ветер, снова мысли

Сумерки (выдуманная сценка тех годов) Конец августа 1886. Погода замечательна, идеальна для загородного отдыха. Они приехали туда, чтобы вспомнить ту бабкинскую летнюю жизнь, что была несколько лет назад. Туман. Красное солнце на фоне розовой дали. Легкий ветер пошатывал каждый полевой цветок. Красиво. Ничего, кроме голосов двух мужчин, речных сверчков и птиц слышно не было. В отличии от вечно откладывавшего всё на потом писателя, Исаак Ильич в первую очередь начал разгружать свою художественную конструкцию и перебирать масляные краски. ⁃ — Только приехали, а уже сразу писать будешь? — удивился Антон, глядя на суетившегося вокруг своих материалов Левитана. ⁃ — Через полчаса небесной прелести уже не будет. Накидаю пару мазков, а дальше, если темнеть начнёт… уже на глаз. «Пару мазков…» — хотел усмехнуться Антон, но сразу отбросил мысль. ⁃ — Тогда что же ты так торопишься? Продолжишь завтра, тоже самое будет. В тёплые вечера небо всегда одинаковое, — кончено, писатель знал, что это не так, уж само собой. Просто хотел подразнить друга художника, которого злят подобные суждения. ⁃ — Как это … одинаковое? — встал, обернулся и скорчил злую рожу. ⁃ — Хах, нет, кончено нет. ⁃ — Ну вот ляпнешь что-нибудь, — художник всегда поражался с подобных высказываний от друга, забывая, что уж слишком часто он над ним подшучивает. ⁃ Хоть стой хоть падай… Исаак цокнул, ответа не последовало. Оба долго и улыбчиво молчали. ⁃ — А у тебя планы какие? — художнику тоже стало интересно. ⁃ — Буду сидеть, следить за тобой. Может что-нибудь на ум придёт. Тебе, художнику-пейзажисту легче. Если настроение есть — вышел, мазнул чёто и вот тебе шедевр! — Антон опять в шутку. ⁃ — При настроении! Да если оно есть, — копошился у двери Левитан, при том невнятно что-то говоря, — ты из двух предложений прелесть составить можешь! Ну ладно. пойду я. ⁃ — Желаю живописного неба, — сразу как его приятель ушёл с порога, Чехов натянуто улыбнулся и достал чистые бумаги. Не мог начать, пока Исаак не дойдёт до нужного места и не остановиться. Как-то слишком уж долго он подбирал нужное место. То слишком много дальней зелени, то слишком мало облаков видно. ну, такой принцип художника предполагал Чехов. Вечерний ветер немного усиливался. Веяло приятной прохладой. В комнату из окон доносился приятный запах тёплого воздуха и луга. Каждый сучок, лучик солнца, напрашивались на запечатление в картине. На тот момент, Антону Павловичу хотелось писать только о ней. О той картине, за которой он уже долго наблюдает. Разве помимо прекрасного пейзажа и великолепного художника, остальное, кажется нереальным? Те звонкие голоса в голове, что так и кричат о воспоминаниях, лишь воображение? В тишине его часто преследовали необъяснимые мысли. «А ты помнишь, что как-то раз, при первой встрече, я решил вылить всю душу… — Чехов хотел проговаривать вслух, но поток мыслей не позволял что-то формулировать, — Как будто, что-то было не так. В моей глубокой памяти существует отдельное место для прошлых ярких и полных чувств дней. Мы были их полны, жизни и тепла друг-друга. Мы жили друг другом в то время. После недавнего знакомства, могли часами сидеть у речки и пытаться что-то выловить.» — он до сих пор не понимал, что пытается надумать в голове. Не письмо же он пишет. Хотя хотелось. При том, что адресат стоит буквально в нескольких метрах от него. Подумал, что это это что-то по типу идеи для рассказа и наконец начал писать. И все же во время раздумий над сюжетом, Антон автоматом смотрел в окно и вновь погружался в своё. Ему жутко хотелось написать письмо. Тайное. О котором Левитан даже бы не догадывался. Антон Павлович находился в умиротворённом состоянии, то ли дремал, то ли словил мысленный паралич. А его друг уже начал потихоньку возвращаться. Даже после громко прозвучавшего скрипа двери Мыслитель не очнулся. ⁃ — Оуфф. на улице успело заметно похолодать пока я там колдовал над этим этюдом, — Исаак начал раскладывать всё по местам, — Антон, ты слышишь? Давай попьём чай, у тебя же есть? Или как по традиции, кипяток опять? Ты где вообще? — начал повышать тон. Антоша в то время сопел в своей тёмной каморке, облокотившись подбородком на руку. В его комнате было холодно. Он не любил закрывать окна, даже когда на улице чуть ли не ночь. ⁃ — Сидишь.? А мне не отвечаешь, — медленно заходил в его комнату и говорил почти шёпотом, уже понял, что тот в спячке, — На улице едва ли не десять градусов, а у тебя тут сквозняк, — мямлил, закрывая форточку. Антон не реагировал. Даже на появившийся плед на спине. «Потом разбужу, не ночь же всё-таки», — решил, и направился на кухню греться и отдыхать. Было темно и ветрено. На кухне горел слабый фонарь, единственный горящий источник света в доме, не считая свеч. На кухне стояла чашка с горячей водой и блюдце с пряниками. На столе Чехова лежала бумага с перечёркнутым текстом, и ещё одна бумага, с недописанным.