***
Риндо снова бегает пальцами по струнам, вновь убегает от себя. И через крохотную щелку в двери за ним наблюдают. Закатные лучи обрамляют его каемкой, лохматят лавандовые волосы, приглаживают складки на костюме, вместе с пальцами скользят по струнам, и создаётся ощущение, что Хайтани — самый обычный преподаватель — не от мира сего. Он немного сутулится, когда берет высокие ноты, вздрагивает, когда очередное созвучие — каждое, если быть точнее — оказывается удачным, но лицо его остаётся неизменным, и лишь в глазах блестят редкие искры радости. Заканчивает композицию беглым перебором струн, выпрямляется, и глаза тускнеют, возвращаться к обычному состоянию. — Чего тебе нужно? — вопрошает резко и отрывисто Риндо, и она даже не понимает сначала, что обращаются к ней. — Так и будешь молчать? Он подходит к двери и бесцеремонно открывает ее, не заботясь, что чуть не ударил девушку. Она сжимается, и у Хайтани на виду остается лишь русая макушка. — Так и будешь молчать? — Я-я просто проходила мимо, и вы так красиво играли!.. — Это все? — Да… То есть нет… Могли бы вы ещё раз сыграть, пожалуйста? — она поднимает свои зелёные глаза, старательно выискивая что-то на его лице. Риндо зол. Ощущение, что не задернул до конца шторку в доме, и кто-то с улицы нагло заглянул в дом. Раскрылось что-то страшное. Свое. Интимное. — Я концертов не даю, — буркает Хайтани и захлопывает дверь. Это было грубо.Часть 1
15 сентября 2022 г. в 16:24
Быстрые пальцы Риндо бегают по арфе, и сам он льнет к инструменту ближе, стараясь слиться с ним воедино.
Сейчас, пока его никто не видит — самый интимный момент, когда он остаётся наедине с собой. Внутренние демоны молчат — с восхищением наблюдают, как длинные узловатые пальцы Хайтани быстро пробегаются по струнам инструмента, как нога едва жмёт на педали, и позволяют ему хотя бы ненадолго остаться с собой, остаться собой.
Переливы нот окружают его, становятся почти материальными, ласкают слух, подхватываемые сквозняком, уносимые вдаль, в открытую форточку, и редкий слушатель остановится, чтобы вдоволь насладиться звучанием арфы.
Щебечут птицы, неумело подпевая арфисту, но тот слишком занят, слишком поглощён, и нет ему спасения.
Шаги по коридору. Кто-то смеётся невпопад, портит всю атмосферу, и ноты искажаются, прыгают, и Риндо обречённо вздыхает, опираясь на инструмент. Кончилось его время.
В аудиторию вваливаются студенты.
Невыспавшиеся, сонные, молчаливые и хмурые — Хайтани иногда даже возмущался подобному. Разве не хочется им воспрянуть духом, едва они входят в эту скромную обитель музыки? Разве не трепещут их сердца?
Наверное, это потому, что они способны любить других, себе подобных, сказал бы Риндо. Дёрнул девчонку за косу, всучил ей шоколадку — и опа! — она уже твоя. Или что за методы сейчас у современной молодежи?
В общем, любит Риндо только свою арфу.
Ее плавный изгиб, свод натянутых струн, несколько застенчиво поблескивающих деталей и скромный автограф мастера внизу — он любит в ней все. Отдает всего себя. Все сердце и душу. Всего…
— Хайтани-сенсей, а можно сегодня мы не будем ничего делать? Пожалейте нас, мы устали!
Кто бы Риндо пожалел.