Чтобы ты засыпал так всегда...

Телефонный звонок раздался громко и резко. Подчеркнув строчку в конспекте, Оливер отложил лист бумаги и потянулся к аппарату, стоящему на столе. - Алло! – сказал он, сняв трубку. - Оливер. Здравствуй. - Профессор Перлман! Доброе утро! Хотя, у вас в Италии день. - Трудно назвать его добрым… - послышалось на другом конце провода. - Я звонил вам три дня назад, всё было в порядке. Что случилось? – Оливер достал сигарету из пачки. - Элио пытался покончить с собой… после твоего звонка, той же ночью… - голос мужчины прозвучал скорбно. - Боже… Нет… - сигарета выпала из пальцев Оливера, он прикрыл глаза рукой. - Для нас с Аннеллой это страшный удар… - Как он сейчас? - Очень ослаб… Почти всё время спит… Когда просыпается, смотрит остекленелым взглядом в потолок… Ни с кем не разговаривает… Врачи обеспокоены… - Врачи? Элио в больнице? - Да. В центральной, в Крема. - Что он сделал с собой?.. – Оливер замер в ожидании ответа. - Перерезал вены… - профессор тяжело вздохнул в трубку. – Его спасло чудо: у Аннеллы закончились сигареты в тот вечер – после твоего звонка она выкурила больше обычного. Мои для неё крепковаты. Около полуночи она решила взять «Gauloises» у Элио… Сына в кровати не оказалось, но в ванной горел свет… Она постучала, Элио не ответил… Тогда она открыла дверь… Он лежал в наполненной ванне, уже без сознания… Я прибежал на крик… - Перлман-старший замолчал и продолжил после долгой паузы. - Извини, но это слишком тяжёлые воспоминания… - Простите… Я не должен был спрашивать… - Ты не вышел за рамки приличий. - Информация настолько шокирующая… В голове не укладывается… Это ведь из-за меня? - Не вини себя. Мы с женой в курсе, что ты ничего не обещал нашему сыну. - Да, но получается, я чуть не убил его… - У тебя не было перед Элио никаких моральных обязательств. И я звоню тебе вовсе не для того, чтобы упрекать. Ты дорог нам с Аннеллой, но у меня есть просьба… - Какая? – Оливер достал из пачки другую сигарету, судорожно щёлкнул зажигалкой. - Надеюсь, ты расценишь её правильно… - мужчина замешкался. - Постараюсь… - Я не знаю, сколько времени Элио проведёт в больнице, и как скоро мы заберём его домой, но лучше шли мне письма до востребования, а не на адрес нашей городской квартиры. И воздержись от звонков. Я сам буду звонить… по возможности. Для связи у тебя есть номер телефона кафедры, ты всегда можешь оставить сообщение, мне всё передадут. - Что ж, вполне логичная просьба... - Оливер закрыл глаза и потёр виски кончиками пальцев. - Это вынужденная мера. Ничто не должно напоминать Элио о тебе. Я разговаривал с психиатром. Он сказал, что велика вероятность повторной попытки суицида… Если честно, мы с женой в ужасе. Не к кровати же его по ночам привязывать. - Я прилечу завтра. У меня действующая виза до лета. - Ты, наверное, не расслышал, так я повторюсь – ничто не должно напоминать Элио о тебе, - голос профессора прозвучал твёрдо. - Я нужен ему, - Оливер упрямо мотнул головой, смахнул слёзы со щёк. - Прежде всего, ты нужен своей невесте. - На момент помолвки я сомневался, что наши с Элио отношения что-то для него значат. Если бы я только знал... - И что бы это изменило? – Перлман-старший горько усмехнулся. - Многое. - Тебя просто переполняют эмоции. Ты потрясён поступком Элио. Не ошибусь, предположив, что тебе искренне жалко нашего сына, но позволь дать совет – никогда ничего не делай из жалости к человеку. - Жалость тут не при чём. - Допустим, это не жалость, а благородный порыв. Ты на полном серьёзе веришь, что твой приезд поспособствует нормализации психического состояния Элио и его выздоровлению? - Да, - Оливер нервно затянулся и выпустил изо рта струю густого дыма. – У меня есть, что сказать ему. Повисла тягостная тишина. - Признаюсь честно – мне стоило отмести твою кандидатуру в ассистенты сразу, как только Элио обратил внимание на фотографию в твоей анкете… Но кто же мог предположить тогда, что всё так обернётся… - Я не знал, что он видел мою анкету. - Элио уже тогда что-то нашёл в тебе… На свою беду… - отрешённо добавил профессор. - Мне искренне жаль, что всё так получилось… Я не разглядел… - Не ты один… Мы с Анеллой тоже не придали должного значения переживаниям сына. После твоего отъезда Элио остался наедине со своей душевной драмой, без надежды на дальнейшее развитие ваших отношений. Я в курсе, что у вас не было прощального разговора. Он даже не знал, питаешь ли ты к нему что-то кроме симпатии. А тут твой звонок и роковая для него новость… - Я никогда не прощу себе, что сказал Элио о возможной женитьбе… - Этого уже не исправить. Лучшее, что мы все можем сделать сейчас – оградить Элио от любых контактов с тобой… Ему нужно забыть тебя… и как можно скорее… - Но я не хочу, чтобы он меня забывал, - Оливер затушил окурок, взял новую сигарету и прикурил. - Как все эгоисты, ты думаешь прежде всего о себе. Не исключаю, что тебе льстят глубина и сила чувств Элио, его отчаянная трогательная привязанность, но, если он дорог тебе, заклинаю – оставь прошлое в прошлом. Он достаточно настрадался. - Я больше не причиню ему боль… - Значит, мне всё-таки удалось убедить тебя. - Элио заслуживает счастья… - Разумеется, – Перлман-старший снова вздохнул. - Мы с Анеллой свято верим, что однажды он встретит человека – девушку или парня, неважно, с которым будет по-настоящему счастлив. - Выбор за ним… - Сперва ему нужно поправиться. - Само собой, - Оливер кинул погасшую сигарету в пепельницу и решительно поднялся из-за стола. – Прошу извинить меня, профессор, но мне нужно в ректорат, потом купить билет на самолёт, собрать сумку. Поговорим обо всём завтра, при личной встрече. - Ты не понял - о твоей поездке к нам не может быть и речи. Ты ещё слишком молод, и у тебя нет детей, ты не знаешь, что такое родительские чувства. Я не позволю тебе увидеться с Элио. Прости… - Я очень уважаю Вас, профессор, - молодой человек помедлил. - Не обижайтесь, если мои слова прозвучат грубо – я не прошу Вашего дозволения. - Надеюсь, ты передумаешь, внемлешь голосу разума. Взываю к нему. - Я слишком долго руководствовался голосом разума, и вот к чему это привело. - Бог тебе судья, Оливер… Перлман-старший тяжело вздохнул на другом конце провода, глухая тишина сменилась короткими гудками. Молодой человек положил трубку на рычаг и закрыл глаза. Глубокая складка пролегла между его бровями.