Прочь из моей головы

Бестелесная, невидимая душа Эммы, освободившись от бренной оболочки, взметнулась в небеса и оттуда наблюдала движение жизни, как неумолимо и неизбежно все приходило в упадок, гнило и превращалось в пыль, но потом сквозь пыль пробивались ростки зелени. Жизнь продолжалась, может быть, изменилась ее форма, но жизнь была так же прекрасна, как и в день Сотворения. Эмма кружила над миром, получая столько информации, что человеческий мозг не мог бы с ней справиться, ее постичь, но Эмма была не человеком, но духом, и она питалась Знанием, и оно давало ей силы. Вскоре Эмма встретила другого духа, она не увидела его, но почувствовала его присутствие, его вибрации. Соединившись с ним, войдя с ним в единый ритм гармонии, Эмма испытала ни с чем не сравнимое блаженство, было оно во много раз сильнее любого земного наслаждения. — Регина! — подумала Эмма, впрочем, имена теперь ничего не значили. Имена теперь не принадлежали им. Они были вместе единым организмом, и, соединившись, они не теряли целостности, но были гораздо большим, чем простая сумма их отдельных энергий. Внутри был бесконечный космос, не холодный и не мертвый, а теплый и живой. Чувство, которое они испытывали друг к другу, было не просто любовью, было больше любви, было полным принятием и самой осознанностью. И вместе они творили миры, сказочные, яркие, полные волшебства и счастья, и было все это похоже на сон, это и было сном, и надо было возвращаться к своему земному существованию, ведь миссия их воплощений еще не была закончена. Стоило только подумать об этом, — как Эмма вновь оказалась на карусели. Из груди торчал кинжал, и Эмма вытащила его, но теперь на нем не было ни крови, ни ее имени. Смерти тоже не было, вместо нее на лошади, ставшей белой, сидела златовласая девочка с подсолнухом в руках. В ней Эмма снова узнала саму себя. Эмма почти ничего не помнила, из того что узнала за пределами жизни, а даже если бы и помнила — она бы все равно не сумела все это точно воспроизвести и передать другим. Но сердце ее было переполнено благодарностью и восторгом. Теперь карусель двигалась против часовой стрелки, и время стремительно бежало назад. Эмма молодела, и тело ее наливалось силой и красотой, ее волосы золотистой волной спадали на расправленные плечи, распрямилась спина, и руки стали целыми, крепкими. Метка обновилась, и самоцветы на короне сияли еще ярче. Карусель кружила, и вместе с ней кружилась и сцена, на которой все это и происходило. Регина все еще сидела на троне, обвитая ветвями яблони, а Киллиан отбивался от актеров.