Улетая с ветром

      Дверь старого покосившегося деревянного дома отворилась с характерным скрипом. По вечернему холодный ветер колыхал оторвавшиеся после дождя листья, не в силах оторвать их от земли. В доме было холодно и пахло сыростью, как в подвале. Пол под ногами был усеян мелким мусором и слоем пыли, будто здесь жил праздный дурак или немощный старик. Простенько обставленная кухня и всего одна комната — вот и весь дом. Было очевидно, что его обитатель очень стеснён в средствах. — Кто пришёл? — Послышался старческий хриплый голос из комнаты.       Незваный гость молчал, плотно поджимая губы. Он пришёл не по своей воле. Он не хотел приходить. Его совершенно не интересует состояние живущего здесь. Ему просто хотелось поглумиться над ним, посмотреть, в какое ничтожество он превратился, забрав себе чужую судьбу, насладиться его страхом перед смертью. Демон прошёл в комнату. Каждый шаг давался ему с трудом, будто он тянул за собой огромный груз прошлых обид и разочарований.       Зайдя в комнату, он сжал кулаки. Перед ним на кровати, укрытый грязными тряпками, сидел старик, совсем сморщенный, загорелый, как человек, проводивший много времени на улице, под палящим солнцем. Глаза его, некогда яркие и блестящие, потускнели, выцвели под напором навалившихся трудностей. Сам он был худой, так что кости рук были хорошо видны, а некогда румяные щёки ввалились. Жалкое зрелище. — Ах, это ты… — старик улыбнулся ему одними губами, части зубов давно не было, — Прости, я не могу встретить тебя нормально, в последнее время ноги стали отказывать.       Черновод молчал, сверля его долгим и тяжёлым взглядом. Он всё пытался разглядеть в образе старца миловидного юношу, очаровательного в своей глупости и наивности. Но того и след простыл: некогда яркие, словно бутоны роз, губы теперь стали совсем бледными, под глазами залегли тени, не было ни одного тёмного волоса среди серебряной седины. — Молчишь? Ну и правильно, ни к чему теперь слова. — Ши Цинсюань посмотрел на своё одеяние. Грязное и изношенное, с множество дыр и заплаток. Оно нисколько не было похоже на прежние великолепные наряды из самых дорогих тканей. — Ты жалок. — Наконец сказал Хэ Сюань. — Ты прав, жалок. — Старик безвольно кивнул головой. — Ведь ты же был Повелителем Ветра, а теперь живёшь в нищете, хотя мог бы сколотить состояние. — Я никогда не был Повелителем Ветра, — на лице Ши Цинсюань застыла печальная улыбка, — И никакое состояние мне не нужно. Достаточно того, что я смог прожить до этого момента, опираясь только на свои силы.       Несколько мгновений они провели в тишине, слушая, как шумит ветер за окном. Вечерело, но в крошечном домике не было ни одного источника света. — А всё же хорошо, что ты пришёл, Хэ Сюань, — Ши Цинсюань сделал акцент на его имени, будто говоря: «Видишь, я помню, что ты не Мин-сюн», — Это значит, что ты начал отпускать свою боль. — Просто пришёл, чтобы напомнить тебе, как ничтожна твоя жизнь даже с похищенной судьбой.       Старик горько усмехнулся, глаза его наполнились влагой, которую он тут же поспешил стереть рукавом ханьфу. Почему-то, когда рядом стоял по прежнему молодой Хэ Сюань, ему стало нестерпимо больно. Но плакал он не по своей ушедшей молодости, а по тому, что израненная душа его некогда товарища никак не найдёт покой. Черновод изобразил на лице отвращения, не в силах придумать другую эмоцию, которую стоит показать. — Я просто хотел быть твоим другом, — прошептал Ши Цинсюань. Когда-то к этому голосу прислушивались все в Небесных чертогах, а сейчас его едва было слышно. — Мы никогда не были друзьями. — В голосе ощущался холод, настоящая вьюга, столкнувшись с которой путник станет искать укрытие. — Как скажешь, — Ши Цинсюань снова улыбнулся одними губами, — А теперь смотри, во что я превратился: немощный старик, сморщенный, как сухофрукт. — Я всегда тебя ненавидел. — Сказал Черновод, чеканя каждое слово. Но что-то болезненно сжалось внутри, там, где когда-то билось сердце. Он всегда был таким. Всегда. С такой лёгкостью говорил бесцеремонные вещи. — Тебе лучше знать. — Ответил Ши Цинюань, не споря, но и не соглашаясь, — Жаль только, что мы не сможем состариться вместе. — Да что ты бред ты несёшь? Умом тронулся? — Ну, знаешь, у стариков порой такое бывает. Я немного не в себе, многое стал забывать. Да и нужно ли мне что-то помнить, раз мне недолго осталось? Разве не могу я позволить себе чуть больше на закате жизни? — Полоумный старик. — С отвращением сказал Черновод, чувствуя накативший страх. За столько лет жизни он успел забыть, что такое старение, как неумолимо утекают дни тех, кто не обречён на бессмертие. Сам от себя такого не ожидал: планировал увидеть страх в глазах Ши Цинсюаня, а в итоге испугался сам. — Прости меня, Хэ Сюань. Прости. — Повторял он, возвращая обоих в тот день, когда Ши Уду лишился головы. С тех пор они обменялись лишь парой фраз, даже не пересекались лишний раз. — Да что ты заладил со своими извинениями? — Каждый раз, стоило задеть тему, связанную с болезненным прошлым, Хэ Сюань начинал выходить из себя. Обычно сдержанный и молчаливый, он готов был кричать о своей боли, но никто его не слышал, — Думаешь, твоих извинений достаточно? Думаешь, я за этим пришёл?! — А зачем ты пришёл? — Эти слова могли бы звучать оскорбительно, если бы не искренняя тоска в глаза, — Ты забрал у меня всё. Мне нечего тебе отдать, кроме своих извинений и, разве что, веера. Он в той корзине.       Слабой подрагивающей рукой он показал за спину Черновода. Там стояла небольшая плетёная корзина, выполнявшую роль шкафа. Там были такие же грязные одежды, а внизу, спрятанный под грудой вещей, наверняка валялся тот самый веер. Последнее напоминание о некогда блестящей жизни. — Не нужен мне твой веер! — Хэ Сюань хмурил брови, мутным от злости взглядом смотря на старика. Ему казалось, что они ходят по замкнутому кругу и теперь вновь вернулись в начало дистанции: Ши Уду забрал у него всё, но Ши Цинсюань не мог ничего вернуть. — А что ты хочешь? — Будто что-то поняв, Ши Цинсюань улыбнулся, демонстрируя старческие морщины под глазами, — Я не смогу дать покой твоей душе, пока ты сам не отпустишь свои обиды. — Ты называешь это обидами?! — Хэ Сюань замахнулся, чтобы ударить старика, тот дёрнулся и залился хриплым смехом. Он был совсем не к месту, но немного успокоил Черновода.       Он ещё раз задумался о цели своего визита. Разве не хотел он поглумиться над ним в последний раз? Поругаться? Пригрозить? Всё не то. Хэ Сюань пришёл, чтобы отпустить своё прошлое. Ни он, ни Ши Цинсюань не были виноваты в случившемся. Виноват был только Шу Уду, но и тот давно мёртв. Но ведь даже месть не принесла Хэ Сюаню удовлетворения, оставив зияющую пустоту в душе, которую он теперь пытался заполнить с помощью его младшего брата. Так что же в конце концов ему надо? Чем дольше Хэ Сюань молчал, тем мрачнее становилось его лицо. Запутался. Он просто запутался, заплутал в лесу своих воспоминаний и лишь листок, гонимый ветром, мог вывести его оттуда. Но ветер давно не дул, много лет уже был штиль. Не сказав больше ни слова, он направился к выходу, гонимый неизвестным страхом. Уже у самого выхода его нагнал старческий голос: — Прости меня, Хэ Сюань.       Дверь маленького обветшалого дома захлопнулась с громким скрипом. Человеческая жизнь коротка, мимолётна, а душа живёт в постоянном волнении, век демона — долог и бессмыслен, зациклен на самом важном предсмертном желании, удерживающем душу в этом мире. Но главный виновник его неудач давно мёртв, разве то, что он делает сейчас — не глупость, не имеющая смысла? Скоро этот мир покинет ещё один участник тех событий. Так ради чего всё было? Хэ Сюань не знал. Душа демона вечно будет в смятении.