(Не) Ждёт её

Сентябрьская ночь отличалась своей особой тоскливостью. Ещё не опавшие листья шелестели из-за лёгкого ветра, приносимого откуда-то с юга. Спокойствие нарушали лишь стремящиеся поезда, увозящие и привозящие новые лица. Но в самой округе люди встречались редко, да и кто из уставших хотел бы прогуляться по ночным вокзалам? В эстетичность картины вписывался и дым, исходящий от дешёвой сигареты. Одинокая фигура шагала по старой плиточной дороге. Казалось бы, неопределённый взгляд тёмных глаз вёл тело в таком же неопределённом направлении, но с каждым пройденным метром брови сводились ближе, а кулак остервенело сжимался. Хриплый голос бормотал что-то неразборчивое, но звучащее отчаянно спокойным. Ветер трепал длинные распущенные волосы, путая их сильнее, чем есть. Яркий экран телефона доставляет секундный дискомфорт глазам, но это быстро забывается. Сейчас в курившем сознание совершенно другие мысли и другие воспоминания. Грубоватые пальцы мнимо ощущают мягкость чужих, но родных волос, которых не оказывается, как только глаза раскрываются. Но в голове продолжает крутиться милый образ, который хочется увидеть, обнять и никогда не отпускать. От этого на душе становится тяжелее, и сигарета падает вниз, чтобы облегчить груз в груди. Разглядывания потухающей сигареты прервало пришедшее уведомление. Больное напоминание, и шестой айфон летит вниз, гулко ударяясь о землю. Ребра сжимали лёгкие, воздуха катастрофически не хватало. Гнев плескался в отблеске отрывистого горя, постепенно уступая место безнадёжному спокойствию. Всего за несколько секунд он успел убить себя множество раз, и каждый изощрённее предыдущего. Вместе с прохладой, проникающей под тонкую рубашку, ветер принёс силуэты людей, которых хотелось бы забыть. Хотелось забыть и тот счастливый, прекрасный день, повернувший жизнь в лучшую сторону. Как жаль, что о последствиях никто не предупреждал. Сейчас чувства убивали душу и друг друга, винили себя, что угробили чужую жизнь. А ведь он мог просто ей не говорить, она бы сама не осмелилась, и светлые глаза продолжали бы отдавать нежностью. Тогда казалось, что от признания будет легче, вот только кому? Прошлое не изменить, а в настоящем приходится терпеть выбор глупого себя, не подумавшего перед исполнением. Такая досада, да? Такая боль от непонимания, как ты мог такое сделать. Почему ты это сделал? И это будет преследовать на протяжении долгого, очень долгого жизненного пути, который, впрочем, можно укоротить. Но простят ли это похороненные кости? — Хелен, моя милая Хелен… — солёные слёзы скатывались вниз по бледным, холодным щекам. Собственный болезненный шёпот заставлял плакать сильнее, сжимая край чёрной рубашки. Стремящиеся поезда увозили и привозили новые лица, но совершенно не хотели увезти старые, израненные воспоминания.