Господин с веером

Тем временем в чайной — Папа. Я конечно ожидал чего угодно и кого угодно, но Учиха. Ты притащил юного Учиху. Умыкнул сокровище клана и рад, да? Шисуи лежит в нише, сжавшись в клубочек, спрятавшись в чакре Иёри, и подслушивает. — Да я рад. Я говорил, что приведу сюда человека. Ты удивлён? Прожил столько лет, натворил кучу дел, а удивляешься таким вещам? Хмм. Акайо ворчит, снаружи его изводит драгоценное дитя, внутри над ним стебётся лис. — Я думал, ты приведешь новую мать или наложницу, а ты привёл Шисуи Учиху. Собираешь сокровища? Сюрприз, сюрприз! Гарем? Наиграешься с ним, а после… Звук пощёчины разрывает воздух. Акайо молчит, но в комнате пахнет озоном будто перед грозой. Орочимару выдавливает: — Отец, я… — Драгоценное дитя, ты слишком долго был без присмотра и дисциплины, и кажется забыл, как нужно разговаривать с отцом, — Акайо рычит, в его интонации лис вторит ему. — Ты знаешь, что чертоги можно привезти кого-то лишь единожды? Знаешь. Тогда это была Нанами, сейчас Шисуи. Ты знаешь правила змеиного чертога, они вшиты в нашу кровь, и всё ещё смеешь говорить мне такое? — Но отец, как же мама? — Ты действительно дитя. Та жизнь была полностью посвящена вам и моей карьере, не так ли? Ты винишь меня, что я смог полюбить кого-то в этой новой жизни? Ты ребёнок, Орочимару. Я пошлю к тебе Ойори-химе, она подлечит твои обиды и твою психику. Я мог вообще не искать тебя, понимаешь? Просто жить в своё удовольствие. — Да, — подавлено шепчет Орочимару, опускаясь на колени. — Прости меня, отец. Я не имел права критиковать твои решения. Акайо вздыхает, выдыхая колечко дыма, на душе скребут кошки или в данном случае читает проповедь лис. — Отец… Как давно?.. — Орочимару не смеет поднять глаза, как и продолжить свой вопрос. — Две жизни. — Он знает? — Шисуи ничего не знает. Ни про чертоги, ни про любовь, ни про меня, ни про тебя. Ни про свою смерть, которой не было. Я запретил змеиному клану говорить ему об этом. — Почему? Ты ведь знаешь правила. — Знаю, но моя задача сохранить ему жизнь, благодаря змеиному клану, он многому научится, это поможет ему в грядущих событиях. Когда он отсюда выйдет, то вернётся к своему плану. Женится, заведет детей, будет помогать главе своего клана. — Папа! А ты? Ты же связан с ними теперь. Из-за этих уз ты теперь никогда больше… — Прекрати, мне достаточно одного ребёнка — тебя. А насчёт него — просто знать, что он не умер, как в каноне, и становится все сильнее — уже счастье для меня. Этого достаточно. «Дурак, — шепчет лис. — Ты снова жертвуешь собой и всем, Марина.» «Не смей, Курама! Хоть ты не рви мне душу!» Раздается всхлип. — Не плачь, дитя. Нет повода для грусти. Это мой выбор, — утешающе произносит Акайо. — Это глупая жертва, папа… — Хватит! Ойори-химе! После мощного рыка в чайной появляется змеиная принцесса и с детским выражением лица окидывает комнату взглядом, после переводя фокус на парочку отца и сына. — Акайо-сама? Что-то случилось? — девушка перекатывается с пятки на носок. Акайо смотрит на принцессу, скрестив руки на груди и жуёт мундштук. Конечно, он не хочет мучить сына, но его драгоценное дитя немножко берега попутало. Ему нужен союзник, а не истеричная дочь в пубертате. Что ж, ничего не поделаешь. — Ойори-химе, драгоценное дитя нуждается в напоминании по поводу послушания главе семьи. Ну, и конечно, пару обид, травм, которые у него есть, необходимо излечить. Подлечи его, пожалуйста. Принцесса кланяется и помогает Орочимару встать с колен. — Хорошо, Акайо-сама. Змеиная принцесса и Орочимару уходят. Акайо прячет лицо в ладонях. Больно. Не так больно как смерть, но жизнь видимо ещё больнее. Он знает, что делать с грядущими событиями, а что делать со своим глупым сердцем? Должен ли он поговорить с Шисуи? Или стоит придерживаться изначального плана, озвученного сыну? Акайо издает нервный смешок. «Какой же я всё-таки дурак. Да, Курама? Аха-ха.» Акайо нервно смеется и всхлипывает одновременно. Трубка превращается в тонкий стилет, и Акайо делает надрез, закусив губу. Тонкие линии расцветают на запястье. Неприятно, но внутри больнее. Шисуи лежит тише мыши. В голове такая каша, что дай Ками разобраться. Что делать? Где узнать обо всем этом? Видимо, в библиотеке клана. ------- Акайо сидит на пороге сада. Ночь — самое время выпить вкусного змеиного ликёра и подумать о чем-нибудь приятном. Но надо бинтовать запястье. Глупая совершенно детская идея была — ранить тебя совсем не вариант. Наруто вновь издаёт смешок и прикрывает глаза. «Жертвенное дева, ты снова это делаешь? Ты бы хоть его спросил, нужна ли ему такая жертва.» «Замолчи, Курама, я не хочу рассуждать об этом. Мне больно. Ты разве не чувствуешь? И я не про физическую рану, что запретил тебе затягивать.» Акайо смотрит в сад, все еще держа в руках бинты. — Позволь мне. Шисуи появляется внезапно, тёмные глаза смотрят изучающие. Акайо слабо улыбается. «Как непринужденно он перешел на ты» — лениво думает Акайо. — Конечно. Шисуи садится перед ним, забирая бинты. Размотав руку, он долго смотрит на длинные глубокие порезы. Акайо закрывает глаза. Только дурак не понял, что рана не получена случайно. Как глупо. Ощущение тепла и влаги. «Это что, язык?» Акайо распахивает глаза и встречается взглядом с тьмой в глазах Шисуи. Парень держит его запястье и вылизывает рану, от его языка будто искры расходятся. — Тебе больно? — не отрывая взгляда от Акайо, спрашивает Шисуи. Акайо рвано дышит, зрачки Шисуи затопили всю радужку черным. «Как ответить ему?» Акайо не знает — ему все, что угодно, но только не больно. — Что ты делаешь, Шисуи? — голос хриплый и Акайо чувствует, попал в ловушку. Пах охватывает тянуще-томное ощущение, на виске выступает капля пота. Акайо знает, что прямо сейчас его возбуждение излишне, но не может ничего сделать или сказать, он бессилен. Этот момент — это простое, маленькое удовольствие, нечаянное, нежданное — для Акайо ценно, словно дар. Просто растворится в этом ощущении и ни о чём не думать. Шисуи снова лизнул. Капелька крови окрасила губы юноши, словно краска. — Красиво… — Акайо пораженно замирает. Всё слишком неоднозначно, волнующе, кажется, будто иллюзия. Юноша дергает ворот кимоно: воздуха стало не хватать. — Шисуи? — Акайо зовёт, но Учиха не отвечает, просто целует края раны, переходя на запястье. «Может я попал в гендзюцу или в Цукиёми или что вообще происходит? Курама?» Шисуи кусает указательный палец, вырывая из груди Акайо нечайный стон, за которым он не слышит ответа лиса. Учиха улыбается открыто и ярко, он очень доволен реакцией Акайо. — Почему ты активировал шаринган? — Хочу запомнить. Акайо смеётся: парень запомнит это как чувственную игру, смущающую вторую сторону, а он? Как самую изощренную пытку в его жизни: долгожданную, но мимолетно-сладкую. Всё ещё больно, но уже меньше. Фокус внимания в конце концов смещается на запястье в чужих руках, языке и губах, отзываясь в ноющем паху. Может ну нахрен эти рефлексии? Точно, просто буду наслаждаться моментом. Акайо закрывает глаза, по телу проходит волна возбуждения. «Кимоно, наверное, не слишком скрывает мою положительную реакцию. А-ха-ха.» — тоскливо думает он. Шисуи не отпускает раненую руку, лишь подсаживается ближе. Он видит лицо Акайо, безумно соблазнительное, тот кусает губы. «Интересно, ему приятно или он дрожит от омерзения. Хочу проверить.» Шисуи не целовал женщин, они с Итачи учились друг на друге. Он очень надеется, что его умений хватит. Он давно хотел этого, но решился только сейчас. Шисуи проводит костяшками по щеке Акайо и подушечкой пальца очерчивает манящие губы. Акайо не сводит глаз с юноши. В голове крутятся вопросы, но он молчит и смотрит на Шисуи, на скулах алеет румянец возбуждения. Шисуи приближает своё лицо и кончиком языка гладит серединку губы Акайо. Акайо глухо стонет, глаза его темнеют. — Шисуи, лучше остановись. Но Учиха уже целует уголок его губ. — Ни за что, — шепчет Учиха. Губы медленно, мучительно медленно, выцеловывают хрупкую ключицу. Акайо держится из последних сил, чтобы не натворить то, что потом уже нельзя будет исправить. Шисуи распален, ему 18 и он ничего не имеет против ласк. Тем более ему нравится этот мужчина, который, как оказалось, спас ему жизнь такой дорогой ценой. — Посмотри на меня, — тон Шисуи тих, но тверд. Акайо смотрит: его глаза затуманены желанием. На Шисуи никто никогда не смотрел с таким выражением — он чувствует себя практически всесильным. Шисуи судорожно сглатывает, кожа будто зудит, члену становится тесно в штанах — он сильно возбудился, играя с этим прекрасным мужчиной. Он хочет большего, хоть что-нибудь. — Поцелуй меня, — просит он внезапно дрогнувшим голосом. Глаза Акайо полны желания, и Шисуи понимает, что они оба хотят друг друга. Это осознание подстегивает его, руки Шисуи проникают под кимоно молодого мужчины, оглаживая грудь. — Нет. Больше всего на свете Акайо хочет опрокинуть Шисуи на спину и делать всё, абсолютно всё, что придёт ему в голову. Но он твёрд в ответе. Если он сделает это, то брак будет закреплён и план Акайо, где он отпускает Шисуи домой — рухнет. Но парень явно не намерен сдаваться так просто. Его пальцы играют с сосками Акайо и двигаются к поясу его кимоно. «Если он тронет меня там, то котёнку придёт пиздец.» — флегматично размышляет Акайо. «Что ж, ладно. Курама, как только я начну выходить из-под контроля — перенеси меня в храм, прошу тебя.» «Ладно, не ной только.» Акайо молниеносным движением ловит руки юноши и соединяет их в захвате, а после опрокидывает того на спину. Потемневшим взглядом он окидывает почти беззащитного юношу под ним. Шисуи зафиксирован надежно: рука Акайо держит его запястья, на бёдрах сидит он сам. Джинчурики серьёзен, он чувствует возбуждение Шисуи и не может ничего с собой поделать. Он делает несколько движений, и два члена трутся друг о друга через ткань. Шисуи резко выдыхает: его одновременно пугают и возбуждают такие новые, волнующие ощущения. Акайо наклоняется к лицу Шисуи и уточняет: — Решил поиграть, мальчик? Неужели не страшно? — и ещё два скользящих движения и Акайо замирает, всё ещё изучая Учиху. — Поцелуй меня, поцелуй же, — снова просит Шисуи. — Нет, — отвечает Акайо, так же твердо, как и до этого. Шисуи не терпит отказа, он резко вскидывает торс и прижимается к губам юноши, больно разбивая их в кровь и целует, отчаянно. Джинчурики шипит — эта маленькая вспышка боли будоражит, член прижимается плотнее к члену Шисуи и бедра совершают ещё один толчок. Сладко. Языки переплетаются, воздуха не хватает, но Шисуи отчаянно цепляется за Акайо, почти стянув кимоно с его плеч. Руки тянутся к месту, где они так сладко соприкасаются мучительным трением. Акайо растворяется в красноватой дымке. Шисуй откидывается на спину и ошалело смеётся во весь голос.