Anson Seabra – Walked through hell
Первый луч солнца осторожно скользнул через приоткрытую створку окна в щель между чёрными плотными шторами, неспеша прошёлся по грязному полу, усыпанному засохшими следами от пролитых напитков и старыми пятнами краски всех цветов, блеснул на полупустой упаковке из-под чипсов, а затем, добравшись до кровати, вскарабкался на постель и ненадолго потерялся в смятом одеяле и выбившейся из-под матраса простыне, а вынырнув, продолжил путь к другому краю кровати, где на полу в углу неподвижно сидел парень с опущенной на руки головой. Луч сполз снова на пол и незаметно подкрался к нему, прыгнул на кончики тёмных спутанных волос и неприкрытую ими часть лица и игриво замигал из-за колыхнувшейся от ветра шторы. Парень неохотно повертел головой, пряча глаза от света, но солнечный луч оказался настойчивым. Жмурясь, парень всё-таки поднял голову, а луч, подмигнув напоследок, побежал дальше к стене. «Ащщ, ну вот, уже утро… Чёрт…» – с этими мыслями темноволосый снова спрятал лицо, желая ещё, насколько это возможно, побыть во тьме и полудрёме. Но ему это не удалось: через минуту раздался слишком громкий для утренней тишины звук входящего сообщения. А потом ещё одного. И ещё одного. – Блять, да что за дурацкое утро! – прорычал парень и потянулся за телефоном, оставленным где-то под подушкой. После нескольких раздражающих секунд поиска гаджета на ощупь ему удалось его найти. На экране светились новые непрочитанные сообщения от Джунёна: «Эй, Чонгук! Привет! Куда ты пропал? Третью неделю не отвечаешь.» «Ты же не забыл, что завтра последний день для подачи работ на выставку?» «Давай завтра встретимся в 9 как обычно у кофейни. Ок?» Отвечать не было никакого желания и сил, даже несмотря на сигналы совести, что так поступать по отношению к другу не красиво. Позже он обязательно ответит… Но не сейчас. Чонгук понимал, что стоит наконец взять себя в руки и вернуться к обычной жизни, как было в начале учебного года. Жизнь продолжается, и никто и ничто не прекратит своего движения только потому, что ему так плохо. Пришло время перейти к принятию и смирению. Нужно собраться и вернуться к учёбе, закончить проекты, возобновить нормальное общение с друзьями. Чонгук же сильный, много с чем справлялся. Стоит только немного постараться и всё наладится, вернётся на свои места. Да, точно также, как раньше, уже не будет, но с этим ничего не поделать, ведь произошедшее не изменить. Головой Чон прекрасно это осознавал, а вот сердце не хотело слушаться и продолжало изнывать. Первые три стадии – отрицание, гнев и торг – прошли достаточно быстро, но депрессия накрыла с головой полностью и не отпускала последние две недели. Большую часть времени Чонгук лежал или сидел на кровати, залипая на глупые фильмы по телевизору. Мыслями он находился далеко от реальности, но при этом ему было нужно, чтобы на фоне что-то происходило, звучало, создавалась иллюзия, что он не один. Оставаться надолго в тишине было мучительно. Однако общаться ни с кем не хотелось. Иногда безразличие ко всему и отстранённость сменялись вспышками раздражения и злости из-за какой-нибудь мелочи. Иногда прорывались слёзы от неожиданно всплывших воспоминаний, которые парень всеми силами пытался спрятать на задворках памяти. Повезло, что вуз, где он учился, предоставил студентам две недели для самостоятельной работы и подготовки проектов для выставки в честь юбилея заведения. Чонгук не смог бы посещать занятия в нынешнем состоянии и делать вид, что всё в порядке. Ему было необходимо остаться наедине с болезненными чувствами и гнетущими мыслями, чтобы в полной мере их пережить и скорее вернуться к обычной жизни. За отведённое время, конечно, ни к каким проектам он не притронулся. Впервые в жизни ему не хотелось брать кисти в руки. Сколько себя Чонгук помнил, даже будучи сильно простуженным, обессиленным из-за высокой температуры и кашля, он рисовал. Дрожащей рукой выводил странные узоры, что подкидывало затуманенное сознание. Даже когда карандаш падал из руки, всё равно рисовал. Это было его страстью. А теперь не хотелось ничего. Абсолютно ничего. С того злопамятного дня квартира, как и её хозяин, погрузилась в полумрак, но юного художника это устраивало. Яркий свет был сейчас лишним, не соответствовал мгле в душе и лишь раздражал. И вот какой-то солнечный луч посмел нарушить только-только с трудом установившийся в душе Чонгука покой, нагло и внезапно вторгся в его обитель, а громко звенящий телефон и напоминание о выставке окончательно разрушили крупицы надежды, что этот день будет немного лучше. Но выбора нет, и Чону действительно необходимо сделать картину до завтрашнего утра. Здравое мышление ещё осталось с ним, и поставленная цель окончить университет и обрести в дальнейшем статус лучшего художника современности должна быть достигнута. Правда теперь ценность ожидаемых результатов и наград от приложенных трудов поблекла, но это единственное, что хоть как-то заставляло не потерять окончательно интерес к окружающему миру и жизни. Чонгук опёрся руками о кровать и попробовал встать на ноги. Попытка не увенчалась успехом: за долгие часы без движения на холодном полу спина затекла, а ноги онемели. От неприятно растекающегося от икр до бедер покалывания Чон тихо простонал, но попытался встать снова, бурча под нос все известные ему матерные слова и выражения. Кое-как распрямившись, парень поковылял к окну. Чонгук любил солнечные дни и всегда радовался отличной погоде, но сейчас желал поскорее задернуть штору обратно. Парень прикрыл одной рукой глаза от бьющего в лицо света, а другой схватился за ткань и потянул. Штора не поддалась. Крючок прочно застрял в карнизе и не двигался с места. Чонгук дёрнул сильнее, но не удержал равновесия, отшатнулся в сторону и ударился бедром о край стола. От неожиданной боли парень вскрикнул и зло зашипел, потирая ушибленное место: «Это что, блять, мировой заговор, чтобы с самого утра добить мои последние нервные клетки?» Бесило! Всё бесило: и глупое солнце, и противный крючок, и мерзкий стол! Чонгук со всей силы ударил кулаком по столу. В этот раз мощность удара была больше, и от пробежавшей по стене вибрации, с полки, что висела над столом, на пол свалилась папка с эскизами. Листы разлетелись во все стороны. Парень глубоко вдохнул и с шумом медленно выдохнул, стараясь предотвратить новую вспышку гнева. Но вместо неё внезапно накатила усталость. Вероятно, энергия для злости исчерпалась. Чон обреченно посмотрел на лежащую в ворохе листов папку, постоял около минуты и, присев на корточки, начал собирать рисунки. Он не всматривался в изображённое на бумаге, думая о том, что же ещё ему может преподнести этот день. В какой-то момент на окраине сознания что-то щёлкнуло, и парень замер, уставившись пустым взглядом на рисунок в руке. А уже через секунду, когда до Чонгука дошло понимание, что же изображено там, его сердце резко бухнуло о рёбра, пропустило один удар и сорвалось на бешенный темп. Руки мелко задрожали, горло сдавил спазм, в носу защекотало, а глаза стали наполняться слезами. Чонгук, не выпуская из рук рисунок и не сводя с него глаз, сел полностью на пол, облокотился спиной на ножку стола и положил лист на колени. На бумаге был быстрыми штрихами запечатлен красивый профиль молодого мужчины со слегка волнистыми черными волосами, растрёпанными ветром. Молодой художник, едва касаясь пальцем, медленно обвёл лоб, нос, губы. Его собственные губы задрожали, и рядом с пальцем на листе появилась парочка мокрых пятен. Сердце билось так быстро, что подступила тошнота от ощущаемой в горле барабанной дроби, и казалось, что грудная клетка вот-вот треснет. Было трудно сделать глубокий вдох. Голову разрывал поток мыслей, пытающихся обогнать друг друга, наперебой вспыхивали воспоминания. Захотелось убежать куда-нибудь далеко, скрыться от всего и ничего не чувствовать, не помнить. Но бежать было некуда, да и тело стало ватным. Чонгук упёрся затылком в стол и зажмурился, игнорируя сорвавшиеся по щекам дорожки слёз, а перед внутренним взором предстал парк и скамейка рядом с фонтаном.***
Начало августа. Слабый ветерок время от времени нежно обдувал лицо и шею, а солнце то показывалось ненадолго, то пряталось за облаками. Чонгук неторопливо направлялся в глубину парка к небольшой площадке с фонтанчиком и скамейками. Это место быстро стало для него любимым. Парню нравилось приходить сюда после занятий в университете или просто в свободное время и создавать легкие акварельные скетчи природы. Но иногда он делал быстрые зарисовки людей, которые находились рядом. Это хорошая тренировка, о чем не уставал твердить его преподаватель по рисунку. А так как портреты, да и в целом человеческие фигуры, давались юному художнику тяжелее остального, то для него подобные тренировки были важны, хотя и приходилось в такие моменты заставлять себя рисовать людей, а не любимое небо. Но приходя сюда, Чонгук по-настоящему расслаблялся и забывал обо всём, полностью погружаясь в творчество. Этот день не стал исключением. Чон как обычно занял свободное место на скамейке в тени деревьев, положил рядом миниатюрный набор акварели и развернул кожаный пенал, в котором в несколько рядов были закреплены лентой остро заточенные карандаши, кисти, лайнеры разной толщины, канцелярский нож, а в отдельном кармашке лежали клячка и зажимы для листов. Время только перевалило за обед, и в парке было мало людей, поэтому Чонгук сделал лишь пару эскизов недалеко сидящей от него старушки и молодой девушки с коляской, ненадолго остановившейся возле фонтана, а затем приступил к изображению огромных белоснежных кучевых облаков. Сделав последние штрихи, парень осмотрел получившийся рисунок, довольно кивнул сам себе и уже потянулся за инструментами, чтобы убрать их в сумку, как вдруг услышал приятный мужской голос, тихо что-то напевавший. Чонгук повернулся на звук и увидел на соседней скамейке симпатичного молодого мужчину. Он выглядел расслабленным и о чем-то мечтающим: глаза были прикрыты, а губы слегка растянуты в полуулыбке. Падающие на лоб черные волосы немного шевелились от ветра. Незнакомец очаровал художника за считанные секунды. Чонгук не сразу заметил, как снова открыл папку, достал бумагу, карандаш и стал рисовать мужской профиль. Когда он вернулся мыслями в реальность, набросок был почти готов. Еще парочка штрихов и его взору предстал, пожалуй, самый удачный эскиз из всех, что Чонгук сделал в этом парке ранее. Парень был в приятном для себя шоке. Кажется, такого вдохновения он еще не получал. Рука будто сама двигалась, пока он пытался запечатлеть в голове красивый образ. Впервые он смог нарисовать такое живое лицо. «Интересно, мои навыки настолько улучшились или дело в этом незнакомце и внезапном вдохновении?» – подумал Чонгук и вновь повернул голову, желая еще раз взглянуть на прекрасный оригинал, но на соседней скамейке уже никого не было. Он осмотрелся вокруг, чтобы увидеть куда пошел тот мужчина. Ведь не мог же он так быстро уйти далеко? Если только он не привиделся ему. Что вполне вероятно, потому что навряд ли в этом мире могут существовать такие красивые люди. Чонгук разочаровано вздохнул и, собрав вещи, направился домой, лелея надежду встретить этого мужчину здесь в следующий раз.***
Чонгук открыл глаза и вытер мокрые щеки. От подобных воспоминаний слёзы наворачивались сами собой, но вместе с этим в груди приятно щемило и уголки губ невольно приподнялись. Солнце стало выше и луч, пробивающийся через шторы, ярче осветил комнату. Парень обвел взглядом пол вокруг себя и поднял несколько листов, на которых был изображен тот же мужчина либо в полный рост, сидящим на скамейке, либо только его лицо. Чонгук разложил перед собой рисунки так, чтобы все были видны. Из-за вновь колыхнувшейся от ветра шторы, свет упал на один из листов и привлек внимание художника к изображению на нем. Подсвеченный рисунок отличался от остальных большей проработкой деталей и наличием цвета, в то время как другие эскизы были черно-белыми. Представший образ мужчины на фоне всего остального показался Чонгуку таким ярким, что в один миг затмил всё вокруг, как и сам незнакомец в тот день…***
На протяжении около двух недель Чон каждый день приходил к фонтану, надеясь увидеть свою новую музу и в случае удачи сделать несколько очередных набросков. Чонгук не любил больше двух-трех раз рисовать одно и то же, но этот красавчик стал исключением. За те счастливые дни, когда парню удавалось застать его на скамейке в парке, новая папка с листами для эскизов заполнилась рисунками на треть. А ведь Чонгук, исходя из своей скорости рисования, думал, что данного объема хватит на полтора-два месяца. День клонился к вечеру, и отдыхающие активнее занимали свободные скамейки. Погода выдалась жаркой и вокруг фонтана с особым удовольствием резвились дети. Они пускали мыльные пузыри, играли в догонялки, пинали разноцветный мяч, который иногда случайно залетал в воду, отчего громче звучали детские крики и смех, пока родители вылавливали его. Незнакомец не появлялся. Чонгук не имел планы на вечер, поэтому не торопился вернуться домой. Сначала он выполнил зарисовки с детьми, а потом переключился на сидящую слева пожилую пару с собачкой. Парень был увлечен процессом и не заметил, как на другой конец занимаемой им скамейки кто-то сел. Когда он повернул голову в поисках куда-то пропавшей стирательной резинки, то увидел свою прекрасную музу. Сегодня на нем была хлопковая рубашка с яркими пёстрыми узорами и светло-кремовые брюки. До этого Чонгук видел его в одежде нейтральных цветов, поэтому этот образ его немного удивил, и он против воли задержал на мужчине взгляд чуть дольше приличного. А незнакомец сидел в расслабленной позе, наблюдал за прогуливающимися мимо людьми, пил американо и не обращал внимание на художника. Чонгук, не закончив эскиз пожилой пары, достал чистый лист и приступил к изображению мужчины. Ему очень хотелось запечатлеть его образ как можно подробнее, раз выпал случай оказаться с ним так близко. Обычно Чонгук не испытывал трудности при знакомстве, но подойти к этому мужчине стеснялся и немного боялся. Пока он не привлекал к себе внимание, он мог тайно рисовать его сколько угодно. А если они познакомятся и мужчине не понравится, что Чонгук втихаря делал его портреты? А если он вообще откажется от знакомства и начнет его избегать? Ведь все люди разные и реагируют на знакомства на улице по-разному. Да и с чего Чонгуку начать разговор? Он сам никогда первым не начинал на улице беседы с незнакомцами. В основном он заводил друзей где-нибудь на вечеринках или в учебных заведениях. Чонгук старался не поднимать глаза на мужчину каждую минуту, чтобы не выглядеть странно. За то количество рисунков, что он сделал, ему уже не требовалось постоянно смотреть на модель для воспроизведения образа на бумаге, но отказать себе в таком удовольствии было выше его сил. Что-то в этом молодом мужчине привлекало его, как магнит. Внезапно в плечо художника прилетел мяч. Хотя удар был не сильным, Чонгук от неожиданности дернулся в противоположную сторону и выпустил папку из рук. Она упала на землю, а листы рассыпались рядом. Тут же к парню подбежала девочка лет пяти. Она поклонилась, громко извинилась и подняла виноватый взгляд на парня, а когда тот с доброй улыбкой протянул ей мяч, она также улыбнулась в ответ и убежала обратно к фонтану, где ждали другие дети. Чонгук опустился на землю и стал собирать листы. Через пару секунд напротив него присел мужчина. Парень замер от удивления и уставился во все глаза на его лицо, а тот поднял несколько листов и протянул ему. – Вот, держи, – его голос прозвучал глубоко и мягко. – Спасибо, – смущенно улыбнулся парень и спрятал рисунки в папку. Чувствовал он себя неловко. Но буквально в следующий миг страх и стыд накрыли его с головой как волна цунами, когда раздалось удивленное: «Это я?» Чонгук резко поднял голову и ощутил, как за полсекунды кровь прилила к лицу: мужчина держал в руке листы, на которых был изображен он в разных ракурсах. Чон резко выхватил их, засунул в папку, лихорадочно сгрёб остальные, не заботясь об их сохранности, и также запихнул в папку. Затем вскочил на ноги и дрожащими руками закинул в сумку пенал и краски. Мужчина с удивлением наблюдал за его действиями. А Чонгук, не смотря больше на него, пробубнил: «Извините», – и рванул к главной аллее.