Вопросы к зачету

             Команда на взлёт прозвучала глубокой ночью, поэтому большая часть их подразделения, едва капитан пересчитал их по головам (вдруг кого забыли впопыхах) и распустил строй, завалились досыпать в общем кубрике. Меньшая, которой мест не досталось даже в в проходе и третьим слоем на койках, разбрелись по катеру, стараясь не сильно мешать их водителям и спящим сослуживцам.       Максим, примостившись на вещмешке в коридоре, достал планшет и стал проверять вопросы к ежегодному зачёту, маячившему через неделю, или чуть позже, если внезапно возникшая миссия продлится дольше запланированного.       «А может, мне повезёт, меня пристрелят аборигены, и не придётся сдавать эту муть», – подумал он, проматывая однотипные вопросы на знание общих понятий и номеров нормативных документов (приказов, постановлений и прочих служебных записок), менявшихся раз в несколько месяцев – менялись там, в основном, только эти самые номера да, бывало, одно слово заменяли синонимом, – выискивая там что-то поинтересней.       О, история организации.       Он усмехнулся, представляя, скольких ребят отправят на пересдачу из-за вольного пересказа учебника. Более правдивого, но менее цензурного. Чтобы такого не было, их шеф добросовестно написал приемлемые ответы под каждым вопросом.       Человечество, давно уже переставшее быть исключительно землянами, разбрелось по Галактике, старательно осваивая новое жизненное пространство. Казалось бы, с выходом за пределы одной планеты конфликты должны были сойти на нет. Не нравятся тебе соседи – голосуй ногами, собирай единомышленников и иди куда хочешь.       Как бы не так.       В детстве Максим любил читать старые фантастические произведения, где представляли потомков, дорвавшихся до звёзд, этакими идеальными людьми, свободными от низменных мыслей и пороков, живущих в утопическом мире, где все заняты самосовершенствованием и созидательным трудом.       Наивные.       В реальности людям больше нравилось искать между собой различия и обижаться на мнимые притеснения, чем работать сообща или пытаться что-то делать самим. Что же до утопий, попытки создать идеальное общество предпринимались регулярно, и так же регулярно всё это дело закачивалось массовым казнями несогласных. Вечно оказывалось, что в изначально сплоченной группе единомышленников, с огнём в глазах начинавшей проект создания нового, все по-разному видели пути достижения конечного результата. А уж второе-третье поколение зачастую и вовсе не желало жить по заветам предков.       К тому же мечты оторванных от реальности идеалистов, выросших в техногенных джунглях столичных планет (а основную часть колонистов первых волн колонизации составляли именно такие ребята, которым в жизни не хватало чего-то), часто не выдерживали столкновения с реальностью диких миров. Звёзды оказались весьма суровыми экзаменаторами.       Его взгляд наткнулся на вопрос: «Трагедия на Тунберг. Причины. Способы предотвращения».       «Они прикалываются? – хмыкнул он. – Как они себе это представляют?»       История с колонией веганов-пацифистов-эко-активистов, ко второй контрольной проверке через десять лет превратившейся в поселение каннибалов, была примером ситуации, когда не так пошло всё, что только могло. Ребятам просто не повезло. Фатально.       Через год после первой контрольной проверки и бодрого рапорта в метрополию о том, что устроились и обживаются, на одном из островов в противоположном полушарии произошло извершение вулкана, которое привело к тому, что зима затянулась на три года. В четвёртый тоже оттаять земле не удалось из-за особенностей орбиты планеты, которая раз в пару сотен лет отводит шарик в самые дальние точки прохождения. Гидропоника не сумела вытянуть на себе потребность колонии в пище, пришлось сильно затянуть пояса. Колония оказалась на грани голода, но тогда ещё не переступила её.       Паника возникла, когда на третьем году зимы внезапно вышел из строя главный искин колонии (производитель потом выплатил оставшимся колонистам астрономические суммы компенсации, признав после кучи экспертиз производственный брак. Второй, за всё время существования компании), а вместе с ним накрылся и склад с аварийными пайками (командование колонии, не доверяя находящимся на грани людям, передало управление замками складов с продовольствием искусственному интеллекту, который выдавал людям суточную норму. Когда он пожелал всем долго жить, замок колонистам открыть так и не удалось), а вместе с ним и защитно-отпугивающий периметр поселения (ребята были мирными, но не глупыми).       Местная фауна, голодавшая вместе с колонистами, этому очень обрадовалась и с воем «Обед!» пошла в атаку на поселение. Тут уж пацифизм и любовь к природе дали трещину, а подведённые от голода животы заставили пересмотреть взгляды и на пищевое поведение.       К несчастью, местная живность не особо жаждала становиться мясом на столах голодающих колонистов, да и с усвояемостью были проблемы. Ну не было у детей иного цикла эволюции нужных ферментов для переваривания чужеродного животного белка. Они и к местным растениям не до конца смогли приспособиться, но те, что сумели приручить до Зимы, благополучно загнулись с её началом.       И тут кому-то на глаза попалась таблица с энергетической ценностью человечины.       К чести колонистов, убивать друг друга ради пропитания они не стали, но вот тела погибших товарищей, отбитые у прожорливой живности, вместо кладбища теперь шли в общий котёл. Не сказать, чтобы все от этого были в восторге, но суровые времена… Тем более, что у всех перед глазами был пример тех, кто отказался и умер от голода.       К тому же, как уже говорилось раньше, они были умными людьми и прекрасно понимали, что, придерживаясь исключительно растительного питания с гидропонных ферм, производительность которых с отказом искина изрядно просела, они отнимают необходимые калории у своих же сограждан.       И всё равно, к тому моменту, как земля оттаяла, и можно было вновь вернуться к сельскому хозяйству, возвращаться к нему было почти и некому. До первого послезимнего урожая, бывшего по большей части всходами из того, что засеяли до Зимы (разработчику этого сорта потом дали какую-то премию за изобретение столь живучей культуры, а его фирма получила государственный заказ на формирование семенного фонда для свежих колоний), дожило меньше десяти процентов колонистов.       Тем не менее большая часть колонистов, переживших случившееся, решила потом вернуться обратно, со второй попыткой заселения планеты. Выводы из произошедшего они сделали. Больше за почти две тысячи лет существования колонии никого не съели. Хотя традиция использовать умерших в качестве удобрения для ферм у них осталась.       Ну и что из этого можно было предотвратить? Остановить активность у вулкана, которому даже имя ещё не дали? Или орбиту планеты сдвинуть? Ну да, свозить все продукты на один склад было глупо, но это если в ретроспективе, а тогда людям было важно знать точное количество оставшихся ресурсов. Планета изначально была настроена на открытое земледелие, и большое количество гидропоники им было ни к чему. Про резервный искин тогда тоже никто не думал, за всю историю колонизации планет, имевшуюся на тот момент, они из строя не выходили. А тот один, что вышел, сделал это в результате очень жестких испытаний, на которые тот не был рассчитан, и сделал это в полигонных условиях на испытательном стенде. Поэтому то, что аварийный маяк колонии был завязан исключительно на ИИ, в те времена считалось нормой.       Собственно, их организация и была создана, чтобы проверять колонии и не давать случаться трагедиям, ведь, как говорил один его преподаватель: главная причина гибели колоний – отсутствие мозгов у колонистов. Потом, с уменьшением числа первичных колониальных программ, их функции расширились.       Сам Максим работал в отделе, занимающемся проверкой сообществ, решивших вновь вернуться в общество, и наладить торговое и технологическое сотрудничество. Они с коллегами проверяли достоверность данных, предоставленных кандидатами, читай, нет ли у них камня за пазухой. А то ведь всякое бывало.       Например, один гуру настропалил своих последователей, и при повторном контакте в цивилизацией они попробовали сбить контактёров ракетой. Да, не все из тех, кто попадал в секты, были глупцами, а в прошлом к комплектованию новых колоний средствами защиты порой подходили весьма творчески. Иногда у аборигенов, по всем признакам скатившихся в полный регресс, обнаруживались весьма интересные сюрпризы.       Уж не говоря про различные виды генетических усовершенствований. Давно уже было доказано, что проще приспособить человека к планете, чем перекраивать планету под хотелки новых жителей, — целая россыпь миров с угробленной биосферой тому пример. Правда, некоторые «усовершенствования» сделали жителей отдельных планет объектами биологической опасности.       Не обходилось и без конфузов, то и дело пополнявших фольклор организации. Так одна из тайных баз в сельской глубинке одной из аграрных планет (начальство хотело проверить уровень жизни обычных жителей, чтобы потом не получить нагоняй от подогретой журналистами общественности за использование рабского труда), прикрытая новейшим маскирующим полем, была рассекречена группой детишек-дошколят, пошедших в лес по ягоды. Из-за особенностей приспособительных мутаций маскирующее поле для местных светилось словно древний карнавал.       К счастью, исследователям удалось уговорить детишек не сдавать взрослым их присутствие и, воспользовавшись их добровольной помощью, перенастроить поле на верные частоты. Для этого им пришлось изрядно ополовинить медицинские пайки, раздав детям «сладкую разлинованную хвалюндию», специальный рацион для поправляющихся, наиболее подходящую под определение «сладости» вещь из того, что имелось в их инвентаре. Но базу всё равно спешно перенесли, не решившись проверять крепость слова, данного малышнёй.       Самому Максиму пока везло, и его имя в анналы истории Конторы не попало, хотя такая возможность ему однажды едва и не представилась.       Он тогда был шестнадцатилетним второкурсником, попавшим на свою первую полевую практику, этаким балбесом вида «душа ищет романтики, а задница приключений». Вот на романтике его и подловили.       Слушать нудные, навязшие на зубах ещё в универе речи руководителя практики о том, что все пункты уставов и правил написаны кровью, было скучно. В том возрасте подростки считают себя уже вполне взрослыми чтобы самим принимать решения, не слушая взрослых. Поэтому, проигнорировав настоятельную просьбу, – приказывать ему никто права не имел, ведь и тогда, и сейчас он считался гражданским специалистом – не бродить по городу в одиночку, он свалил из посольства, не взяв рацию и броник.       – На кой одевать бронежилет на абсолютно мирной планете? – возмущался он перед посадкой, когда куратор заставил его напялить этот пережиток прошлого.       – Потому что бронескафандр будет выглядеть слишком экстравагантно, – хохотнул Хён, безопасник, приставленный к группе оценки. – Малой, не задавай глупых вопросов. То, что аборигены не бросаются с копьями на каждого встречно, ещё не говорит о безопасности. Мы только вторая группа, высадившаяся на планету. Даже этнографы ещё свой отчёт не придумали.       Но что там какие-то этнографы, когда во время прогулки по вполне современному городу тебе улыбаются красивые девчонки?       Про дискотеку он узнал от одной из местных, просто сунувших ему в руку короткую записку. С расшифровкой проблем не возникло, словарь общеупотребительных терминов уже был составлен, их задачей было перевести техническую документацию.       На дискотеке было весело, непривычно весело для мальчишки из невостребованных партий, выросшего в приюте. Быть может, не будь он инкубаторским, и первое правило всех вечеринок «следи за своим стаканом» он бы к тому моменту уже усвоил… А может и нет.       В любом случае, забывшись в круговороте музыки, танцев и веселья, он очнулся утром в клетке, по соседству с несколькими другими бедолагами, которые оказались смежниками: там был один врач, два агронома и зоолог, скучавшие в ожидании отправки к месту проведения исследований. Они тоже попали в ловушку с приглашением на вечеринку. Раций ни у кого не оказалось.       Клетки находились в каком-то душном сарае, куда за весь день не зашёл никто, хотя они слышали голоса за стенами. Там они провели четыре дня, изнывая от голода и жажды (поставленные возле клеток плошки с каким-то отваром они вылакали ещё в первые сутки). Очень ранним утром пятого дня, ещё до рассвета, их начали выводить наружу. Честно говоря, к тому моменту Максиму было уже всё равно, что с ним сделают.       На площади перед сараем уже собрались люди, среди которых он сумел разглядеть и смутно знакомых ему девушек, хотя он мог и ошибаться. Их привели на площадь, где были установлены деревянные столбы с перекладинами, навевавшие на очень нехорошие мысли.       «И где же те этнографы со своими сочинениями, когда они так нужны?» – хмуро подумал он, глядя на карикатурного шамана, какими их изображали в учебниках по древней истории. Любая мысль о сопротивлении пропадала, при взгляде на амбалов, стоявших по периметру площади. Тут Максим пожалел, что пренебрег занятиями по рукопашному бою, предложенному ему Хёном по пути на практику.       Шаман затянул какую-то горловую мелодию, которую подхватили окружающие, и начал трясущийся танец. Ощущение тревоги всё усиливалось по ходу того, как шаман распалялся. По сигналу помощника их и ещё нескольких местных, выглядевших чуть менее ошарашенными чем они, раздели и уложили на землю. Подручные шамана обмазали их пахучей жидкостью, а потом сам шаман, наклонившись, сделал несколько разрезов на груди и спине. После этого в разрезы вставили странного вида предметы, а с восходом местного светила их всех подвесили на них так, чтобы ноги не доставали до земли.       Максим попытался было дёрнуться, но боль была слишком сильна, и соскочить не получилось. Аборигены явно знали, что делали.       Так он провисел весь день от рассвета до заката, периодически слыша, как на землю падали другие участники ритуала. Отчего-то это вызывало всплески разочарованного гула среди одних зрителей и что-то типа воодушевляющих криков других. К вечеру висеть остался только он, ближайший конкурент, парень из местных, отвалился где-то за час до заката, и его оттащили в одну их хижин.       Когда последний луч солнца исчез за горизонтом, толпа радостно загалдела, и вновь вышел Шаман, заведший свою песнь. Он дотанцевал до него, сделал несколько движений и резко рванул его за корпус.       В следующий раз он очнулся уже в лазарете посольства, под внимательным взглядом Хёна.       – Ну и горазд же ты спать, малой, – пожурил его безопасник и протянул стакан с электролитом. – На, выпей. Сендет сказал, что до утра тебе есть нельзя, только пить.       – Что?.. Что произошло? – спросил он, чуть запнувшись.       – Ты стал мужчиной, – давясь от смеха, ответил мужчина. – Говорил же тебе, не стоит лезть в чужую культуру без отчёта специалистов.       После этого он рассказал историю о том, как они всей компанией его искали все эти дни. Искали не только его, но объединить дела додумались не сразу. Как и обратиться к местным, которые высказали предположение об участии в ритуале типа Танца солнца у одного из древних племён, только там участникам нужно было сорваться с крючка, а здесь – продержаться как можно дольше.       – Малой, твоя стойкость так поразила аборигенов, что они предложили нам ещё более выгодные условия. Есть у них один минерал…       От становления персонажем фольклора, и включения их истории в список вопросов к зачёту — его спасло лишь то, что остальные попавшиеся были куда старше и опытней, и им влетело куда больше.       — Не кисни, — потрепал его по плечу Хён, когда после окончания практики его отправляли обратно. — Не сожрали, и ладно. А шрамы… У нас тут половина ребят щеголяет разными отметинами. Как говорил мой бывший командир, шрамы — верный признак того, что человек способен пережить свою глупость. Считай это признаком опыта.       За прошедшие годы такого рода «опыта» у него прибавилось, и глупость не всегда была его собственной.       – Почему не спишь? – спросил подошедший Хён. Максим показал ему экран планшета. – Зачем тебе эта муть?       – Так зачёт же…       – И как успехи?       Максим поморщился:       – Вместо ответов из учебника в голову лезут исключительно рабочие байки. Не знаешь, чего нас так резко сдёрнули?       С Хёном у них сложились довольно близкие и тёплые отношения. Несмотря на такой серьёзный прокол, он не стал топить глупого мальчишку, написав ему вполне сносную характеристику и потом, после выпуска, прислал на него запрос в университет, пристроив в команду к своему хорошему другу. Они быстро выбили из его головы остатки юношеской наивности и глупости, вбив нужные для работы навыки.       Даже то, что Максим ни в какую не соглашался надеть погоны, — начальников-самодуров у него и своих хватало — не препятствовало их почти дружбе.       – А, Хиллу перца под хвост насыпали, – легко отмахнулся безопасник, присаживаясь рядом. – Мы ближе всех, вот нас и решили использовать вместо пожарных. Сам знаешь, командование имеет привычку смазывать пятки скипидаром всем, чтобы в одиночку день физкультурника не праздновать.       Странноватая манера речи Хёна порой ставила в тупик не только посторонних, но и друзей, но на этот раз особых объяснений и не требовалось: адмирал Хилл был главой миссии Конторы на одном из повторно открытых миров, с которым пытались наладить сотрудничество в надежде на получение доступа к старым поселениям (по данным из архивов, там когда-то была исследовательская база какой-то из крупных галактических империй прошлого, какой именно — указано не было, но глазки у второй линии загорелись знатно). Две недели назад с ним пропала связь, и туда отправилась небольшая спасательная миссия из дивизиона лёгких крейсеров. Видимо, первоначальная оценка уровня аборигенов как регресс третьей степени (аграрное общество доиндустриального уровня с остатками технологий прошлого, используемым не по назначению), оказалась в корне неверной. Теперь им предстояло провести переоценку аборигенов в более способствующих искренности условиях. Про день физкультурника и говорить не стоит, в Штабе сейчас можно снимать ролик на тему броуновского движения, и штаны преют не у одного адмирала.       – Могли бы расщедриться на более комфортабельный транспорт, – покачал головой Максим.       — Они и расщедрились. На краю системы нас подберёт «Агамемнон».       Максим мысленно присвистнул.       «Что же там наворотили, если командование прислал за ними один из флагманов флота? — подумал он, заранее чувствуя серьёзные неприятности. — Как бы в учебном курсе не появилась ещё одна ситуационная задачка».       — Тусуй к нам, — предложил Хён, поднимаясь. — Это корыто ещё часов семь ползти будет. Пять звёзд не обещаю, но отель «всё выключено» и место повесить спальник найду. Плюс, порция недокументированного…       — Хочешь, чтобы я вконец завалил зачёт? — устало улыбнулся Максим, тут же выкидывая из головы мысли о группе Хилла.       Недокументируемые сведения и были тем самым фольклором. Рабочие байки хоть порой и шли в разрез с рекомендациями начальства по конкретным планетам, зато поданная в них информация запоминалась куда лучше сухого канцелярита официальных документов, хотя бы потому, что объясняла смысл того или иного действия и последствия нарушения правил. Например, пункт об обязательном ознакомлении с отчетами антропологов он затвердил накрепко. Никогда не знаешь, что за полчища боевых тараканов обитают в головах аборигенов.       — А то. Не стоит отрываться от коллектива, — рассмеялся Хён. — Знаешь, что Талтал на Веде утворил…