Ты можешь выбирать

Ричард помнил, как это случилось впервые. Еще в Лаик, в один из холодных вечеров, когда близнецы Катершванц снова пришли в его келью "поболтать про наши горский дела", - как выразился Йоганн. И в самом деле, Ричард с недавних пор с удивлением заметил, что торкский диалект в чём-то схож со старонадорским. Во всяком случае, уже не кажется таким уж непонятным. А может, дело было в самих близнецах. С ними Ричард впервые в жизни почувствовал, каково это, когда тебя понимают. По-настоящему. Порой даже без слов. Тогда много слов не понадобилось. Ричард помнил, как Норберт взял его руки, сжал их, будто пытаясь согреть, заглянул в глаза. - Рихард... Ричард не успел удивиться такому звучанию своего имени, как сидящий рядом Йоганн вдруг подался ближе, обдавая шею нетерпеливым жаром дыхания. - Это важно. Мы должен сказать... - Мы любить тебя, Рихард. - Мы оба, - жаркое, возмутительное, недозволенное, обожгло изнутри и снаружи - и забилось в такт сердцу приятным теплом. - Мы оба, - Норберт ласкал его руки, а Норберт плечи, и мысли куда-то плыли, так что Ричард едва уловил смысл слов, оставивших тягуче-сладкой чувство внизу живота: - ...Но ты мочь выбирать. Здесь, в Торке, он слышал эти слова множество раз. Кажется, пора и привыкнуть, но внутри растекается всё тот же теплый пьянящий мёд, когда он оказывается в кольце двойного объятия, слыша тихое: - Ты мочь выбирать, Рихард. Ричард сделал вид, что задумался - всего на мгновение, прежде чем двинуть бедрами, многозначительно прижимаясь к Норберту, и тут же податься назад, чувствуя, как в ложбинку над ягодицами упирается каменно-твердый член Йоганна. Выбор сделан. И это единственное, что требуется от него в эту ночь. Больше - ни решений, ни вопросов, ни мыслей. Его ласкают, целуют жадно и мокро, нетерпеливые пальцы пробираются везде, не оставляя ничего нетронутым. Его просто мнут, как глину, как тесто, и Ричарду кажется, что сильные и ласковые руки близнецов лепят из него кого-то совершенно нового. Не герцога Окделла, правителя нищего Надора, грезящего Великой Талигойей и местью за отца. Тот Окделл был никому не нужен. А нынешний Ричард выгибается в ласкающих руках и чуть ли не плачет от накатившего восторга. Сейчас он наконец-то понимает, для чего он здесь - в этих объятиях, в Торке, в самом этом мире. Раскрыться, впуская Йоганна в себя - боли совсем уже нет, приятное ощущение заполненности лишь вызывает стон и острое желание поделиться этим несравненным чувством, входя в Норберта, шелково-жаркого, всё еще тесного, до основания. - Меткий попаданий, Рихард, - Норберт откидывает голову назад, получая поцелуй и тихое: - Только прицел, liebe. Ответ звучит сдвоенным смешком. Руки близнецов сплетаются поверх трепещущего тела Ричарда, лаская его и друг друга под нарастающий ритм, который - Ричард осознает это в очередной раз, снова удивляясь - задает он сам. Он решает, как ему отдаваться и брать. Как сильнее толкнуться в Норберта и насадиться на Йоганна. Снова и снова. Вперед-назад. Решая для себя, какой стон он хочет услышать следующим. Краткий и низкий, умоляюще долгий, или высокий, почти на грани? Но нет, переступать эту грань он еще не хочет. Только вместе. Вместе идти к ней, принимая без остатка, отдаваясь самозабвенно, не сдерживая стонов, чувствуя, как они сливаются с голосами близнецов в мелодию - завораживающую своей безыскусностью и силой, как старые боевые песни Торки. И под эту песню рука не хочет сжимать оружие, только сновать вверх-вниз по напряженной плоти, лаская без устали. Ричард улыбнулся. Норберт любит, когда его ласкают вот так, сверху донизу, то крепко сжимая, то нежно касаясь. Йоганн предпочитает двигаться сам, сильнее вбиваясь в ласкающую руку. Ричард знает это. Знает, что хотят они вместе и каждый по отдельности. И знает, чего хочет он сам. Это его жизнь. Его выбор. Счастье - острое, осязаемое - захлестывает волной. Ричард чувствует, как дрожит Йоганн, как выгибается Ноберт. Обжигающий жар заливает его изнутри мощным потоком, переполняя, рвется из его собственного тела, туго пульсирует в ладони и растекается между пальцами. На короткое время они замирают - все трое, не думая, не говоря, купаясь в остром наслаждении, дыша воздухом пропитанным жаром их тел и... грехом? Нет, Ричард уже знает это. Не грехом, а счастьем. Их счастьем. И этой мысли сейчас достаточно. Время слов придет чуть позже. И когда оно придет... Ричард уже знает, что он скажет тогда. В следующий раз он позволит выбирать близнецам.