Крест-накрест

— Ты уверена, что стоит ехать именно сейчас? Мы можем это сделать в любой момент… — Нет, Паш, я хочу поскорее начать действовать. Разговоры «под луной» вопреки общему мнению шли не о любви и взаимности, а о деле, которым жила Юля последний год. После того, что для нее нашел Пчелкин, кровь в ее жилах вскипела так, как никогда ранее, а мозг яростно пытался доказать, что если его хозяйка будет медлить, то может не успеть ухватиться за ниточку. — Просто пойми, я за то, чтобы продумать детальный план, — продолжал дискуссию Павел, перевесившийся через балкон на втором этаже дачи (к удивлению Холмогоровой, без «вечной» сигареты в зубах). — Мы не полиция, чтобы просто так взять и прийти допрашивать родителей этого Андрея. Даже ты так не можешь сейчас! — У меня есть удостоверение курсанта Академии МВД. Не думаю, что они будут вчитываться в то, что написано в «корке». — возразила Юлиана. — Я даже больше скажу: когда они увидят за дверью человека в форме, то им даже никакое удостоверение не понадобится. — О нет, солнце, ты глубоко ошибаешься! Не все так просто в этом бренном мире! Юлиана раздраженно закатила глаза. Иногда молодой журналист Пчелкин начинал злоупотреблять своим отнюдь не скудным словарным запасом, намеренно приукрашивая простые фразы. Будучи человеком, желавшим связать свою жизнь с системой безопасности, Холмогорова терпеть не могла излишеств и предпочитала сухую информативность, хотя это вовсе не значило, что она была обладательницей лишь небольшой кучки заезженных синонимов — просто не видела смысла их употреблять для того, чтобы покрасоваться и привлечь ненужное внимание к себе. — Знаешь, после встречи с родителями этого бедного парня нужно будет съездить в тот автосервис, где работал Миша. — сделать вид, что ее ничего не взбесило в Паше, было сложно и Юлиана буквально стиснула зубы, чтобы сдержаться. — Без проблем, — легко согласился Пчелкин. — Только в город ты едешь с родителями, а встретимся спустя пару часов. Ты же понимаешь, что не нужно вновь привлекать их внимание к этому делу? — Понимаю… — расстроенно вздохнула Юля, которой, на самом-то деле, очень хотелось просто взять и сорваться на «Ауди» Белова с этой треклятой дачи в Москву, хоть и знала, что в такое время суток это будет пустым номером. Даже рано утром, как она и планировала изначально. — Вот и умница! — наигранно погладил ее по густым темным волосам Пчелкин, отчего та дернулась и отошла на шаг назад, вызвав недоумение, а после сконфуженность парня. Он только хотел было открыть рот, чтобы что-то сказать по этому поводу, но тут же закрыл его и, грустно улыбнувшись, пожелал девушке спокойной ночи. Та ответила сдержанным кивком и осталась на балконе в одиночестве. Когда Паша оказался в тускло освещенном коридоре второго этажа, то тут же схватился за голову. В буквальном смысле. «Что же я за идиот? Почему я не могу контролировать свои желания, слова, эмоции? Вечно пытаюсь показать ей, что она мне нравится и это так навязчиво!» — мысли лихорадочно скакали по его черепной коробке и давили на него своим количеством, умножавшимся в геометрической прогрессии. Это состояние младшего Пчелкина длилось уже несколько лет и, если в то время, когда Холмогорова встречалась с этим слесарем, он не так сильно и пытался обратить ее внимание на себя, то после его загадочной гибели Павлу показалось, что шлагбаум для него поднят. Даже после первого столкновения с холодом Юли Пчелкин не терял надежду и всеми силами старался показать ей свои чувства, хотя и осознавал, что частенько делал это невовремя. А что ему было делать, когда в такие моменты он просто-напросто терял контроль над своим телом, которое очень уж хотело то погладить ее по волосам, то обнять, то еще что-либо… Мозг тогда работал из-под палки, контролируя лишь то, что было ниже пояса — чтоб уж совсем не распоясался его владелец. Пчелкин обернулся в сторону балконной двери, где по-прежнему стояла его собеседница спиной к нему. Их разделяла не только эта стеклянная дверь, но и отсутствие понимания чувств друг друга. А разве из этого что-то когда-то получалось хорошее? Ему решительно стоило забыть об этой истории, забыть о Юле и попытаться построить жизнь по вектору, предназначенному именно ему. А с другой стороны… Если Миша умер, значит, так было надо? Это сама судьба расчистила ему дорогу к сердцу Холмогоровой? Как бы то ни было, а все равно Пчелкин не сумел воспользоваться данным ему шансом, ведь Юлька его еле терпела. Это чувствовалось и особенно остро чувствовалось сейчас, когда Паша ненадолго смог вырваться из рук страсти и взглянуть фактам в глаза. Реальность была разрушительна и тем самым поучительна. Павел резко замотал головой из стороны в сторону, приводя тем самым в негодность свою прическу. Этот жест с детства помогал ему вернуться к делам насущным и заставить самого себя поступать по велению разума, а не сердца или души. Сделав это, он тут же развернулся и едва ли не бегом спустился вниз по лестнице. Там ему выделили небольшую комнату. Отец, вероятнее всего, уже сопел в гостиной, где расположили всех, кто нынче перебрал. Путь Паши не лежал через гостиную, он мог только лишь мельком заглянуть туда и то — при желании. Рядом с его спальней должна быть спальня Филатовых: мать и дочь легли, скорее всего, вместе, ведь больше спальных мест не было. Будто бы навстречу его мыслям из той самой комнаты показалась рыжая голова Саши. Длинные волосы были распущены, а поверх пижамной майки была надета толстовка с капюшоном. — Ты чего не спишь? — нахмурившись, спросил Паша, когда девушка подошла к нему ближе. Выглядела она то ли сонной, то ли растерянной. — Да так… — отмахнулась она. — Бессоницей мучаюсь. — Таблетки пить не пробовала? — насмешливо спросил ее он, за что Филатова одарила друга уже более живым, презрительным взглядом. — У нас с таблетками все очень строго. Только то, что тренер разрешает, а иначе на самых важных соревнованиях может оказаться, что ты вовсе не таблетки от бессонницы принимал, а настоящий допинг. Паше потребовалась пара минут, чтобы переварить эту информацию. После этого он взглянул на Сашу и вдруг понял, что она все это время была зажата не только со стороны Белова, о котором не могла рассказать родителям, но и со стороны любимого вида спорта. Этой девочке всего через две недели исполнялось семнадцать лет, а ее судьба находилась не в ее собственных руках и даже не в руках родителей или тренера, а у спортивных чиновников, которые и решали, что признавать допингом, а что нет. Это было чудовищно рано для нее. Да и вообще чудовищно, что человек был просто марионеткой в их руках, роботом, которому уже отмерен срок службы и до конца которого она будет исправно приносить медали. А потом… Потом, по плану, все должно пойти на спад: придут в команду новые девочки: совсем свежие, только вышедшие из юниоров, и еще максимум пару сезонов Саша будет как-то пытаться быть в той же форме, но у нее ничего не будет получаться и ее участие в игре будет приносить команде серебряные или бронзовые медали. Потом ей это надоест и она сама покинет мир большого спорта. Через два года должна состояться летняя Олимпиада. Пчелкин, как и многие, с кем Саша могла поделиться чем-то сокровенным, знал, что они будут пробоваться на Олимпийские Игры. И с нынешней Сашиной формой ее команда имеет все шансы на это. Только Пчелкин, Юля, Ваня и остальные, смотря на упорную Сашу, понимали, что это будет ее первая и последняя Олимпиада. После этого как раз должен был пойти период спада и завершение карьеры. Саша была хрупкой девочкой, которая изо всех сил старалась казаться сильнее и злее, чем была на самом деле. И Паша осознавал, что однажды эта маска должна сорваться с ее лица. Тогда-то их и ждали потрясения, слезы, эмоции… — А у тебя есть сигареты? — вдруг шепотом спросила его Саша, отчего задумчивость Пчелкина как рукой сняло. — То есть, лекарства принимать тебе нельзя, а курить можно? Тебе не кажется, что здесь нет никакой логики? Саша в ответ на это только пожала плечами: — Многие ребята постарше курят и берут золотые медали. А я… — тут она потупила взор и скрестила руки на груди. — Я сегодня сказала, что и пробовать не хочу эту гадость, но сейчас мне кажется, что это мое единственное спасение от всех этих дурацких мыслей! Черт, я совсем запуталась! — Тише, тише!.. — шикнул, но без злости на нее Паша, воровато оглядываясь на спящих рядом четырех друзей, двое из которых приходились им отцами. — Разбудишь ведь… Саша испуганно приложила руку ко рту и совершенно не сопротивлялась тому, что Пчелкин сжал ее плечо и спешно повел к выходу. Оказавшись на просторной веранде, они плотно закрыли дверь за собой и подошли к столику с плетеными креслами, которые в теплое время года предназначались для чаепития в приятной компании. Осенью они выглядели сиротливо, даже печально и навевали тоску по тем самым теплым весенним или летним денькам. Саша устало упала в одно из кресел и положила руки перед собой, на столик. Павел сел напротив нее и, пошарившись по карман спортивных штанов, понял, что сигареты оставил в спальне, что вызвало у него очевидное негодование. — Твою мать! — он грубо сплюнул за «борт» веранды, но не вызвал у обычно очень чувствительной Филатовой никаких эмоций. — К моему величайшему сожалению, сигарет нет. — Да плевать уж на них, — голос ее прозвучал очень даже презрительно и высокомерно, будто бы она всего минуту назад не говорила о том, что курить ей позволительно. Это заставило Павла закатить глаза и усмехнуться: — Ты определись уж, чего тебе надо! — сказал он, по-хозяйски положив руку на белые перила. — Я жить честно хочу, понял? Вот чего мне надо! — тихо, но в то же время с невероятной драмой в голосе ответила ему Саша. — Я больше не могу прятаться с Ваней по углам. Я чувствую себя преступницей, я не хочу жить в вечной лжи! Юля права была, когда говорила мне, что я полная идиотка, раз связалась в Беловым… — Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал… — послышался знакомый девичий голос где-то совсем рядом. Она вздрогнула и обернулась. Пчелкин наклонился вбок, чтобы увидеть говорившую. Юля с видом прожженного безопасника зашла на веранду и встала между парнем и девушкой. — Я смотрю, до тебя что-то начало доходить… — менторским тоном высказалась Холмогорова, глядя сверху вниз на Сашу. Та же, вопреки ожиданиям Пчелкина, не набросилась на нее с горячими увещеваниями в невинности и чистоте Белова, о их невероятной любви, которой «все возрасты покорны». Когда тебе семнадцать, то четыре года разницы играют достаточно большую роль. — Это все не означает, что я больше не люблю Ваню, — хрипло возразила Юлиане Филатова. — Просто… Просто ты все прекрасно знаешь. — Саш, ты тоже много чего знаешь. И когда у вас все начиналось, ты была готова врать родителям, чтобы сохранить ваши отношения. А сейчас у вас явно что-то не так… — Выключи своего внутреннего мента и поговори со мной, как подруга. — не глядя на нее, заявила Саша. — Я, в конце концов, не на допросе у тебя. То, что Юля послушала свою подругу, можно было увидеть сразу же после этой фразы, ведь она прикрыла глаза так, будто бы на нее только что замахнулись. После же, открыв их, она обвела внимательным, но в то же время совершенно пустым и неосмысленным взглядом обоих и обошла Пчелкина со спины. Уперевшись руками в перила, она села на них и склонила голову, показывая тем самым близость к ее проблеме. — Ты любишь Ваню. Но боишься жить во лжи, боишься родителей. Тебе неприятен твой нынешний образ жизни, правильно? — голос ее был таким бесцветным и тихим, будто бы совершенно отделенным от смысла этих слов. Он использовался ею только лишь для механической озвучки предложений, а не как инструмент воздействия. И это насторожило Пчелкина. — Да, все верно… — бессильно согласилась Саша. — Меня это мучило и раньше, но теперь совсем невыносимо. — Поговори с ним об этом. — пожала плечами Юлиана. — Почему ты должна вообще обо всем этом думать, если кашу заварил он? Предложение было настолько простым и незамысловатым, что вызвало шок у Саши. Она ведь об этом никогда не задумывалась, взвалила все переживания на собственные плечи, как будто так оно и должно было быть. Ване она редко что-либо говорила на эту тему, да и так только, в шутку. А Юля сказала об этом совершенно серьезно. — Что, не можешь? — продолжила она, сверля взглядом подругу. — Боишься и того, что он охладеет к тебе, когда поймет, что ты не только доступная машинка для удовлетворения низменных потребностей, но и человек? — Ты охренела, Холмогорова? — оборвал ее Паша, который был без меры удивлен такому поведению девушки. Он знал, что та никогда не одобряла романа между Беловым и Сашей, но, казалось, самые первые, бурные эмоции уже должны были уйти в тень. Как выснилось, они никуда не делись. — Мне надоело смотреть, как она гробит себя! — Юлиана едва не сорвалась на крик, но Паша грубо дернул ее за ногу и она, едва удержавшись, только тихонько взвизгнула. Саша наблюдала за этой баталией молча, не спуская тяжелого взгляда с обоих. — Что у вас здесь происходит? — дверь веранды приоткрылась и в ней появилась Ольга Евгеньевна в толстом байковом халате. Вид у нее был измученный и далеко не факт, что она не слышала имени своего сына. Филатова, увидев ее прямо напротив себя, едва не грохнулась в обморок. Она вцепилась в столешницу, чувствуя, как тело неумолимо тянет ее вниз. Глаза расширились и теперь она выглядела подобно запуганной овечке перед волком. Тело все покрылось колючими мурашками. — Не спится, Ольга Евгеньевна, — взял инициативу в свои руки Павел. — Мы же теперь все видимся редко, хочется побольше пообщаться. — А Ваня тогда почему не с вами? — с подозрением в голосе спросила его Ольга. Юлиана кинула напряженный взгляд на Сашу, мол, держись. По Филатовой было видно, что делала она это из последних сил. Идей не было абсолютно и оставалось только уповать на изобретательность Паши. — А Ваня устал очень. Он говорил с нами на улице, а потом просто вырубился. Сами понимаете, медицинский много времени отнимает… — пожал плечами Пчелкин. — Нам, конечно, тоже грустно, что мы здесь только втроем, но не будить же человека? Ольга стояла, скрестив руки на груди, и, казалось, не верила ему от слова совсем. Тем более, еще и Сашка выглядела настолько измотанной, что сказка про встречу старых друзей выглядела почти совсем неубедительно. — Долго здесь не засиживайтесь. А то простынете. Бросив это совершенно равнодушным голосом, Ольга Белова вновь скрылась за входной дверью. Юля тут же бросилась к Саше и подхватила ее под руки. — Твою ж мать… — выдохнула Филатова, обмякнув в кресле. — Она так смотрела на меня… Я думала, что уж точно пришел конец всему. — Как вы думаете, она поверила? — заговорщицки прошептал Паша, пристально наблюдая за дверью. Чтобы перехватить его внимание, Юлиана подошла прямо туда: — Не думаю. Надо быть осторожнее. Саша шумно вздохнула и закрыла лицо руками. Юлиана тут же почувствовала огромную жалость к ней, ведь та хоть и находилась в незавидном положении по своей же воле, но была просто запутавшейся маленькой девочкой, задавленной со всех сторон. — Все будет хорошо. — Холмогорова положила подруге голову на плечо и обняла. — Мы найдем выход. Ваня найдёт…

***

Юля с грустью смотрела на новенькое, отглаженное, длинное бежевое пальто, которое появилось в ее гардеробе с маминой подачи. — Юль, ну что ты все в каких-то куртках коротеньких бегаешь, так ведь и застудишь себе все! Надо пальто: женственное, элегантное, понимаешь? Пальто было куплено, но мама опять осталась недовольна. По ее мнению, пальто больше походило на мужское и элегантно смотрелось бы только на молодом парне. Юлиана только тяжело вздохнула и обиженно надула губы, мол, хотели пальто — получите и распишитесь, а какое оно — мужское или женское — колыхать никого не должно. В конце концов, мужским оно было только в понимании Людмилы, а покупала-то его Холмогорова в женском отделе! Да и шел ей бежевый цвет до безумия, нравился сильно, потому что девушка, одеваясь так, чувствовала себя хоть капельку спокойнее и увереннее в себе, чем было на самом деле. Это пальто идеально подходило под погоду на улице, но, увы, надеть его она сегодня не могла. По разработанному им с Пчелкиным плану — очень рискованному, но, в то же время, действенному — Холмогорова должна была представиться работником органов и, напев что-то про серийные убийства, расспросить их о последних днях жизни Андрея Пловцова: чем занимался, с кем общался, как вел себя с ними. — А если они потом проверять начнут тебя? — не унимался Паша, считавший идею с подложным следователем, как он ее сам же и называл, провальной. — Зачем им это? Мы им расскажем почти всю правду, это будет выглядеть убедительно. Юля связала волосы в хвост чуть выше затылка и поправила форму, по-прежнему тоскливо посматривая на пальто. Убедившись, что она выглядела так, как должен был выглядеть сотрудник органов, она подошла к журнальному столику в гостиной и взяла с него свое удостоверение, заранее приготовленное. Открыв его и бегло просмотрев, Юлиану прошиб холодный пот. Имя. Фамилия, имя и отчество — единственное, о чем она забыла в своем «гениальном» плане. У нее было редкое имя в сочетании с еще более редким отчеством. Фамилия была гораздо более распространенной, но все же не Иванова и не Петрова. Вконец расстроенная Юля откинула удостоверение на диван и схватилась за голову. Старики Пловцовы точно бы запомнили ее, а врать в обход документов было глупо и бессмысленно. Холмогорова опустилась в кресло и взгляд ее сам упал на то злополучное бежевое пальто, мозолившее ей глаза все время, что она красилась, причесывалась и одевалась. Немного подумав, она взяла со стола телефон и набрала номер Пчелкина. Тот ответил ей незамедлительно — уже был в дороге и телефон держал на специальном пластмассовом держателе. — Алло, Пчелкин! Ты был прав, я передумала. — Что? Насчет чего ты передумала? Ты не едешь к старикам? — голос его прозвучал так, будто бы она только что сообщила, что ее отчислили из Академии. — Нет, я поеду. Только я не буду врать, что я из полиции. Скажем им всю правду, они поймут… — Странно… — задумчиво проговорил Пчелкин. — С чего это вдруг? — Встретимся — объясню. — бросила Юля и тут же отключилась. Отбросив телефон туда же, куда и удостоверение, она скинула с себя верхнюю часть формы и вновь обратилась к шкафу, выбирая, что больше пойдет ей под новое бежевое пальто.