***
Выдворив родственников к месту трудовых подвигов, Кривицкий младший принялся за обещанную Ирине уборку кухни, между делом думая о том, чем займётся сегодня. Больше всего его напрягал вовсе не разговор с отцом. С этим он разберётся позже. Впрочем, разбираться особо не в чем. Будь он на месте отца, вёл себя также. Отец не располагает полной информацией, из-за этого делает неверные выводы. Поговорить же с ним Алексу пока не удаётся. Да и как можно поговорить, если он видел его за пару недель какие-то несчастные несколько часов. Какие разговоры, если отец может прийти с работы глубоко за полночь, или его могут дёрнуть посреди ночи на экстренную операцию? Грузить его проблемами сын не хотел. А проблемы действительно имели место быть. Прежде всего это, конечно, финансы. Алекс, завязав с путешествиями по всему миру и поисками приключений на свою голову, а чаще на пятую точку, и погрузился во фрилансерство, о чём отец даже не догадывался. Об этом узнала Ирина, когда она случайно застала его за переговорами с заказчиком. Но жена отца клятвенно заверила, что ничего не скажет своему мужу. Фрилансерство приносило деньги, но это была неполная занятость, и Алекс понимал, что ему хочется стабильность, какой-то определенности. С каждым днём он всё больше и больше убеждался, что хочет остаться здесь. В России, в Москве, с отцом и его Ириной. И Боцманом. А для этого нужна работа. «Может быть, действительно переговорить с отцом… Кажется, его очень беспокоит моё безделье. Или сначала довериться Ирине. Возможно, она что-нибудь посоветует. Дальше тянуть точно не стоит. Ситуация может стать критической, и её последствия могут быть необратимы». Так думал Алекс по пути на квартиру деда. Квартира деда была ещё одним камнем преткновения. По приезду Алекс узнал, что квартира деда после его смерти перешла по наследству к отцу, но в ней живут какие-то странные старички, именуемые коммунистами. Отец пытался договориться с ними, вступив в права наследования, но те и слушать ничего не хотели, уверяя Кривицкого-старшего, что это их территория и Геннадий не может рассчитывать на данную территорию. Пусть хоть он будет даже трижды наследник, квартиру они не отдадут. Она собственность компартии. Но здесь на помощь отцу пришёл появившийся как нельзя кстати сын. Подобных субъектов он повидал во всех странах мира. Неважно, какого возраста они были. Молодые или старые. Неважно, какое у них было образование. Высшие или подзаборное. Объединяло подобные людей одно – жажда урвать то, что плохо лежит. А в случае с квартирой деда - стоит. Отец ничего не знал о том, что Алекс совершил пару раз визиты вежливости к предводителям коммунистического движения, живущих на квадратных метрах его пращура. Своего деда по отцовской линии Алекс практически не знал. В Россию они с семьей приезжали лишь однажды, когда Шуня был ещё совсем мал, чтобы что-то понимать. Он помнил лишь одно: дед не пустил их даже на порог своей квартиры и разговаривал с ними через дверь. Тогда маленький Алекс не мог понять, к кому они пришли и зачем. Позже они встретились на нейтральной территории в парке Горького, куда Кривицкие приехали погулять всей семьей. Дед тоже приехал. Он снизошёл до разговора с отцом, и мать увела детей на аттракционы, пока мужская половина семьи решала свои проблемы. Спустя много лет в кабинете отца он нашёл папку с извещениями о денежных переводах и понял, что отец никогда не бросал своего отца, помогая ему финансово. Но тема московского деда была в семье после той поездки табу. Бабушка, мама отца, запретила упоминать сыну его имя и всё, что с ним связано, после очередного грандиозного скандала. И Геннадий Ильич больше никогда не упоминал имени своего отца. Но, как оказалось, в тайне от семьи поддерживал с ним отношения.***
- Наверное, я плохой сын. - Задумчиво рассуждал Кривицкий старший, шагая по дорожкам кладбища, когда Алекс попытался вытащить отца на откровения при посещении могилы деда. - Но я любил их обоих. Ведь они были моими родителями, а я их единственным сыном. Отец не простил меня, считая, что я предал его, родину и все то, чему он меня учил. Я не мог объяснить ему, что в СССР матери не помогут. Я мог ее спасти. Я должен был ехать, и я поехал. Разорвав все связи, и потеряв почти все в этой стране и многое в своей жизни. Мне пришлось многое начать заново в чужой стране. Но для него я был предателем. Хотя, если бы подобное случилось с ним, я бы, не раздумывая отдал бы всё, чтобы его спасти. В Израиль нужно было бы ехать или в Штаты. Они не понимали, что для меня они были оба дороги. Я разрывался между ними, а они этим пользовались. Алекс слушал внимательно и делал свои выводы. Отец знал, что такое боль, и не только физическая, но и душевная. - И он тебя так и не простил? – Алексу нужно было знать финал этой истории, длинною почти в жизнь. - Я не знаю. Мы так и не успели поговорить и поставить все точки над «i». Я вернулся слишком поздно. Полагаю, что всё-таки простил, если завещал мне квартиру, в которой я родился и где прошло моё детство. Но узнал я об этом уже после его смерти. Лично от него я этого так и не услышал. - Па, ладно тебе хандрить. Теперь уже ничего не изменишь и не вернёшь. Надо жить дальше. Всё будет хорошо. Правда? – наматывая поводок Боцмана на руку, произнёс сын, стараясь удержать собаку, которой хотелось продолжить прогулку, а не топтаться у чьей-то могилы. - Правда, сынок. – Геннадий похлопал сына по плечу дав понять, что откровения от него подошли к концу, - пошли. А то вон Боцман заскучал. И к возвращению Иры нужно успеть ужин приготовить.***
Разговор с отцом на кладбище прочно засел в мозгу Алекса. Он понял, что отец ни в том состоянии, чтобы переходить к решительным действиям по отношению к соратникам-коммунистам. Именно поэтому решил приложить всё своё умение и помочь ему с квартирой. И ему это удалось. Через пару недель приверженцы Ленина-Сталина покинули жилище наследника. Но история с наследством не была закончена. Пока Алекс мотался по странам, отец со своей женой на семейном совете, обсудив все возможные варианты, пришли к выводу, что квартиру отца нужно отремонтировать, после чего начать сдавать. Так она будет приносить деньги, а там видно будет. И сейчас в квартире деда уже какой месяц шёл ремонт. Бригада строителей не торопилась. Да и зачем? Контролировать их особо было некому. Деньги шли, и можно было попутно этому объекту калымить на других. Возможно, Кривицкие бы усилили контроль за происходящим, особенно Ира, но им было некогда по простой причине. Этой причиной был Склиф. Работа занимала львиную долю времени семьи, и бесконечные обещания бригадира, что к концу месяца все будет сделано, ослабляли требования будущих арендодателей. Когда Алекс впервые оказался на объекте, он ужаснулся. По факту ничего не было сделано. Бригадир, мелкий суетливый мужичок с бегающими глазками, пытался выдать желаемое за действительно и без устали повторял лишь одну фразу: «Не переживайте, хозяин», заискивая перед отцом. Прошла ещё неделя, но ремонт как будто достиг фазы глубокой заморозки. Поражаясь выдержки Кривицких в этом вопросе и не понимая, почему они до сих пор не вышвырнули бригаду, Алекс решил, что если он не приложит усилий, то застрянет на диване в квартире Ирины надолго. Хотя то, что он поселится в квартире деда, было довольно призрачной перспективой. Но ведь отец не выставит его за порог так же, как в своё время с ним поступил дед. Сегодня Алекс был настроен решительно. Его терпению пришёл конец. По-видимому, горе-работнички тоже понимали, что не смогут тянуть со сроками вечно. После недолгой перепалки на чисто русских трехэтажных выражениях и припугнув бригадира тем, что о их неквалифицированности Алекс распространит на всех платформах, мужичок без имени, но с отчеством Борисыч положил ключи на подоконник, подписал контракт о расторжении обязательств и довольно быстро покинули пределы так и неотремонтированного жилища. Алекс тщательно проследил, чтобы бригада не прихватила ничего лишнего и после того, как за последним рабочим захлопнулась дверь, он присел на стремянку и задумался: «Может, зря я это сделал. Как теперь отреагирует отец, если узнает? Наверное, пока не надо ему рассказывать. Может лучше посоветоваться с Ириной». Он понимал, нужно брать ремонт в свои руки, но на это нужны деньги. «Вернулись туда, откуда начали. Нужна стабильная работа. И жить нужно здесь. Так будет легче контролировать происходящее. Только как сюда переехать? Кажется, придётся немного поругаться с отцом и свалить. Благо, что он сейчас в таком состоянии, спичку поднеси - полыхнёт. Не хочется, конечно, ругаться. Но и планы свои выдавать ещё рано». Вечером за ужином он самозабвенно врал, что дела идут лучше некуда. Боцман, правда, так и будет припадать на заднюю правую. Но главное, что лапу ему сохранили. Ремонт в квартире деда продвигается семимильными шагами. Его ложь проскакивала, видимо, потому что Кривицкие были голодными и уставшими. Уплетая приготовленный Алексом не Бог весть какой ужин, Геннадий одобрительно кивал и, закинув в рот последнюю порцию салата, которую Ира попросила его доесть, произнёс: - Лёшка, а ты всё-таки подстригся. Ир, скажи, что ему так лучше, - он обратился к жене. Ирина, взглянув на пасынка, улыбнулась: - Лучше, что ты доволен. Просто удовольствие на тебя смотреть. Затем, обратившись к парню сказала: - Лёш, тебе так действительно гораздо лучше. Такой представительный молодой человек. - Так есть в кого, - рассмеялся Алекс, кивнув в сторону отца. И тут же сообразив в конце концов, что слышит какое-то странное обращение к своей персоне, поинтересовался: - А с какой это радости вы меня сегодня Лёшкой обзываете? - Тебе не нравится? – напрягся отец. - Да нет, прикольно. Всё лучше, чем Шуня, - вылетело у сына и поняв, что он брякнул лишнее, он осёкся. Помолчав, он спросил: - И чья идея? - Ира предложила. Ей имя Алексей нравится. - Сдал жену со всеми потрохами Кривицкий. - Ну, если тебя не устраивает, вернёмся к Алексу, - пообещала Ирина. - Я за! – Лёшка вскинул разом две руки, показывая, что он не против, и, посмотрев в упор на отца спросил: - Паспорт обязательно менять? - Охламон, - вздохнул Кривицкий и добавил, - поступай, как знаешь. Мальчик уже большой.