Лавка крови

      Я вёл его по лестнице, держа дрожащую ладонь в своей. Салим медленно шагал по ступенькам, слегка наклонив голову. Чтобы не запнуться, как он сказал. Мне до сих пор с трудом верилось, что он мог подвернуть ногу, упасть или взмокнуть после подъёма на третий этаж. Полнолицый мужчина в расцвете сил, сейчас он казался живым воплощением смерти. Словно дряблая медуза, на нём висел поношенный свитер, а штаны тащились по полу.       — Их надо подшить.       — У соседей есть машинка, но я бы не советовал у них ничего просить.       Сдаётся мне, проблема была не в дружелюбии Салима.       — Что они тебе сказали?       — Неважно.       По взгляду прочитал — многое. Даже слишком.       — Ублюдки.       — Не стоит. Ты их не знаешь.       — И что? Они и тебя не знают, однако же несут всякую херню.       — Дети могут подхватить вирус. Большая семья, — объяснил Салим и зашёлся в кашле.       Несмотря на чёрные пятна, я покрепче сжал ладонь. Пока врачи уверяли, что это безопасно, у меня не было повода им не доверять. Да и тем более вряд ли бы я согласился оставить Салима, пускай и ненадолго.       Мы вернулись в квартиру с низкими потолками. Пока Салим раскрывал окна, чтобы ветер разогнал застоявшийся воздух, я нашёл пластиковый стул. Его было не жалко.       — А не свалюсь? — спросил Салим, прислонившись к дверному косяку.       — Не должен. Если что, подхвачу.       — Ты в мыле, я… — ответил он и, вяло улыбнувшись, добавил: — То ещё зрелище.       — Что есть, то есть.       Он сбросил одежду, а я поставил стул в душевую и сам разделся по пояс. Салим залез в кабинку и начал чесать спину.       — Не трогай.       — Болит, — проговорил он сквозь зубы. — Проверь, что там, если нетрудно.       — Давай.       Сев спиной, он ещё ниже опустил голову. Я включил воду, достаточно прохладную, чтобы не обжечь кожу. Когда пятна увеличились, она стала более чувствительной и на любое грубое прикосновение реагировала, как на удар.       Вдоль позвоночника тянулась сеть тёмных вен. Плотные, напоминающие мякоть какого-то фрукта, они слабо дёргались под моими ладонями. Я не решился тереть их мочалкой, поэтому намылил спину пальцами. Лопатки выпирали, словно обрубки крыльев.       — Ну как? Очень плохо? — спросил Салим.       — Фигово, но не критично. Мы уберём это, и ты снова будешь спокойно мыться. И носиться по этажам.       — Звучит прекрасно.       — Не больно?       — Уже нет.       Осторожно сжимая кожу, я массировал костлявые плечи. Большую часть выпуклых шрамов скрывали пятна. Иногда на глаза всё же попадались крошечные родинки, но и они быстро терялись, правда, не в пугающей черноте, а в пене. Вены переходили на руки, но доходили пока только до запястий. Пока до запястий, а что будет дальше? Они покроют тело, будто паутина, сплетённая ядовитым пауком?       Сбавив напор, я смыл грязь вместе с мылом и прижался к спине Салима, чувствуя, какой он горячий.       — Ты веришь, что это возможно? — спросил он, намекая на выздоровление.       — Мы не испробовали все варианты.       — Таблетки не действуют. Я перестану их принимать.       — Даже не думай. Хочешь сдаться?       — Оно не лечится, мне всё хуже и…       — Блядь, нет! — воскликнул я, но чтобы не вспылить, как это обычно происходило, поцеловал шею. Лучше же целовать, чем орать, как сирена?       — Если случится, что я не выздоровею, прочитай концовку за нас обоих.       — Ещё чё попросишь? Мы вместе увидим, как появляется следующая глава.       — Никого не слушаешь, даже голос разума, — пробормотал Салим.       Запах ромашки вперемешку с потом и старой бумагой дразнил обоняние. Губами я мазнул по бледному островку кожи, не тронутому болезнью.       — Именно поэтому я сейчас с тобой. А теперь поворачивайся. Вот так, аккуратно.       С грудью дела обстояли не лучше. Правая сторона была чёрной, как гранит. От сердца тянулись ниточки вен и сплетались клубком змей в паху. Интересно, он стыдился того, как выглядел? Окружающие шарахались от него, вдобавок перешёптывались. Не спорю, будь Салим простым прохожим, может, я бы тоже беспокоился? Морщился в отвращении, опускал взгляд, чтобы резкие черты измождённого лица не отпечатались в памяти?       Я не понимал, как раньше испытывал к нему что-то кроме нежности. Лучистый и весёлый, печальный и грустный, Салим оставался Салимом. Даже когда его внутренние весы колебались, он одним своим присутствием прогонял тоску и вселял уверенность.       — Тебе удобно?       — Почему спрашиваешь?       — Во всяких сопливых фильмах один заботится о другом, пока тот болеет.       — И? — нетерпеливо спросил Салим.       — Хочу знать, что забочусь как надо.       — Пока нормально. Если что, я намекну.       — Давай только поконкретнее? А то я не всегда догоняю, что ты имеешь в виду. С твоей-то заумностью…       Усмехнувшись, он вытянул ногу. По острому колену расползалось бесформенное пятно. Я провёл от него до самых кончиков чуть раздвинутых пальцев на ступнях и сжал пятку. Точки, как плесень, выделялись на мизинце и указательном. Смочив мочалку, я ласково растёр усталую кожу и направил лейку на голень, где было больше всего мыла.       Когда пришла очередь головы, из коридора донёсся хруст. То ли стекла, то ли ещё чего хрупкого. Я обернулся в надежде, что мне показалось, но звук раздался ещё раз.       Дверь распахнулась. Сразу стало холодно и липко, вода полилась быстрее.       На пороге очутились люди и, толкнув отца, на лице которого не было ничего, кроме рта, перенеслись в ванную. Я схватил бритву и загородил Салима.       — Попробуете что-нибудь сделать, и вам пизда!       Встав на цыпочки, отец скривился в презрительной усмешке.       — Джейсон, ты почему возишься с блядским исламистом? — спросил он. — Это ли поступок настоящего американца? Нравится мужиков тереть? Может, ты у него отсасывал? Скажи честно, отсасывал или нет?       — Волосы, — ровным тоном произнёс Салим. — Положи бритву и вымой волосы. Слушай меня. Только меня.       — Они…       — Они тебя не тронут, если не поддашься. Ну же, — сказал он, прикоснувшись к пояснице.       Я инстинктивно разжал пальцы, и бритва полетела на пол.       — Убери, — продолжил Салим.       — А если нападут? — спросил я, чуть ли не плача. — Они же ебанутые!       — Они питаются твоими страхами. Так бы давно убили, верно? Я знаю, что тебе страшно. Знаю.       Отец в два шага оказался рядом. Люди приблизились следом и наклонились, чтобы меня рассмотреть. Со всех сторон, как пчелу под микроскопом.       — Их много… их слишком много…       — Забираю кошмары — несу покой. Забираю кошмары — несу покой! — громко повторил Салим.       Я медленно перенёс лезвие на полочку, но ударился локтем о бедро одного из людей. Он потёр ушибленное место и принял ту же позу, что была до этого.       — И что дальше?       Немного шампуня на ладонь. Ладонь на голову. Массировать. Не переставать массировать.       — Полегче, не выдирай волосы.       Человек прислонился к стене кабинки и, вытянув шею, свесил морду прямо над Салимом.       — Сука!       Я замахнулся, но Салим перехватил мою руку.       — Хватит. Этим ты их только развеселишь. Не реагируй.       — Когда же это, блядь, закончится?!       — Скоро, — ответил Салим.       — Никогда! — пообещал отец.       — Приступ не будет длиться вечно, — заверил Салим.       — Мы вечны! — закричал отец.       — Я с тобой.       — Мы с тобой!       — Слушай мой голос.       — Слушай нас!       — Будь со мной.       — Будь с нами!       — Они ненастоящие.       — Мы настоящие!       — Сейчас есть только ты и я, — дыша в губы, сказал Салим и прижался лбом к моему.