***
Мимо пробежала, попискивая, крыса. Исенгрим Фаоильтиарна не шевельнулся. За два дня он успел привыкнуть к ним, их бестолковой возне и постукиванию коготков по гнилым доскам галеры, почти перестал обращать внимание. Крысы же напоминали о себе громким писком под ухом, как сейчас, и случайными укусами, когда грызли браслеты его кандалов. Он тихо свистел простенькие мелодии и грызуны, привлеченные звуком, подтягивались к нему по три-четыре штуки, залезали на плечи, цепляясь коготками за обрывки одежды, скатывались за спину и принимались остервенело кусать железо. Исенгрим знал, что им это по силу, не раз видел как закованные в доспехи люди выли, пока крысы грызли панцири, наручи и кольчугу, чтобы добраться до плоти. Голодные звери. «И я тоже», — подумал Железный Волк, морщась, когда один крысюк слишком сильно прихватил кожу на запястьях. Им давали сухие галеты и дрянной чай раз в день, рассчитывая, похоже, довести до голодного обморока к Диллингену, Дракенборгу и Ущелью Гидры, чтоб не сопротивлялись особо. Он старался убедить себя, что не боится. Что слишком стар для страха, прожил долгую, полную боли и смертей жизнь, что какие бы то ни было пытки, после того, что сделали с его лицом восемьдесят лет назад, детский лепет. Пытался. И не мог. На нижней палубе тридцать два офицера и ни одного солдата. Медвежья услуга Нильфгаарда, Исенгрим знал наверняка, что ни один из шести тысяч не доживёт до Беллетэйна. Они не смогут добраться до Дол Блатанны, их, больных и умирающих от голода, схватят намного раньше наёмники и кметы, а если кому и «повезёт», то Энид ан Глеанна прикажет воинам-старикам, вроде Фаоильтиарны, прогнать их взашей. Исенгриму хотелось смеяться, но мешал ком в горле. Над их головами спало двадцать нильфгаардских солдат, конвоиров, как их стоило теперь называть. Семерых полковник Фаоильтиарна знал лично, они были бывшими Черепоглавыми, о девяти слышал от офицеров Седьмой Даэрлянской, четверо были из Виковарской Четвёртой. И никто, даже начальник конвоя, не хотел смотреть в глаза офицерам Врихедда. Люди храбрились, скалили зубы или обращались подчёркнуто вежливо, но адресовано всё это пустоте над острым эльфским ухом. Исенгрим Фаоильтиарна закрыл глаза. Провёл сухим как наждачка языком, в очередной раз натыкаясь на пустоту справа. Кто-то из реданских солдат ударом пики выбил ему зубы и чуть не сломал челюсть. До сих пор казалось, что осколки режут нёба до крови, но слюны, чтобы отплеваться, не было. Сухо. «Беззубый Волк Исенгрим», — подумалось ему с горечью. Так его назвал Ангус в первый день на галере. Шутка вышла неудачной, это стало ясно после пары болезненных тумаков от Риордаина. Исенгрим тогда даже не шевельнулся. Не осталось в нём железа, потёрлось всё, проржавело, посыпалось под крысьими зубами. У него под боком тихо взвыли. Исенгрим с щемящей тоской, недостойной его лет, на сердце провёл неуклюже рукой по спутавшимся, грязным волосам, успокаивая. Когда-то давно, в прошлой жизни, он так возился с братьями. Когда-то их было трое Фаоильтиарн, трое Волков, последних в своём роде. Братья умерли бесславно, не запомнились ни эльфам, ни людям. А живая (пока) легенда Железный Волк стучал оставшимися у него зубами от холода. Под боком затихли. — Фаенир, — позвали его. Коиннеах де Рео. Исенгрим решил не всматриваться в полумрак перед собой. Он не мог смотреть в лица тех, кого вёл, как думалось, к свободе, а на деле — на убой. Стыдно смотреть в погасшие, провалившиеся внутрь черепа, глаза. — Фаенир, — уже настойчивее, — помнишь нашу песню? Кто-то хмыкнул. Свернувшийся, чтобы меньше болели сломанные рёбра, Аодахан аэп Наелийн простонал: — Какая, к дьяволу, песня? Захохотал Ангус. Его всхлипывающий на высокой ноте смех остался прежним. — Конечно, споём, — ядовито произнёс он, продолжая повсхлипывать, — и в пляску пустимся, как в лесах. А что палуба не страшно, даже веселее, когда качать будет по волнам. А какая мелодика цепей! Кто-то ткнул Ангуса в бок локтем и тот зашипел, умолкнув. Ненадолго, секунд на сорок, воцарилось молчание. Пустое, как сосуд, откуда всё вино опрокинули на пол. Исенгрим почти задремал, убаюканный шебуршанием крыс поблизости и лёгким покачиванием, но неожиданно заговорил Йорвет, гремя цепями: — Мне оставили флейту. Конвоир, за то, что я прикрыл его тогда, под Бренной. Сказал, от флейты вреда не будет. — Играй, Лис. Чай, больше не споём, так хоть перед смертью вспомним, — Риордаин горько рассмеялся. К нему присоединилось ещё два-три голоса, слабых настолько, что сливались в один невыразительный полу-вой, полу-крик. Йорвет как-то достал флейту. Коиннеах вновь позвал Исенгрима. — Фаенир, спой. «Спой, Железный Волк, нам так мало осталось» Исенгрим прокашлялся. Голос, после множества исключительно милых пыток, стал скрипучим, неприятным на слух, но он утешал себя тем, что хотя бы попытается. Больше ничего для них он сделать не может. — Танцуй, танцуй, эльфийский народ, средь тумана в лесной глуши, под светом звёзд у Клайда вод, волшебный народ Дуньши. — …Луна серебрит холмы и луга, — тут же подхватил Коиннеах. Он фальшивил, дрожал весь, но Йорвет продолжал выводить ноты известной им всем песни Народа Гор. Она во много раз старше, чем Исенгрим, Францеска или Филавандрель, никто не знал автора строк, но они передавались из поколения в поколение, словно нечто священное. Важное. Необходимое. — Далёк путь в родной Клохан, устало сжимает уздечку рука, дорога уходит в туман. «Остров Тумана из легенд», — отстранёно думает Фаоильтиарна, не размыкая век. Так он почти уверен, что, как раньше, сидит у корней дерева, прячась от палящего солнца в тени, чувствует родной запах леса, слышит, как скрипят кроны над головой. Если бы он мог плакать, то зарыдал, перекрывая нестройный хор разбитых голосов, но слёзы кончились ещё на кургане братьев. К флейте Йорвета добавился звон цепей и постукивание по дырявым бочкам, на которые они опирались во время сна. Пытались повторить быстрый ритм, но выходило что-то растянуто-потустороннее, как крик бе’анши. Исенгрима в холод бросало от мелодии.Спешит домой храбрый воин МакЛир, Живым возвращаясь с войны, А дома ждут его слава и пир, И ласки любимой жены.
Всхлип отчаяния и боли, глухой, звериной. Никто из тридцати двух офицеров бригады Врихедд не имел жены или подруги, им некогда было заботиться о таких банальных вещах, они шли на победоносную войну, повторяя путь Розы из Шаэрраведда. Исенгрим видел её поражение собственными глазами, но наивно полагал, что не ошибётся, как она, не оступится на краю пропасти. Ни за что не станет молить о прощении. Смешно, каким он был… С войны они вернулись. К сожалению.Танцуй, танцуй, эльфийский народ...
Крысы продолжали грызть браслеты. Или кожу.