Вначале это смущает / shy beginnings

      Северус нерешительно поднимает взгляд. Его губы всего в паре дюймов от моих, но в мои планы не входит кража первого поцелуя. Конечно, если он сейчас согласится на предложенную авантюру, привычный порядок вещей нарушится. Но первый поцелуй не должен быть спонтанным. Ну… То есть иногда и так бывает. Но явно не наш случай. Не в той ситуации, когда человек объективно не готов. — И что ты предлагаешь? — полночные глаза все еще полны нерешительности, которую, как и другие эмоции, он тщательно старается спрятать. — Просто взаимная… притирка. Оба останемся в одежде. Никаких поцелуев. Прикосновения только через ткань. — Просто… — отзывается он, и его лицо снова каменеет. — Соприкосновение твоих нижних конечностей с моими. Я киваю, прежде чем добавить: — И, быть может, прикосновения к твоим соскам. — Мерлинова борода, подобное-то зачем? Резко задрав голову, он смотрит на меня широко распахнутыми глазами. Даже подобное — сильный толчок, выбивающий его из привычной зоны комфорта. — Потому что один из аспектов любви к другому — желание его трогать. Вообще везде. — Несмотря на хваленое самообладание, он опять краснеет; мне стоило бы прекратить испытывать удачу на сегодня, но в таком виде он великолепен. — Так, какого цвета твои соски? Коричневые, розовые? Готов поспорить, что, раз уж ты везде бледный, розовые. — На кой черт тебе нужно знать что-то подобное?! — даже тон голоса какой-то страдающе-надломленный, но и это очаровательно. — Потому что. Я думал о том, чтобы облизать их, слишком много раз. Так что хочу быть уверен, что представил себе все достаточно правдоподобно. Согласен на эксперимент?       Северус смеряет меня изучающим взглядом. Как мастер зелий, готовящийся к началу приготовлений, где придется препарировать живые ингредиенты. Невозмутимый и непоколебимый. Но маске меня не обмануть — даже сквозь нее я вижу правду. Он просто в ужасе. — И если я не оценю твоих стараний, мы больше не заговорим об этом? — Даю слово, Сев. Он шумно сглатывает. — Ладно. Только прикосновения. Ничего другого. — Конечно, Северус. Как ты хотел бы? — Откуда мне знать! Ты у нас эксперт в этой области.       На губах расцветает улыбка. Он и правда с ума сходит от стресса, но я счастлив, что, вопреки нервозности, он готов зайти так далеко ради наших отношений. Уверен, это много значит. — Я о том, предпочтешь ты мои прикосновения, пока сидишь в этом кресле, или нам лучше переместиться в твою спальню?       Северус собирается что-то ответить, но тут же закрывает рот, обдумывая представленные варианты. — Неприлично заниматься подобным в гостиной, но спальня ухудшает контекст, все становится слишком личным. — Я даю ему столько времени, сколько требуется, чтобы найти решение. — Здесь. Я бы предпочел остаться здесь. — Как скажешь. — Я убираю волосы с его лица. — И Северус. — Взволнованный взгляд черных глаз блуждает по моему лицу, что-то выискивая. — На тебя правила не распространяются — можешь делать, что захочешь.       Плавное движение темных прядей — единственное, что позволяет мне заметить совсем кроткий кивок. Знаю, что могу возбудить его. Это мы уже проходили, не понадобилось ничего, кроме слов. Сейчас же намерения немного отличаются. Эрекция — легко. А вот сделать так, чтобы он чувствовал себя комфортно, пока я его касаюсь, — задачка совсем другой категории. Думаю, одна лишь ладонь на ширинке — уже достаточный повод, чтобы он кончил, а момент был безвозвратно упущен. Северус должен потерять себя в удовольствии, увлечься настолько, чтобы позволить себе активно участвовать, а не просто поддаваться мне. Тогда он не сможет отрицать, что ему нравится.       Ладонями развожу его колени, освобождая себе пространство. Хотя Северус и обескуражен, почти в отчаянии, приказа остановиться не следует. С минимальным нажимом массирующими движениями я скольжу по внутренней стороне его бедер, время от времени приближаясь к паху, но не касаясь промежности. Тело отзывается на прикосновения, что вполне предсказуемо с учетом его привычки подавлять свои желания. — О чем ты думаешь, когда мастурбируешь? — Не думаю, — грубо отвечает он. — Никаких… одноразовых фантазий, которые ты используешь, чтобы кончить? — У меня не настолько… живое воображение, как у тебя. — Вполне объясняет, почему ты не получаешь удовольствия. Мастурбация хороша ровно в той степени, в какой хорош повод. Ты до этого не ответил — когда-нибудь представлял, как это делаю я?       Большой палец совсем безобидно, едва заметно касается его растущей эрекции, но я не придаю значения этому прикосновению, чтобы оно выглядело случайным. Его рука с силой впивается в подлокотник кресла. — Может быть… проскакивали подобные мысли… Но лишь пару раз.       Он отводит взгляд в сторону и… Блядь, действительно, сама невинность. — Ты пытался касаться себя, представляя, как я мастурбирую? — как можно мягче настаиваю на том, чтобы он продолжал говорить со мной. — Нет. Находил это… неэтичным. Непристойным. — Ага, мастурбация часто кажется чем-то грязным. Как и секс. Это ощущается лишь настолько хорошо, насколько ты сам можешь себе позволить. Если так сильно беспокоиться об этичности и уместности, трудно получать удовольствие от действия. Неуверенность в себе может испортить кайф. — Моя ладонь опускается между до боли напряженных лопаток. — Закрой глаза. Все, что от тебя требуется — расслабиться.       Терпеливо добиваюсь, чтобы Северус склонил голову мне на плечо. Всего на мгновение прислоняюсь виском к его шелковистым волосам — пахнет как пепел и сажа. Уверен, что не многие нашли бы этот запах дурманящим, но я — вполне. Северус — он весь как прививаемый вкус. Нужно время, чтобы дать ему раскрыться.       Поначалу многим неприятен, но как только привыкаешь к язвительным комментариям, настороженному опасливому поведению, трудно не испытывать стремления о нем позаботиться. Как бездомный кот, который избегает попыток ему помочь. Стоит подойти слишком близко — и он нападет, даже если нуждается в поддержке. Однако время и терпение творят чудеса: бездомный кот начинает доверять человеку и зависеть от него, пока не станет прирученным и домашним.       Стоило мне осознать, что я хочу Северуса, никто другой уже не мог оказаться достаточно хорош. Настолько силен был мой голод по нему. Ничто не могло утолить этой жажды.       Только запах, а у меня уже стоит.       До слуха доносится судорожный вздох, когда я прижимаюсь эрекцией к его бедру, но Северус не протестует. Лишь замирает неподвижно, словно статуя. Заключенный в мрамор, сдерживающий любые из его желаний, он предоставляет мне возможность высечь их, освободить из камня. Я прижимаюсь все увереннее, и он со свистом выпускает воздух сквозь зубы. Приятная тяжесть его головы на моем плече, едва ощутимое соприкосновение тел через одежду… Я продолжаю мягко жаться к нему, словно стабильная волна, под скользящим углом. Длинные пальцы сгребают мою мантию, но я не останавливаюсь. Потому что он не просил.       Как только давление усиливается, его тело рефлекторно поддается навстречу. Не думаю, что Северус осознает свою реакцию на прикосновения, и не собираюсь ему об этом говорить. Мы медленно движемся, склонившись друг к другу. Я слышу эти безуспешные попытки сдерживаться. В какой-то момент он резко подрывается навстречу, столкновение ощущается почти болезненно. Уверен, то еще зрелище — он, раскинувшийся в своем любимом кресле, и я, почти седлающий его, нависающий над ним. Густые черные волосы снова падают на лицо, но я не даю снова замкнуться в этом укрытии, убираю их в сторону, чтобы произнести: — С тобой так хорошо, Северус.       Обычно бледное лицо почти пылает. И я не успеваю заметить движение — неопытные губы резко врезаются в мои собственные. Наши зубы звучно ударяются друг о друга, прежде чем Северус в панике отстраняется. — Извини. Я не хотел… Не знаю, почему я… — Шшш… Не так, Северус. Вот так.       Я уверенно приближаюсь, прижимаюсь в подобии поцелуя, и, какое облегчение, он не отстраняется. Его губы напряжены, но мне нравится то, насколько это… застенчиво. Когда я приподнимаю его ноги, чтобы положить себе на плечи, спиной он глубже падает в кресло и скользит, приспосабливаясь к новому положению. На мгновение отмечаю, как нервно подрагивают его сжатые в нитку губы, но Северус позволяет мне нежно прихватить нижнюю и успокаивается.       Прижавшись полностью скрытым одеждой членом к его также упакованной в сто одежек заднице, — знаю, это невозможно, но готов поклясться, — чувствую, как он сжимается. Поэтому снова давлю на одно и то же место. Если бы не одежда, в таком положении я мог бы быть внутри него. Мысли отвлекают, но я стараюсь не игнорировать и поцелуй. Его сладкие невинные губы.       Северус отстраняется, чтобы глотнуть немного воздуха, и я даю ему этот краткий миг, прежде чем втянуть в новый поцелуй. Темные, такие глубокие глаза сейчас зажмурены. Мой язык скользит по его губам, между ними, и нерешительно они размыкаются.       Прекрасно.       Руки будто сами мнут его ягодицы сквозь плотную ткань брюк, и он рефлекторно начинает отвечать на мои толчки. Непристойный стон заглушает поцелуй, но когда Северус осознает, насколько активно участвует в происходящем, его глаза в панике распахиваются, предвосхищая скорую попытку отступления. — Не нужно, Сев, оставайся так. Не беспокойся о том, как реагирует твое тело. Оно знает, что ему нужно, — его губы уже почти распухли, но веки снова опускаются, а голова покоится уже почти внизу спинки кресла. — Твое тело точно знает, что ему нужно и чего оно хочет. Не нужно смущаться или стыдиться чего-то столь естественного. Расслабься. Для меня.       Притираюсь всем телом, как можно ближе, и на очередной поцелуй он отвечает сразу, приоткрыв губы. Просто превосходно. Северус даже не пытается бороться за доминирование, просто позволяет исследовать языком его рот в своеобразном танце, скольжении.       Насколько бы мне ни нравилось изводить его, провоцируя чувственную реакцию, я возвращаюсь к его промежности. Очевидно, как сильно его возбуждает то, что мы делаем. Настолько мягким и успокаивающим жестом, насколько я вообще могу, опускаю ладонь на его ширинку. Северус колеблется, но не просит остановиться, позволяя нежно оглаживать его сквозь кучу слоев ткани. Лишь немного отстранившись, я даю себе время насладиться тем, как звучит его тяжелое дыхание. — Как ощущения, Северус? Все еще переживаешь, что у меня не получится сделать это «особым удовольствием»?       В качестве ответа одной рукой он затыкает себе рот, стараясь приглушить вырывающиеся звуки. Я просто вжимаю наши тела друг в друга и, будь все проклято, он вскрикивает.       На его брюках расплывается стремительно темнеющее пятно. — Ты в порядке, Северус? Встречаться взглядом он избегает, но по крайней мере удостаивает кивком. — Уже поздно… Тебе стоит вернуться в свои комнаты. Сейчас. — Голос у него тоже… избегающий. — Разве у меня не вышло сделать так, чтобы тебе понравилось, Северус?       Его зрачки расширяются, но уже через секунду ничего нельзя прочесть ни по глазам, ни по выражению лица. — Как и… следовало ожидать. — Это не ответ, я спросил о другом. Ты переживал, что тебе не захочется делать это с другим человеком. Тебе понравилось? Ты бы хотел когда-нибудь повторить? — Гарри, пожалуйста. — Его обычно горделивое поведение как будто исчезло, он буквально повержен и сломлен. — Этот… беспорядок, мои брюки, это неудобно. Пожалуйста, оставь меня, чтобы я мог привести себя в порядок. Не могу анализировать и принимать решения в столь взвинченном состоянии. — Я хочу знать только понравилось ли. Больше ничего, Северус. Никаких причин уклоняться от ответа. Да или нет. — Черт подери, Поттер. Ты знаешь, каков ответ. Хватит использовать меня для подпитки своего эго!       Покинув комнату, он скрывается в спальне, закрывшись на замок, так что, очевидно, разговор окончен. Мы оба знаем, мне не составит труда вскрыть дверь, но дело не в этом. Это вопрос доверия. Сообщение простое — я не должен заходить. Так что не стану. В его комнату я не войду, но и проваливать не собираюсь. Не то чтобы по коридорам школы вообще стоило бы разгуливать с таким стояком.       Издалека доносится гул труб, с шумом течет вода. Северус сейчас принимает душ. Абсолютно голый. Мокрый. Он смывает с себя собственную сперму. Мерлин, само по себе от таких мыслей вообще стоять не перестанет… Он оставил меня возбужденным и тонущим в куче неясных размышлений. И на первый раз я легко готов простить его, из-за неопытности.       Расстегнув брюки, я позволяю им соскользнуть к лодыжкам и без особого нажима оглаживаю себя рукой. Северус кончил так быстро, но этого и следовало ожидать. Он поцеловал меня в тот момент, когда начал терять контроль.       Какой же невыносимый человек. Уверен, он будет избегать разговора о том, насколько мы были близки. Может, даже попытается избегать встреч со мной в целом.       Так нелепо — надрачивать себе в гостиной своего парня. Как только справлюсь с этим, уйду в свою комнату. Но в таком состоянии, как сейчас, черта с два.       Его тело было таким отзывчивым. Как будто умиравший с голоду, дорвавшийся человек. В какой-то степени так и есть. И в момент, когда пришлось вернуться с небес на землю, он просто сбежал. Может быть, со временем он освоит и эту новую территорию.       Я заставляю себя не растягивать процесс, а затем произношу очищающее, чтобы не оставлять следов, и привожу в порядок брюки, чтобы наконец уйти. Но прежде чем успеваю скрыться, Северус возвращается в гостиную.       На нем лишь ночная рубашка и боксеры, и мне еще ни разу не доводилось видеть его настолько раздетым. Очевидно, что мой заинтересованный взгляд доставляет ему дискомфорт. Также ясно, что он не ожидал застать меня, иначе бы приоделся как следует. — Ты еще здесь, — констатирует Северус. — Да. Собирался уходить. — Приношу свои извинения, — тихо бормочет он (учитывая, насколько ему претит извиняться). — Я был глубоко потрясен и повел себя… импульсивно. — Северус. Первый раз, когда я к себе прикасался, то кончил почти сразу. Счет буквально на секунды. Хочу сказать, для тебя это новый опыт, — я улыбаюсь так нежно, как могу только ему. — Что-то вроде кривой роста. Нужно время. — Я оставил тебя в таком состоянии… — Ты был на взводе. Гормоны скакнули. Как бы мне того ни хотелось, взаимности, я не особо рассчитывал. И давить на тебя не собирался. — Ты… — он отворачивается, изучая книжную полку. — Сам справился. — Ага. Делов-то. Он плотно зажмуривается. — Ты сказал, что стимуляция не так хороша без определенных извращенных мыслей… И я не могу не улыбнуться в ответ на это. — Северус, тебе что, интересно знать, что я представлял, пока дрочил?       Мой вопрос — прямолинейнее некуда. Когда в нем говорит неуверенность, формулировки становятся настолько обтекаемыми, насколько это вообще возможно, учитывая тщательный подбор слов. Но то, как я задаю вопросы, не оставляет места для недопонимания. Так что он либо скажет «да», либо «нет». Мой следующий шаг зависит от ответа. — Ты сказал, это естественно для… — он замолкает. — Сев, если хочешь знать, я расскажу. Все просто. Желание узнать не делает тебя извращенцем, как желание не знать не делает ханжой. Не нужно так напряженно это обдумывать. Ты хочешь, чтобы я рассказал, о чем думал, пока мастурбировал?       Его лицо искажает гримаса за секунду до того, как с языка срывается возмущенное и ядовитое: — Не заинтересован в столь бесполезном знании — что же привело тебя к необходимости полировать свою метлу в моей гостиной.       Снова пытается скрыть, что не чувствует себя в безопасности. Ладно. — Что ж… Мой партнер оставил меня с каменным стояком, ни с чем, тогда как его потребности были удовлетворены. И тем не менее мне доставляло удовольствие знать, что сейчас он отмывает с себя сперму. И я был, честно говоря, очень рад, что смог доставить ему удовольствие, что он даже кончил, не снимая брюк. — Северус хочет что-то возразить, но лишь закрывает рот. — Девственники невероятно очаровательны.       На последней фразе мой голос звучит нарочно снисходительно, и это срабатывает — Северус яростно краснеет скулами. Теперь-то очевидно, насколько это личная тема и как чувствителен он к любым комментариям. Не то чтобы мне и правда нравилось его дразнить. На самом деле его неопытность — это отдельный кинк, но Северус и в лучшие времена порой вел себя как настоящий ублюдок. — Лучше девственник, чем городской велосипед. — Его лицо искажено гневом. Я ухмыляюсь. Нервно-тревожная сторона этого мужчины — просто восторг, но влюбился я в другое. В точные едкие критичные замечания. — Должно быть, велосипед настолько хорош, что многие не удержались и решили прокатиться.       Рычит он на меня абсолютно непривлекательно, но я отвечаю лишь улыбкой. Крепко сжав мое запястье, он тянет меня в одну из внутренних комнат, в спальню. — Избавься от своей одежды и ляг на кровать, — спокойно констатирует он. — И что ты собираешься делать? — отвечаю я, продолжая ухмыляться. — Мы собираемся заняться сексом. Ты избавишь меня от бремени девственности, чтобы мы наконец покончили с этой частью. Самое время прекратить любые попытки дразнить. — Северус. Тебе не кажется, что это слишком быстро? Всего час назад тебя нервировало, что мы поцелуемся, — я стараюсь сохранять голос максимально нейтральным. — Твои прикосновения я не нашел отталкивающими. Никакого вреда мне это не нанесет. Сухое проговаривание фактов, но я-то вижу, в чем соль. Это обещание. И если я действительно причиню вред, даже не нарочно, то потеряю огромный кусок с трудом завоеванного доверия. — Северус, мы не будем заниматься сексом. Точно не сейчас. — Нонсенс. По твоим словам, ты заинтересован в подобной активности с моим участием. И был довольно исполнителен в желании обслужить других мужчин. Смею ожидать не меньшего. Когда я накрываю его ладонь собственной, Северус вздрагивает, хотя и старается скрыть этот факт. Так что я лишь тяну его к краю кровати, чтобы мы оба могли сесть. — Мы не будем заниматься сексом прямо сейчас. Я поддразнивал тебя, хотя и не должен был. Знаю, тебе не свойственно проговаривать такие вещи, но я немного тугодум, не как ты. Мне нужно все обсудить. — Северус отстраняется. — Я бы ничего не хотел так сильно, как раздеть тебя и всю ночь поклоняться твоему телу. Но ты просто не готов. Мы уже поставили рекорд — я тебя целовал. Помог тебе получить удовольствие. — Что же. Тебе не дозволяется покидать эту комнату, пока не буду… лишен этого, — отзывается он монотонно, но я игнорирую подобное громкое заявление, отметив, что услышал, лишь поцелуем в щеку. — Мое мнение о тебе не становится хуже по той лишь причине, что ты девственник. Я знаю, виноват, подначивал тебя, и понимаю, как ты сильно ненавидишь, когда так делают. Но на самом деле я и правда думаю, что это очень возбуждающе — твоя неопытность. И зацепить я тебя пытался, потому что в моменты, когда тебе сложно, ты начинаешь вести себя как придурок. Вначале открываешься, пытаешься довериться. И в тот момент, когда осознаешь, насколько уязвимым это тебя делает, тут же нападаешь на ближайшего человека. — Я лишь… Мне не доставляет удовольствия мысль о том, чтобы оставаться девственником. В крайней степени унизительно. — Нежелание быть девственником — хреновая причина для секса. Как минимум это недостаточно веская причина для меня, чтобы… забрать подобное. — Но, Мерлин, как бы я хотел. — Тебе поцелуи все еще не комфортны. Я бы просто не смог тебя подготовить. Он заметно сглатывает. — Что ты подразумеваешь? — Я не особо пользуюсь магией в постели. Мой любимый метод подготовки — римминг. Северус склоняет голову на бок. — Римминг? Я улыбаюсь ему так нежно, как только могу. Святая невинность. — Ага. Собираюсь засунуть язык тебе в задницу и всю вылизать. Вот теперь его щеки абсолютно точно приобретают красный оттенок. — Отвратительно! — Вовсе нет. Пиздец как горячо. В какой-то момент это настолько круто, что у тебя словно внутренности плавятся. Но свою позицию я пояснил — не особо ты согласен с подобным положением дел, так что секса не будет. — Я не стану возмущаться. Северус откидывается на спину. Я прижимаюсь ладонью к его щеке, пока другой рукой убираю волосы с его лица. — Ты краснеешь просто от того, что я произношу это вслух. — Гарри, — он избегает моего взгляда. — Моя девственность задержалась на куда больший срок, чем мне бы хотелось. Даже если тебе безразлично, меня это беспокоит. Постыден сам факт, но не менее постыдно от этого чувствовать себя неполноценным. — Его пальцы сминают ткань моей рубашки. — Я прошу лишь… — А глаза плотно зажмурены. — Займись со мной любовью. Пожалуйста. И это совсем против правил. — Северус, давай ты не будешь торопиться. — Взяв его за руку, тяну лечь на меня, и на мгновение он напрягается, но заставляет себя расслабиться. — Я год ждал возможности тебя поцеловать. И умею быть терпеливым. Я не собираюсь внезапно прекратить отношения, если ты об этом беспокоишься. — Нет. Ты поставил меня в известность о своей одержимости моей персоной, даже если сама идея смехотворна. Я не обеспокоен по поводу возможной утери интереса. Уже было продемонстрировано, насколько я скучный и едкий человек, но приходить ты не перестал. Сомневаюсь, что существуют какие-то способы прогнать тебя, задержавшегося так надолго. Я никогда не буду чувствовать, что готов. — Тебя даже стимуляция сзади особо не интересовала. Если бы мы занялись сексом сейчас, было бы больно. Да, я хочу. Но не спеша. Не так, чтобы первый секс, болезненный и неприятный, навсегда привил тебе опасения. Это бывает больно, но мы же оба заинтересованы в том, чтобы как можно меньше. — Северус отводит взгляд. — Предлагаю просто медленно начинать с ознакомления с подобного рода практикой, чтобы себя не насиловать. Он позволяет мне успокоить его, и остается лежать в той же позе, наблюдая, как я укладываюсь рядом с ним, лицом к другому концу кровати. — Северус. Хочу тебе отсосать. Тебе вообще ничего делать не надо. Если идея так себе, то не настаиваю. — Разве это не грязно? — неохотно отвечает он. — Мне не понять, почему тебе вообще может хотеться подобного. — Потому что тебе это понравится. А если тебе будет хорошо, значит ты будешь издавать кучу звуков, которые я раньше не слышал. И вообще. Уверен, на вкус ты вполне себе. — Поттер, ты самый странный человек, которого я когда-либо встречал. — Просто здоровый и пылкий мужчина. Когда я рядом с кем-то, кого люблю, конечно — я возбужден и хочу делать кучу извращенных вещей. У меня и других фантазий хватает. Он долго молчит, что-то напряженно обдумывая. — Неужели действительно приятно, когда тебя вылизывают там? Лестно осознавать, что скрывать свою непорочность он больше не пытается. Мой рот всего в нескольких дюймах от его уже прослеживающейся эрекции. — Северус, ты хочешь, чтобы я показал, как это ощущается?       Не хотел так демонстративно облизывать губы, но не терпится попробовать его на вкус. Я чувствую, как он тянется и осторожно поглаживает меня через брюки. Выпуклость в его белье уже слишком заманчива. — Гарри, — он делает паузу и выдыхает, — это смущает. — Он настолько хорошо скрывал, насколько неопытен, что теперь такая открытость почти обескураживает. — Мои знания о близости с другими или даже об интимном с самим собой слишком малы. Изучение своего тела никогда не было задачей… достаточно комфортной. — Что тебя смущает? Что я могу разглядывать твое тело? Или что я слышу тебя? Или о твоей «свободности» доставить удовольствие мне? — Он замолкает, отказываясь снова демонстрировать тот же уровень откровенности. — Северус, ты вообще в наших отношениях не должен быть «уверен» и обладать доскональным знанием. Я бы хотел тебе отсосать, для начала. Потом, когда ты будешь достаточно расслаблен, попробовать римминг. Он снова касается ладонью моего паха. — Ты хочешь, чтобы я… — Уже сказал, Северус. Ты можешь делать все, что захочешь. Если тебе так проще, просто закрой глаза и позволь мне самому обо всем позаботиться. Но если хочешь меня трогать, пожалуйста. Всё что угодно, Северус. Он кивает. — Думаю, что готов к… — он зажмуривается, прежде чем продолжить. — Отсоси мне. Звучит как молитва на жертвоприношении.