Я убью тебя

– Я убью тебя, зверь. Ацуши поднимает глаза и замирает. Перед ним стоит тот самый незнакомец с фотографии – с тонкими, почти аристократичными чертами лица, и какой-то совершенно безобразной челкой, абсолютно не вяжущейся с его общим видом. У Ацуши мелькает дурацкая мысль, что человек с такой челкой априори не может быть злодеем. Настоящим злодеем является тот, кто его так постриг. – Ты понимаешь мою речь? – с насмешкой уточняет незнакомец. – Ты ведь даже и не человек вовсе. – Парикмахер твой – не человек, – обиженно выдыхает Ацуши и моментально получает длинной, чёрной тряпкой по лицу. Это ещё что за чертовщина. Что это вообще за способность? Мафиози скалится, раздраженный, и с размаху шлёпает его другой, тянущейся из-за его спины, тканью. Края почему-то режутся и с силой впиваются в кожу, снося Ацуши с ног. – Я целился в сердце, – чуть позже расстроено протянет мафиози, – но промазал. В следующий раз Дазай тебя не спасёт.   – Я все равно убью тебя, оборотень! Акутагава прижимается спиной к каюте корабля и зажимает рукой пульсирующую кровью рану. Ацуши было бы его жаль, если, конечно, не тот факт, что этот злобный псих похитил его и чуть не продал на органы за семь миллионов йен. – Смотри, не откинься сам! – кричит ему Ацуши в ответ. Он просто дразнится – на деле ему, конечно, всё равно, что станет с этим криво-стриженным. Но пока он несется прочь по палубе корабля, то зачем-то думает о том, как лучше передать членам мафии информацию об их раненном сотруднике.   – Уронишь меня – убью! Ацуши бежит, перебирая лапами, пока Акутагава на его спине цепляется пальцами за длинную шерсть. Будучи зверем, разобрать человеческую речь сложнее, чем понять общую эмоцию, поэтому Ацуши уверен – как бы мафиози не ворчал, сейчас он абсолютно точно пребывал в детском восторге. – Давай, тигр! – вскрикивает Акутагава, взмахивая рукой на манер ковбоя-наездника. – Быстрее! Ещё быстрее! Ацуши радостно скалит пасть и рычит, не сдерживая эмоций. Адреналин погони будоражит его и он прыгает вперёд, отталкиваясь задними лапами. Акутагава заливисто хохочет, еле удержавшись, и обхватывает рукой его шею, прижимаясь поближе. Ацуши кажется, что он бы бежал так всю свою жизнь.   – А теперь, я убью тебя. Акутагава улыбается, тонко и мстительно. Ветер треплет его короткую, неровную челку, а кончик носа слегка покраснел от холода. Ацуши кажется, он почти красив в этот момент. – Я оторву твои конечности, одну за другой. Ты будешь лежать в луже крови, умоляя меня добить тебя, – Акутагава мечтательно щурит глаза, а затем добавляет, - но я растяну себе удовольствие. Ацуши зевнул, громко клацнув звериными клыками. Акутагава покраснел еще больше, теперь уже от злости. – Ты не веришь мне, оборотень? – Верю, верю, – закатывает глаза Ацуши. – Ты пронзишь меня в самое сердце, попрыгаешь на моём трупе, и бла-бла-бла. Давай только как-нибудь попозже? Я хотел сходить за продуктами. Они успели подраться уже почти в каждом из районов Йокогамы, умудрившись разломать в свой последний раз будку с трансформатором. Свет отключился по всей улице и один из жильцов, и так доведённый до белого каления их ором, плеснул на них с балкона холодной водой. – Как насчёт… – тянет Ацуши, а затем смущённо фыркает, набираясь решимости. – Как насчёт сегодня вечером, у меня в квартире? Акутагава недоумённо моргает, сбитый с толку. – Мы ведь всё ещё про дуэль говорим? – уточняет он, всё еще строго хмурясь. – Конечно, – врёт Ацуши. – Как раз успею сбегать в супермаркет. А какое вино ты предпочитаешь?   - Я… Ах-х! Убью тебя! Акутагава низко, протяжно стонет и вскидывает бедра, пытаясь продлить свое удовольствие. Ацуши ухмыляется и дразняще проводит кончиком языка снизу вверх, лишь слегка касаясь уздечки. Он слишком долго ждал этого момента, чтобы торопиться. Выпитое вино кружит голову и Акутагава цепляется, словно тонущий, Ацуши в волосы. Его стоны и мольбы переходят в неразборчивое хныканье, пока Ацуши трётся лицом о подрагивающий низ живота, вдыхая терпкий, мужской запах. – Ну п… п-пожалуйта! Ацуши улыбается, качая головой, и покрывает влажными, горячими поцелуями у пупка. Мокрый от смазки член трётся о его щёку, и он тянется к нему ладонью, сжимая основание. Эта ночь будет долгой, а за ней, он уверен, последуют и другие. У них ещё полно времени.   – Я… Я… Ацуши замирает, не в силах отвести взгляд. Нет. Нет. Не может быть. Акутагава хрипит и Ацуши видит, как из его разреза на горле пузырится кровь. – Тебя… – Лю… Ацуши ничего не понимает, ничего не слышит – в его висках бьётся кровь, а в голове шумит морская качка. Приходится наклониться, чтобы разобрать слова, и капельки крови, брыжущие из разорванной трахеи, попадают ему на лицо. – Беги… Глупый… Акутагава улыбается – нежно и смущённо, и Ацуши чувствует подступающую тошноту. Эта улыбка до жути неуместна на заляпанном кровью, синеющем лице. Ацуши отползает в сторону – голова Акутагавы, как детский мячик, со стуком скатывается с его колен – и Ацуши воет, по-звериному, скользя по мокрой от крови палубе ногами. Ему страшно, страшно так, как не было ещё никогда в жизни, и ноги подводят его, как в каком-то любительском фильме ужасов. Когда у него получается встать – наконец-то! – он бросается прочь, поскальзываясь и шатаясь. Позади раздаётся хохот Фукучи и Ацуши слышутся, кажутся, в этом низком басе тоненькие смешки Акутагавы. Он всё-таки выполнил своё обещание.