Две жизни, одна судьба II

Анна Листер Анна всегда бежала по жизни. Старалась везде успеть, все попробовать. Но иногда это напоминало бегство. Бегство от дома, обязанностей, семьи, самой себя. Но в погоне за новыми знаниями, впечатлениями, людьми и знакомствами, она словно теряла часть себя. Шибден был для нее гаванью, где она могла остановиться, перевести дух и собраться с мыслями. Да, Шибден был ее домом, родовым гнездом. Но местом достаточно одиноким, пустым. Но в скором времени она хотела бы это исправить. Сегодня они с Энн встречались в Гайд-парке. Он вышла, вернее как всегда стремительно вылетела из офиса. Два квартала она преодолела за пятнадцать минут и вот она уже в парке. Она замечает ее у воды. Энн стоит к ней спиной. На ней плащ цвета морской волны, на шее шелковый шарф, что она привезла ей из Китая. Холодный шелк небрежно обмотан вокруг хрупкой шеи, ветер трепет его концы. Он словно танцует на ветру. Анна тихо подходит к ней, прижимает к себе, утыкается лицом в светлую макушку и вдыхает аромат духов. Она пахнет сиренью. От ее прикосновений Энн вздрагивает, но спустя мгновение расслабляется и откидывает голову ей на плечо. —Я скучала, —Энн поворачивается в кольце ее рук и оставляет легкий поцелуй в уголке губ. Анна любит этот поцелуй. Он как сама Энн. Легкий, нежный, но в то же время дразнящий и многообещающий. Она не хочет выпускать ее из объятий. Но к ним уже приближаются наглые утки ждущие угощения. Она вздыхает и достает хлеб. Энн смеётся и начинает кормить этих пернатых чудовищ. Когда с хлебом покончено, они садятся на их любимую скамейку. Энн достает карандаши и скетчбук. Пока Энн рисует, она проверяет почту. Вернее, делает вид, что проверяет. На самом деле она смотрит на Энн. Любуется как под ее рукой рождается пруд, склонившиеся ивы, фигуры людей. Наслаждается тем, как она растушёвывает тени. Она улыбается уголками губ, зная, что Энн обязательно перепачкает не только руки, но и лицо, и как она подушечкой пальца будет стирать серый след карандаша с ее щеки или даже носа. Анна упорно делает вид, что заинтересована своими документами, но по улыбке Энн она понимает, что ее раскрыли. —Надеюсь, ты сделала все что хотела? —Конечно же…нет, —она берет ее руку и оставляет поцелуй на холодной ладони, —ты замерзла, если ты закончила пойдем домой. —Опять будешь сидеть всю ночь за работой. —Ты же меня знаешь, —она берет ее руку в свои, —где твои перчатки? Энн лишь растерянно пожимает плечами. Анна вздыхает, берет ее руки в свои и растирает, попутно вспоминая, что на Кингс Роуд она видела изящные синие замшевые перчатки. Держась за руки, они направляются к выходу. Рука в руке, Энн прижимается к ее плечу, а она приобнимет ее за талию. Энн с увлечением рассказывает про новую выставку, что пройдет в музее Виктории и Альберта на следующих выходных. Внезапно она прерывается, отпускает ее руку и отстраняется. Анна смотрит на Энн, ее лицо белее обычного, а в глазах застыла паника. В паре метрах от них стояли Элизабет и Джордж Сазерленд. Лондон только кажется большим, на самом деле это нет так. Анна отмечает поджатые губы Элизабет, презрительную ухмылку ее мужа. То, как они переводят взгляды на ее руку, которой еще только пару секунд назад она обнимала Энн за талию. —Энн, ты…прекрасно выглядишь, —сухо выдавливает Элизабет. —Как видимо городская обстановка и здешняя компания, —взгляд Сазерленда презрительно скользит по ней, но на нее это не действует, —пошли тебе на пользу. Как ты? Ей не интересно смотреть, а тем более слушать этих людишек с их закостенелыми взглядами. —Я, я хорошо, — она чувствует, как Энн непроизвольно тянется к ее руке ища поддержки, но под чужими взглядами останавливается. Она еле сдерживается, поскольку знает, как это тяжело для Энн и как та не любит скандалы и ссоры. Анне требуется вся сила воли чтобы не съездить по этой лощеной роже, дабы стереть эту ухмылку. Но Энн удивляет ее. —У нас все хорошо, —холодная ладошка вновь оказывается в ее руке, и ей становится теплее. Но скорее от произнесённого ею «нас», — все просто прекрасно. Как раз сейчас планируем отпуск. Ее голос не дрожит, на губах вежливая улыбка, ничто не выдает ее волнения, только холодные руки. —А сейчас простите нас, но нам пора. У нас много дел. Рада была вас видеть. —Энн тянет ее вперед и ей не остаётся ничего другого, как последовать за ней. Она рада, ведь знает, как тяжело это дается Энн. Как та не любит демонстрировать свои чувства на публике. И это публичное признание их отношений, лучшая гарантия и реальность их союза. Это уже не встречи украдкой в кафе и темном парке. А сейчас они пойдут домой. К НИМ домой. Они идут вперед, оставляя за собой застывшую пару. Они сворачивают, Энн отпускает ее руку и отворачивается. —Энн, —Анна подходит ближе, —они не стоят этого, не стоят твоих слез, ни слезинки, посмотри на меня. Энн всхлипывает. —Не хочу, чтобы ты видела меня такой, —ее голос срывается. —Какой? —Такой…слабой. —Тшш,—она разворачивает ее к себе, поднимая подбородок выше, стирает дорожки слез, —со мной ты можешь быть слабой. Со мной не нужно притворяться, ты же знаешь. Энн утыкается в ее плечо. Так они и стоят. Посреди парка, вокруг осенних деревьев и опадающих листьев. Вскоре Энн успокаивается. —Пойдем домой, —и маленькая ладошка снова берет ее за руку. Анна выдыхает. Значит все хорошо. По крайней мере Энн не просит ее оставить ее одну, как раньше. Ей не придётся сидеть в пустой квартире или кафе, глядя в остывшую чашку кофе или чего покрепче, сверля телефон взглядом, поскольку та не отвечает на сообщения, пребывая наедине с собой. Гадать, где она. Бродит по улицам или плачет у себя в квартире. Домой, да они идут домой. *** Анна Листер Теперь она любит возвращаться в свою квартиру. Сидеть за барной стойкой перед ноутбуком, внося правки в открытый документ. Но куда больше ей нравится смотреть за Энн. —Включи музыку, —просит Энн, не отрываясь от приготовления ужина. Вскоре кухню заполняет приятный запах готовящейся еды. Аромат специй витает в воздухе, но куда более соблазнительной является Энн, двигающаяся в такт музыке. Ее движения плавные, она что-то напевает себе под нос, ловко нарезая, помешивая, одним словом-колдуя. Она тихо встает и подходит к Энн, притягивает к себе, утыкаясь в изгиб шеи. Прижимается губами к коже, оставляет поцелуй. Мерный стук ножа останавливается, Энн судорожно выдыхает. —Не хочешь помочь? —ее голос немого хриплый. —Угу, очень, —ее руки движутся вверх. —Тогда, —Энн поворачивается в ее объятиях, пальцы скользят по ее груди, ловко развязывают шейный платок, расстегивают верхнюю пуговицу белоснежной сорочки. На розовых губах загадочная улыбка. Энн приходиться встать на носочки чтобы коснуться губами ее шеи, слегка прикусить кожу, и вновь поцеловать оставленную метку. Она чувствует горячее дыхание у своего уха, руки Анны начинают борьбу с мелкими пуговицами. Одна, вторая, в это время мягкие губы Энн касаются ее уха и шепчут: «Порежь овощи». Анна отстраняется. —Овощи значит, —ее глаза опасно сужаются, —вы играете с огнем, мисс Уокер. —Ни в коем случае, мисс Листер, я соблюдаю всю технику противопожарной безопасности, —а в голубых глазах этого белокурого «ангела» пляшут черти. — Ну-ну, —Анна берет нож и начинает кромсать овощи, —только потом не жалуйся, если я сделаю что-то не так. — Это всего лишь салат, Анна. К тому же… разве есть что-то, что ты не умеешь делать? — Уметь делать и делать это хорошо, совершенно разные вещи. — Не так резко и будь нежнее что ли, —хихикает Энн, и ее рука ложиться поверх ладони Анны. Теперь ее движения плавные. Она не смотрит на доску, ее взгляд прикован к лицу Энн, что так близко, к ее губам. — Вот видишь, совсем не сложно, мне иногда кажется, что ты специально притворяешься. — Все может быть, радость моя. А теперь, надеюсь ты уделишь и мне время? Ей достается быстрый поцелуй, но ее это совсем не устраивает. Она поднимет Энн и усаживает на мраморную поверхность стола. Ее руки с обеих сторон, так, что той не сбежать. Она притягивает ее за шею, впивается в губы, сминает их, покусывает. Проникает языком вглубь, ласкает, дразнит. Их отвлекает вскипевший чайник. И каждая возвращается на свое место. Энн за приготовление ужина, а она за работу. Периодически она бросает на Энн взгляды, проверяя по ее лицу, старается догадаться все ли нормально. Но по ней ничего не скажешь. Но Анна то знает, что возможно где-то внутри у нее на душе скребут кошки. Ей было бы куда легче, если бы она не держала все в себе. Но она знает, что это не так легко. Для всего нужно время, особенно для того, чтобы показать свою слабость тому, кого любишь. Никто не хочет казаться слабым перед тем, кем дорожишь. Энн Уокер Иногда воспоминания приходят, накатывают, как волна, накрывают с головой. Чувствуешь ту же боль, ту же горечь, словно хлебнул морской воды. В легких не хватает воздуха, тяжело дышать, а глаза щиплет, но только от слез. В этот момент она старается держаться изо всех сил. Не хочется портить такой вечер. Музыка расслабляет, запах специй успокаивает, а любимое дело требует точности и сосредоточенности. Стоя спиной, она чувствует внимательный взгляд Анны. Она знает, что та переживает за нее. Но нет, если она начнет говорить, то не сдержится. Ей не нужен этот поток слез. Анна и так слишком часто видела ее слезы. Но эта встреча, она просто выбила ее из колеи. Она помнит это косые взгляды, презрительно скривленные губы и отвращение в глазах. Она не может понять, как близкий человек может так смотреть. Из-за чего? Из-за того, кого она любит? Потому что это не норма? А что такое норма и кем она принята? Она не говорит Анне, потому что знает, как та взрывается. Как она презирает этих узколобых «людишек с их закостенелыми взглядами». Но как же обидно. Обидно, что ты не можешь поделиться своей радостью, счастьем. Поэтому неудивительно, что она режется. Она вскрикивает, смотрит, как проступает кровь. Анна вскакивает и начинает обрабатывать руку. Анна берет ее руку и целует место пореза. — Больно? — Уже нет. — Обещай, что не будешь думать о плохом, когда готовишь. Ты ужасно рассеянная. — Хорошо. — Все это неприятно, я понимаю. Но тебе не нужны люди, которым не нужна ты. Для кого твои мечты, желания, надежды- пустой звук. Тот, кто, говоря с тобой по телефону уделяет больше внимания картошке, которую она чистит больше, чем тебе. Энн фыркает сквозь слезы и на губах появляется улыбка. — Ну вот ты улыбнулась. — Ты всегда знаешь, как меня рассмешить. —Это хорошо. А еще лучше вообще не думай о плохом. Ты же знаешь, ты все можешь рассказать мне, я помогу. — Я знаю, и сейчас ты как раз можешь помочь. — Она тянется к Анне и целует ее. Боковым зрением Энн отмечает, что у них есть целых пятнадцать минут пока не прозвенит таймер. Она всегда нарушала главное правило - не есть сладкое перед едой. Но как тут удержаться.