***
— Ты уверен, что хочешь? — Я бы не стал сам же предлагать, если бы был не уверен в этом! — Хорошо... Через пару дней. Как только отыграем концерт в "Горе" - так сразу, Дюш. Отметим, так сказать...***
Сам же предложил, а сейчас боится. Ну, не то, чтобы боится... Ну, боится, но это хороший страх. Когда так приятно трепещешь в ожидании чего-то неизвестного. Прежде неизвестного. — Почему ты ещё не разделся? Сам же хотел. Только что-то не похоже, — голос достаточно твёрдый, чтобы ему подчиниться без всяких сомнений. Тот голос, который Андрей очень любит. И Миша это очень хорошо запомнил за те месяцы, сколько они активно ведут половую жизнь. Поэт не медлит, сразу же снимая с себя разрисованную рубаху, а затем принимаясь расстегивать ремень. Руки абсолютно не слушались, поэтому возникли небольшие проблемы с этой частью одежды... — Ты долго. Давай быстрее. Князев сначала замирает, чувствуя, как бешено стучит сердце, а затем вновь принимается за ремень. Теперь даже руки не так дрожат и путаются. Благодаря этому удаётся запросто расстегнуть ремень и быстрым, даже немного резким движением снять с себя штаны. Теперь он остался в одном белье... Ну так же будет нечестно, если он сейчас полностью разденется. — А тру-... — И их тоже. Слушай, ты же хотел себя почувствовать подчинëнным, да? Ты мне это прямо так и сказал. Значит, и не болтай без разрешения, — Миша выдерживает паузу, как будто ожидая чего-то, однако он этого не получает, а потому продолжает: — А будешь болтать - придумаю для тебя наказание. Понял? — ...Да, — даже сам удивился, как тихо это было сказано. А затем вопросительно смотрит на партнёра, который усмехнулся. — Молодец. Только я не разрешал говорить, малыш. Мог кивнуть, — лохматый усаживается на кровать. — На первый раз прощаю, а дальше следи за собой. Дюша глупо улыбается, стыдливо опуская взгляд. Ему это нравилось. И в первую очередь было стыдно именно из-за этого. Он помнит, что может в любой момент сказать одно из стоп-слов - сообщить, что ему что-то не нравится и лучше прекратить это действие, или сразу же прекращать всё. Они обсудили это несколько раз. Даже у сегодняшнего доминанта был свой набор фраз, которые, в отличие от текста "Лесника" на каждом концерте, он не забудет - Андрей в этом уверен. Но пока точно ни один не хочет прекращать. В конце концов, всё только начинается. Князь рывком снимает с себя последний элемент одежды, едва не запутавшись в собственных ногах, но устояв на месте. И затем смотрит на партнёра, ожидая нового... приказа? Непривычно это называть так, но сегодня это именно приказы. — Ремень возьми и подойди ко мне, — Горшок хлопает по собственным коленкам. Кстати, у него стоит... Это настраивало на позитивные мысли. Значит, хотя бы их обоих это возбуждает. А то периодически в осветлëнной головушке проскальзывали мысли о том, что это только у него такие странные, чуть ли не ëбнутые фетиши, и что Миха соглашается чисто чтоб не обидеть. Второй вокалист достаёт ремень из шлëвок своих брюк и подходит к первому, сразу протягивая данный предмет его одежды. Михаил берёт его, сам же разворачивает такое непривычно податливое тело, и даже приятно удивляется, когда любовник сам заводит руки за спину. Он расплывается в довольной улыбке, которую, правда, Андрюша не увидит, и вполне отточенными движениями связывает запястья того ремнём. Так они делали нередко. Особенно учитывая, что зачастую других альтернатив не было, как и сейчас. Только раз они воспользовались дурацким галстуком, когда оставались на ночь у Андрея дома. С тех пор галстук был выкинут, потому что трахаться было невозможно - то и дело пробивало на глупые смешки. — Ты такой хороший мальчик сегодня, — Горшенëв снова разворачивает Андрея и усаживает к себе на колени, заодно и мягко ухватывая за ягодицы. Тот тоже улыбается, значит, всё в порядке. Андрей скажет, если что-то не так... Они это обсудили. — Скажи, чего бы ты хотел сейчас? Ты заслужил исполнения хотелки. — Я хо... — Княже чуть запинается, заглядывая в любимые карие глаза. Это же можно считать за разрешение говорить, да? Ну, наверное, раз он не против... Поэтому, судорожно выдохнув, тот продолжает: — Я хочу... хочу..... А почему ты не раздеваешься, погоди? Миша низко смеётся, параллельно с этим посильнее сжимая мягенькую задницу, пока художник чуть ëрзает на кожаных штанах. Член, на самом деле, куда приятнее тëрся бы об человеческую кожу или, ещё лучше, об другой член, а потому и такой вопрос. — А что, хочешь этого? — анархист широко улыбается, а заодно можно заметить и клыки. — Ты хорошо подумал? Я же в любом случае разденусь. — Да, — нетерпеливо хмурясь, сразу же отвечает Андро. Были бы свободны руки - он бы сам его раздел, честное слово. А может, даже и трахнул. Может, даже не в нижней роли. — Разденься уже. — Хорошо, — он убирает руки с чужого зада и медленно-медленно начинает расстегивать свою полосатую рубашку, очевидно специально, чтобы подразнить любовника, который ничего не может сделать... Однако по телу пробегают мурашки, как только Андрей, снова ëрзнув, задевает стояк. Хотя не то, чтобы Михаил был таким уж чувствительным... Но всё равно он кладёт руки на талию светлого, чтобы чуть отодвинуть его от своего органа. — Не двигайся, котёнок. Он видит, как дëргается кадык того, когда он возбуждённо сглатывает, и удовлетворëнно улыбается. А затем уже снимает с себя верхнюю часть одежды, и только тянется, чтобы расстегнуть ширинку, однако Князев чуть наклоняется и обводит языком сосок партнёра, следом прихватывая его губами. Ведь знает, что от подобного тёмный может просто поплыть. В общем-то, поэтому и слышится шумный выдох, а пальцы сильнее впиваются в ягодицы. — Я же сказал, не двигайся... — в голосе отчётливо слышно предупреждение, однако его абсолютно полностью игнорируют и вновь обводят горошину языком. Что ж, он предупреждал, а потому резко размашисто шлёпает по заднице и чувствует, неожиданно, укус. Не самое приятное ощущение, на самом деле, даже учитывая не особо сильную чувствительность Горшенëва, а потому почти сразу же следует ещё более смачный шлепок. Слышится всхлип, и Андрей сразу же выпрямляется, а Миша немного обеспокоенно смотрит на того. Слëз нет, но... — Всё хорошо, Дюш?... — Да... Продолжай. Я скажу, если что-то будет не так, не переживай... — художник мягко улыбается, а партнёр только медленно кивает. Они оба доверяют друг другу, и Горшок очень надеется на благоразумность саба. Своего саба. Он осматривает того, а затем внезапно опирается руками на кровать, слегка откидываясь. — Снимешь с меня штаны сам? — панк лыбится во все свои не тридцать два, пока любовник недоумённо смотрит то на бугор на кожаных штанах, то на самого обладателя этого бугра. — Шутишь? Как я по-твоему должен это сделать? — Андро дёргает руками за спиной, лишний раз понимая, что ремень со своей задачей определённо справляется. Руки были абсолютно обездвижены. Обездвиженные руки в свою очередь очень сильно мешали совершать какие-либо действия в принципе. — У тебя есть рот. И, в отличие от меня, ещё и зубы. Действуй, и чтоб я больше ни слова не слышал, — Миха замечает, как друг прикусывает губу, и впрямь не издавая даже никаких звуков. Интересно, он всё делает правильно? Скорее да, чем нет. По крайней мере, на такие мысли наводит каменный стояк сабмиссива. Неужели его серьёзно это всё заводит? Впрочем, уж явно не Михе его осуждать. У самого эрекция не слабее, да и, будем честны, теснота в штанах приносила явный дискомфорт. Ему так же сильно нравилось происходящее. Кажется, он никогда не чувствовал себя таким... главным. А главным быть он любил. А тем временем такой покорный Князь уже поднялся с чужих колен и уселся на свои собственные между тех, с которых только слез. Сначала идут несколько секунд замешательства, пока он тупо смотрит на вздыбленные штаны, очевидно всё ещё не до конца понимая, как он должен это сделать, но затем всё же вдыхает и обретает свой обычный уверенный вид. Как будто это вовсе и не он просил о том, чтобы его полностью подчинили себе. Как будто сейчас вовсе не он находился полностью обнажённым на коленях перед другим парнем. Ах да, ещё и со связанными руками. Передними зубами он кое-как хватает застёжку ширинки, которую доминант не успел даже расстегнуть, и тянет вниз. Действительно расстёгивается... Стоящий член теперь выпирает ещё больше за счёт куда более свободных трусов. Андрей поднимает вопросительный взгляд голубых глаз на определённо наслаждающегося зрелищем Мишу. И даже не боится ведь, что нижний может случайно или даже специально задеть зубами этот крайне важный орган. — Я бы сейчас не отказался от хорошенького минета, — усмехается первый вокалист, понимая, что сейчас почти всё, что он скажет, будет тут же исполнено. В этом есть свои плюсы. Художник уже было наклоняется, чтоб так же зубами стянуть резинку трусов ниже и выпустить наконец чужой орган, однако Михаил властно хватает того за подбородок и заставляет посмотреть на себя. И низким бархатистым тембром, который Дюша до дрожи обожает, говорит: — Я знаю, что у тебя прекрасный ротик. И ты сам очень старательный. Не играй в недотрогу и не дразни меня. Мы договорились? Подбородок намеренно небрежно отпускают, тем временем наблюдая за реакцией Андро. И реакция более чем.. довольная? Верхний хмыкает, только больше расслабляясь. Кажется, и делать ничего не надо. Вон, от одного только голоса у любовника уже глаза горят. Подцепив зубами резинку трусов, Андрей стягивает её немного, чисто чтобы высвободить чуть влажный от смазки самый-лучший-в-мире-член [после своего, разумеется]. На пару секунд он вновь отстраняется, смотря со стороны на твёрдый стояк и пытаясь прикинуть, что лучше сделать, но затем всё же вновь приближается и проводит языком по всей немаленькой длине. Ни звука сверху. Как обычно. Князь знает, что Миша не самый чувствительный человек, и если в сексе это был скорее плюс, то в минете уже существенный минус, особенно в сочетании с его нелюбовью издавать звуки. Трудно действовать, когда не слышишь абсолютно никакой реакции, потому что тогда приходится действовать наобум. И если сейчас Андрей уже вполне себе знал, что Миха любит, а что нет, то вот в начале их половой жизни это была целая рубрика "Эксперименты". — Не отвлекайся. Он даже не поднял голову на этот голос, хмыкая. Снова выжидает пару секунд... И берёт член в рот, чуть больше головки, облизывает языком и втягивает щеки. Нет, он точно вытянет из любовника звуки. В идеале - стоны, но для начала сойдёт и парочка вздохов. На макушку опускается ладонь, зарывается в волосы и чуть надавливает. Андрей покорно принимает больше, ровно пока не слышит шумный выдох, и только после него отстраняется. Он дёргает руками, но снова ничего не выходит. Черт. — Ты не хочешь меня развязать? — Не болтай, — ладонь снова надавливает, но саб упирается, смыкая губы. Миша хмурит брови, убирая руку с чужой головы. Воцаряется тишина секунд на десять, а потом он снова, схватив за подбородок, вынуждает поднять взгляд на него. — Ну почему ты такой упёртый, Дюш? Снова тишина. Оба смотрят друг другу в глаза, молча пытаясь доказать друг другу, кто главный. Сдаётся всё равно Андрей, отводя взгляд, и подбородок снова отпускают. А Горшок снова чувствует влажный язык на своём члене. Рука снова зарывается в осветленную шевелюру, собираясь точно проконтролировать весь процесс. Андрей всё равно был доволен. Он тоже наслаждался, хоть и по-своему. Миша получал скорее физическое удовольствие, Андрей же - более глубокое, моральное. Не от всех своих ощущений, а от мыслей, которые мелькали в его голове, не давая сконцентрироваться ни на одной [ведь нужно было концентрироваться на своём занятии]. Светлый снова чувствует давящую на затылок ладонь, вынуждающую взять глубже. И, пожалуй... Его даже не нужно было вынуждать, потому что он сам хотел. Миша достаточно хорошо знал своего прекрасного друга, чтобы "заставлять" его только тогда, когда это нужно. В первую очередь, разумеется, самому другу, иначе он может долго осторожничать. Андрей отстраняется, вдыхая через рот, и в этот момент вновь поднимает взгляд на партнёра. Ему подмигивают с этой очаровательной улыбкой, и он сам в этот момент немного глупо улыбается. — Залезай, — он показательно хлопает по месту на кровати рядом с собой. — Хочу войти в тебя. — Тебя не устраивает мой рот? — Андрей, — Горшенëв хмыкает и нереально сексуально хмурится [о чем, правда, до сих пор не знает], от чего названный только ещё больше расплывается в улыбке. Но улыбка с лица пропадает, когда он слышит следующую фразу: — Я тебе, чес-слово, твои ж трусы в рот запихаю, если ещё болтать будешь. Я же говорил, ни слова. Дюша действительно замолкает, а Горшок даже тихо посмеивается. Но на кровать первый даже не думает залезать пока - он не добился желаемого. Поэтому снова опускает голову, мягким расслабленным языком касается головки, обводит её и медленно берёт в рот. Он не может видеть, что сейчас творится выше, и разобрать эмоции любовника, но ему ничего не говорят и не пытаются что-то сделать - вон, даже с головы руку убрали. Наверное, наблюдает. О, Андрей знает, что Мише нравится его вид. А ещё он знает, какой вид Миша просто обожает. Сабмиссив снова отстраняется буквально на пару секунд, а затем медленно начинает чуть ли не насаживаться своим ртом на член. Он максимально расслаблен, потому что иначе у него не получится задуманное. Потому что иначе он бы не услышал этот чарующий стон сверху после того, как утыкается носом в чужой пах. Рука сжимает волосы только сейчас, и то только чтобы силой отстранить от себя. Андрей прокашливается, как только может вдохнуть через рот, и чувствует неприятное саднящее ощущение в горле, но весь его дискомфорт меркнет, когда в голове снова прокручивается этот чудный звук. От Миши. Стон. Такой тихий и несдержанный, но искренний. — Я не хочу кончить тебе в рот... Не в этот раз, — Мишин голос более хриплый, чем до этого. — Залезай уже, Князь. Саб хихикает, абсолютно довольный реакцией, осторожно поднимается с колен и залезает с ногами на кровать, теперь уже сидя на коленях на мягкой [и даже почти не скрипучей] поверхности. И смотрит так вопросительно через плечо [потому что иначе он смотрел в стенку], ожидая дальнейших действий. — Куда ты смазку дел? — Андрей кивает в сторону шкафа, куда убрал тюбик после их прошлого раза [потому что Миша всегда об этом забывает, оставляя его где-то на тумбочке или, что намного чаще, на полу], и первый вокалист тут же снимает с себя остатки одежды, встаёт и шагает к шкафу. Копается там, ищет, и в этот момент за ним бесстыдно наблюдают и в который раз рассматривают тело, пока с победным "Нашёл!" он не выуживает знакомый тюбик. — Развяжи, — Князев дёргает обездвиженными руками, чувствуя потребность размять их. — Обойдëшься. И вообще, не командуй тут. Иначе твоей заднице жопа. От меня. Светлый хмыкает, чуть расслабляясь, и в этот момент его толкают в спину - не слишком сильно, но достаточно, чтобы он плюхнулся животом на постель. А щеки невольно краснеют, потому что подобное положение его порядком смущало даже спустя столько времени их отношений. — Я обещаю не смотреть, — сразу говорит Горшок, знающий об этом, и следом добавляет уже тише: — Ну, или хотя бы не пялиться... Князь ещё больше смущается, утыкаясь носом в простыню, пока его ягодицы аккуратно, даже нежно гладят, как бы стараясь расслабить. В расслабленное тело намного проще войти, начнём хотя бы с этого... Даже пальцам. — Дюш, ты у меня очень красивый, — Миха, видимо, решает расслаблять саба не только поглаживаниями, но и словами. — Не стесняйся... Голос, этот прекрасный голос... Князев действительно расслабляется, потому что голову покидают мысли, и теперь остаётся лишь концентрироваться на тембре, даже в слова не вслушиваясь. Миша всё равно в такой ситуации не обидится, что его не слушали. Да и, если быть честными, он скорее всего нёс какую-то смешную ерунду... Он был искренним, но всё же точно не мастером комплиментов и похвалы. В один момент он замолкает, и Андрей пытается повернуть голову, чтобы посмотреть, но звонкий шлепок по ягодице чётко даёт понять, что не стоит. — Не двигайся. Руки тебе не развяжу и позу поменять не дам, — слышится звук открывшегося тюбика, — тебе же всё равно нравится. Я знаю. Поэт выдыхает, прикрывая глаза. О, да, ему нереально нравится. С Мишей ему всё нравилось. Конечно, они ссорились, да и нередко, но... Ну, главное, что в такие моменты всё нравилось. Он чувствует, как только один палец осторожно помассировал узкое кольцо мышц, чтобы смазку размазать, а затем уже и медленно оказывается внутри. Первые ощущения всегда были не самыми приятными, но, боже, как же хорошо становилось потом... Пара минут - добавляется второй палец. Миша, наверное, сосредоточен на деле - ничего не говорит ему даже, только вторая рука гладит и периодически сжимает ягодицу. В какой-то момент пальцы, совершая медленные фрикции, наконец задевают чувствительное место, а расслабленный Андрей мычит какой-то непонятный звук удовольствия. Секунда, две, три... Теперь в этот же момент Горшенёв легко шлёпает, и стон заглушается звуком шлепка. — Дюх, мне так нравится, как ты... как будто пьянеешь в такие моменты. Серьёзно, очень. Княже улыбается от такого неожиданного комплимента, тут же снова простонав. Тело как током пробивало от ласк этой точки. Он и сам чувствовал, как потихоньку пьянеет от кайфа. Третий палец. Андрей сильнее выгибается, сам чуть покачивает задницей, пока его снова не шлёпают - в этот раз звонко и размашисто. Хочется одновременно скулить, прося большего, и молить остановиться. Он чувствительный, он очень чувствительный, возможно даже слишком, но именно поэтому каждый раз он просто растекался в лужицу от удовольствия. По телу пробегают мурашки, когда Миша вынимает пальцы. Андрей жалостливо стонет, прося ещё, потому что раззадоренное тело хотело и дальше получать это удовольствие... Не зная, что через пару минут станет ещё лучше, чем было. Он снова слышит звук открывшегося тюбика со смазкой, затем - то, как этот же тюбик падает на пол. Снова придётся его искать потом.. Но это всё не важно. Сейчас важно то, что Миша обхватывает его бёдра руками, сжимая нежную кожу, чуть придвигается и... Князь закусывает губу и жмурится. Миша над ним тоже прикрывает глаза, медленно входя глубже плавными толчками. Одну руку он даже опускает ниже, обхватывая чужой член и мягко сжимая, надеясь чуть отвлечь партнёра от возможных неприятных ощущений. И тот правда немного отвлекается, ведь это было приятно. — Я люблю тебя, Дюш, — хрипло шепчет Миша на ухо светлому, следом невесомо целуя за ним, пока постепенно ускоряет собственные движения. К этому моменту все неприятные ощущения от проникновения сходят на нет, и Андрей начинает получать удовольствие буквально со всех сторон - Мишина рука всё ещё ласкала его член. Изо рта начали вылетать первые негромкие стоны, ахи и вздохи, ласкающие слух Горшенëва. Минута, пять, десять... Время идёт незаметно настолько, что оба понятия не имели, прошло пять минут или час. Князевские стоны начинают звучать громче, даже Миша периодически не сдерживает звуки удовольствия. Его рука с чужого стояка снова вернулась на бедро, а затем и вовсе переместилась на ягодицу, то сжимая её, то оглаживая. Но неожиданно фрикции замедляются, зато раздаётся звонкий шлепок, оказавшийся полной неожиданностью для Андрея, который от него вздрагивает всем телом. И через пару секунд - ещё один шлепок, точно такой же, только теперь вырвавший из нижнего мычание. Верхний ухмыляется [к счастью, незаметно для партнёра], и вновь толкается внутрь, почти сразу возвращаясь к весьма быстрому темпу, только теперь периодически размашисто шлёпает чужую задницу. В какой-то момент Горшок почти ложится на любовника сверху, прижимаясь животом и грудью к его [такой изящной в такие моменты, как ему казалось] спине, и вновь возвращает ладонь на налитый член. Князев сам же толкается в руку, как только чувствует малейшее касание к почти что перевозбужденной плоти, и слышит хриплый смешок сверху. Впрочем, тёмный действительно обхватывает стояк, подмечая про себя, что даже смазку размазывать не потребовалось - он и так был уже неимоверно влажным. У Миши как раз были свои планы. Он чувствовал, что долго уже не продержится - даже если он сейчас остановится и переведёт дух, то потом всё равно он быстро начнёт подходить к пику [к тому же, Андрей до жути не любит такие остановки], поэтому в голове созрел план - сперва с помощью рук довести до оргазма своего обожаемого Дюшу. И именно этим Миша занялся, сжимая чужой орган и начиная усиленно надрачивать. Ждать не пришлось долго [а долго, на самом деле, он бы и не смог] - Андрей с громким ахом изливается ему в руку. Тогда же ускоряет свои толчки Горшенëв и с парой неожиданно громких стонов так же приходит к пику, закатывая глаза от удовольствия. Где-то с минуту они лишь часто дышали, ничего не говоря друг другу и даже не меняя положения. Только затем, уже придя в себя, верхний аккуратно выходит, освобождает наконец от оков чужие руки [ведь он очень ответственный!] и плюхается на кровать рядом с Дюшей, который, правда, так и лежал с закрытыми глазами. Ещё через минуту он всё же решает аккуратно лечь рядом, перевернувшись на бок. А Михаил решает его захапать в свои объятия, прижимая к себе. — Мих, ты липкий... — вяло ворчит Княже, но попыток отстраниться не предпринимает. Зато теперь он мог говорить, потому что вся их игра закончилась вместе с оргазмами обоих. — Ты тоже, — тот только хмыкает, — но я же не возмущаюсь. — Потому что ты сам меня обнял. Отпусти, мне в душ надо... — светлый зевает. Если бы не необходимость ополоснуться, наверное, он бы прям так и заснул. — Мне тоже. Пошли вместе, Дюш? Дюша кивает, и его только тогда отпускают. Он садится на кровати, чуть кривит лицо от смеси неприятных ощущений, и разминает затекшие руки. — В следующий раз кончай побыстрее, а то у меня руки отваливаются. — Ну уж прости, что я не скорострел, — Горшок посмеивается, лёжа наблюдая за своим парнем. Андрей сам, даже не обращая внимания на то, идёт ли и собирается ли вообще Миха, встаёт с кровати, чуть пошатнувшись. Ноги всё ещё были ватными после оргазма. Тем не менее, он упёрто идёт в ванную, потому что ему необходимо принять душ, пока в дверях его не окликает любовник: — Андрей! — М? — Андрей оборачивается, снова зевая, пока Миша тоже встаёт. Тот тем не менее молчит, по-дурацки улыбаясь. — Что нужно-то? — Не болта-а-ай. — Да ну тебя! Мы уже не играем, — Князев фыркает, а затем настороженно глядит на парня. — Ты же правда не запихаешь мне в рот мои трусы?... Горшка прорывает на смех, пока светлый только непонимающе выгибает брови. — Эй! Ты чего ржешь? — Да просто... Ха-ха-ха!... — он снова и снова начинает смеяться, а затем глубоко вдыхает и выдыхает, всё ещё сдерживая лыбу. — Я сказал просто, чтоб тебя заткнуть. Ты же хоть и болтливый, но го-ордый! Вот, Княже, я и покусился.. — смешок, — ...на твою гордость. Княжескую.***