как женщины по левой стороне, так и мужчины по правой. Каждый из них стремился потрогать его, ведь по поверью, если задеть ведьму, чья инициация совпала со свадьбой, то в семейной жизни век разладу не будет. Валентин не был уверен в том, что если задеть его, кому-то и вправду свалится такое вот счастье, ведь его инициация, конечно, была одновременно со свадьбой, только вот эта свадьба, вот ирония, была его похоронами. Вернее, его тело не умрет, оно будет жить и радоваться жизни, только вот душа теперь навсегда исчезнет, растворится, будто её и не было вовсе, заключив таким образом сделку со смертью, что душа жены заменит на свадебном алтаре душу мужа. Он ступал будто по битому стеклу, было больно, чертовски больно, казалось, что вот-вот он умрёт, прямо здесь, без всяких ритуалов и прелюдий, Валентин не знал, какая сила держала его на ногах. В правую и левую его руку были вложены фенечки — это подарки Габриэллы и Карла. Значит осталось ещё чуть-чуть. Валентин выпрямился, хотя казалось, прямиться уже некуда, и стараясь не показывать боль целенаправленно зашагал вперёд, наконец, показались отец и Джастин. Он встал перед ними на колени. Мужчины в унисон зашептали молитву. — Хлебом и плотью. — наконец сказал отец. Джастин водрузил на его голову венок из омелы, а отец вручил кинжал. Это значило одно. Следующая остановка — Арно. Он зашел в лес. Облезлые деревья скручивались над головой, не давая дневному свету проникнуть сквозь плотную сетку. Кричали вороны, а кусты, казалось, как-то странно шевелились, будто за ними пряталось что-то до безобразия ужасное. Но единственное, до чего было дело Валентину — деревянный гроб, обложенный лисьими шкурами, в котором покоится Арно, и ритуальное кострище, до которых он сейчас дошел. Валентин старался не оборачиваться на деревянный ящик, пока разводил огонь и прядку за прядкой обрезал длинные волосы. На гроб он посмотрел лишь раз, перед тем как войти в костёр. Настоящим ведьмам огонь не страшен. Его действия неприятны, даже в какой-то степени болезненны, но никак не летальны, вряд-ли его кожа сохранит хотя-бы малый ожог. Как говорил отец: «Настоящая ведьма входит в огонь с высокоподнятой головой и расправленными плечами. Ведь огонь — это и есть ведьма.» Что ж, отец может им гордиться. Валентин грациозно танцевал на углях, плетя из тог, что когда-то было его волосами, рубаху. Закаленный огнём и молитвой ведьменсекй волос обретает неимоверную целительскую силу, которой, впрочем, недостаточно, чтобы вернуть мёртвого к жизни. Смерть — старуха строгая, что решила взять — то возьмёт. — Кровь делю на двоих без слов, Почернеют снега к весне, Алой лентой ночных костров Свою душу отдам тебе. Валентин пел громко и самозабвенно. Он знал, что вряд-ли ему ещё хоть раз придётся так искренне исполнять хоть что-нибудь. Поэтому он полностью отдавал себя моменту, мысли, что таким образом он исполняет великую судьбу. Если Арно выживет, а он выживет, Савиньяки больше никогда не тронут никого из их рода. Цель оправдывает средства. Валентин довершил рубаху фенечкой, данной ему Карлом и прошептав последнее: — Вспыхнет порохом дом и лес, А дорога ему — в мой край. Как затлеет подол небес, Всю, как есть меня забирай. Обессилено упал на колени. Красная теплая жидкость скатилась с его губ и капала на рубаху. Он глубоко вдыхал и выдыхал воздух. Уже темно. У него нет времени сидеть. Валентин поднялся на негнущихся ногах, и превозмогая боль поплёлся к гробу. Арно был мёртв, но всё также красив. Смерть, хоть и прослеживалась в его нежном образе, ещё не успела обезобразить мальчика до конца. Казалось, он просто заснул очень крепким сном и всё, что сейчас нужно — хорошенько потормошить его. Но Валентин знал — что это не так. Сорочка легла на Арно. Валентин закрыл глаза. и резко просунул руку в грудную клетку, та чудным образом минула ребра и легкие, сразу схватив сердце, которое билось, как у загнанного в угол оленя. Было страшно, чертовски страшно и больно. Он не хотел умирать, он хотел остаться собой, ему хотелось открыть глаза и проснуться. Ведь это ужасный сон, а не правда. Он не хочет, чтобы это было правдой. Валентин вырвал ненужный орган. С ещё стучащего сердца лилась алая кровь, когда он безжалостно сжал его в кулаке, уничтожая навсегда. После он наклонился к бледным губам Арно, позволяя красной жидкости стекать ему в рот, и поцелуем вдохнул жизнь в его мёртвое тело.

***

Арно, живого, здорового Арно увезли из Придды на следующий же день. Валентин же заперся в своей комнате и плакал, наверное, в последний раз в своей жизни. Его сердце теперь билось в грудной клетки другого человека. Он никогда не вернет его себе, никогда не почувствует ни боли, ни радости. Теперь пустота, поселившаяся под рёбрами будет с ним навсегда, с каждым годом лишь увеличиваясь. А Арно даже не узнает о том, чьё сердце бьется в его груди.