Возмутительно

Рокэ Алва зло сопит и думает, что делать. Вообще-то ему полагается спать — армия на марше, каждый час отдыха на счету, и в целом ему даже вполне сонно и комфортно. Но, с другой стороны, когда тебя притискивают за талию со словами «спи уже», а потом как ни в чем не бывало сопят в затылок — это никак нельзя оставлять безнаказанным. Он ещё немного выжидает, но дальнейших наказуемых действий не следует, а значит, придётся довольствоваться тем, что есть. Ёрзает, но осторожно, чтобы сильно не потревожить спящего позади и его перекинутую через первомаршальскую талию руку. Рука, между прочим, лежит не ровно, как полагается в таких случаях, а наискось — пародия на перевязь. Хотя откуда бы ему знать, как полагается лежать рукам в таких случаях, Росио и в юности ни разу не оставался на ночь с женщинами, а уж после Винной и подавно. И тем более никогда раньше он не засыпал с мужчиной. И эта ночь не станет первой! Судя по тому как мысли роятся в голове, скорый сон ему точно не грозит. А это значит, что самое время определиться с местью виновнику бессонницы. Вот, допустим… Он подтыкает плечом подушку и вздыхает. Теперь шее не только горячо, но и щекотно — потревоженный движением волосок щекочет и без того чувствительную кожу. Вот паршивец! Рокэ вздрагивает, откидывает назад голову в попытке стряхнуть мешающие волосы, но сразу же глухо ударяется затылком о твёрдое и замирает. Дыхание за спиной стихает, даже тепло с шеи пропадает, но не успевает он взволноваться всерьёз, как рука на талии напрягается, притягивая ещё ближе. «...лось», — бормочут за спиной, не просыпаясь, и закидывают на него колено. Середина ночи, армия спит посреди степи, и только Первый маршал в своей палатке пялится в темноту широко раскрытыми глазами. Да этот Окделл самоубийца. Кто другой на месте Рокэ давно бы вышвырнул паршивца вон к дозорным, и пускай дышит свежим воздухом, тут ему не надорский медвежий угол, где можно себе позволять всё, что в голову взбредёт. Рокэ осторожно ёрзает и обречённо прикрывает глаза. Немыслимо. Он ведь даже не сможет поставить мальчишку в известность, в чём именно тот провинился. «Не далее, как этой ночью…» — слишком официально, если продолжать в том же духе, Окделл пойди и не поймёт, в чём его проступок. Выражаться просто и прямо пристало солдатне, но претит герцогу и властителю Кэналлоа. Он воображает, какими именно словами мог бы описать ситуацию наиболее доходчиво, и понимает, что и это Окделл едва ли оценит — Рокэ не замечал, чтобы оруженосец сквернословил. «Да чтоб вас, Окделлов». Необычайно ясно представился Эгмонт, взирающий на происходящее из Рассветных Садов, и сразу захотелось кого-нибудь заколоть. Но шпага далеко, сам он лежит в переплетении рук и ног, а Окделл — последний. Рокэ резко выдыхает, разжимая стиснутые кулаки, и уже привычно думает, что бы такого сделать не смертельного, но жутко оскорбительного для собеседника. Самым напрашивающимся было бы соблазнить оруженосца. Он ненадолго прижимается к горячему телу за спиной, прислушивается к дыханию, потом прислушивается к себе. И возвращается на место, чешет отросшую за ночь щетину и решает, что Леворукий с ним, с Эгмонтом, пускай пребывает в Рассвете с мыслью, что сын всё сделал сам, и Рокэ тут совершенно не причём. Как-то обидно, думает он, осознавать, что предполагаемому объекту соблазнения небритый, вонючий мужик среднего возраста может и не прийтись по вкусу. Нет, конечно, он в прекрасной форме, а утром побреется, искупается в реке, облачится в свежее и достанет из походной сумки притирания и новый набор перстней с интересными переливами и узорами. Но это будет лишь завтра, а до этого ему предстоит проснуться в одной постели с Ричардом Окделлом, и момент будет упущен, потому что действовать надо сразу, как только тот откроет глаза. «Чтоб тебя Штанцлер с Килеаном на службу взяли». Он в красках представляет лицо столичного коменданта, случись тому оказаться в схожей ситуации, но поспешно прогоняет эти мысли. Ричард ни за что бы не лёг в одну постель с Килеан-ур-Ломбахом, даже если бы тот предложил. Даже будь эта постель последней в городе. Заночевал бы на полу, в лучших традициях Людей Чести. Рокэ устало вздыхает. Получается, если вечером оруженосец не протестовал, то лечь в одну постель с ним Ричард в целом не против? А может быть, допустим, чем Леворукий не шутит, очень даже за? Завтра придётся оруженосца отселить — конечно, отселить, при чём тут отлучение от тела? — любым способом, даже если его палатку ещё не починят, отправить для разнообразия к порученцам или предложить… Вейзелю, например. Отослать с каким-нибудь заданием или в образовательных целях на ужин. С ночёвкой. А главное, Курт благонадёжен и верен супруге, так что с ним Ричард будет в безопасности. Не всё же ему Бонифацию касеру подливать, Рокэ терпеть этот запах не может и даже с закрытыми глазами морщится и дышит глубже. Оруженосец пахнет мылом. Запах умиротворяет и успокаивает дыхание. Пускай поучится чему-нибудь полезному. Курт хороший специалист и совершенно не похож на рокового красавца. Хотя при чём тут это? Он же, кажется, оруженосцу место ночлега пытается придумать, да так, чтобы это не выглядело, будто Рокэ жалеет о вчерашнем предложении поселить его у себя. Предложил, не подумав, решил, что Окделл откажется… а тот не отказался ни в Фабианов день, ни в этот раз. Выходит, и к реке бегал, чтобы смыть пот и грязь и лишние запахи. Не будь Рокэ столь непривычен делить ложе с кем бы то ни было, мог бы даже похвалить. То есть он, конечно, делил, но до сих пор ни одна женщина при нём не умудрялась заснуть… Не значит ли это, что Ричарду Окделлу настолько безразлично его общество, что даже сон предпочтительнее? Рокэ сонно хмурится и пытается вспомнить, что такого он в последнее время делал, чтобы Окделла похвалить или, наоборот, оттолкнуть. Они не так уж и много разговаривают. Ричард никогда не задает вопросов, а Рокэ привык, что им интересуются активно. Рокэ зевает и зарывается носом глубже в подушку. Ричард пахнет мылом и речной водой, и горькими степными травами, бормочет во сне и сам прижимается к Рокэ. Возмутительно. К Курту, срочно к Курту. Завтра. Возможно.