*/*
— И, таким образом, мы учредили День Великой Памяти, — бодро закончил Министр, — потому что Праздник Памяти есть, Праздник Всего Великого – тоже, а вот про это мы как-то забыли. С минуту они помолчали, слушая, как Светлые под окном затянули очередную частушку, в который Глупый Темный (один из главных лирических герой светлого фольклора), подозрительно похожий на нынешнего Императора, перепутал правый и левый ботинок и сломал обе ноги, а Сердобольный Светлый (самый главный лирический герой светлого фольклора) сочувственно плюнул ему на макушку. Потом Его Темнейшество прокашлялся. — Это, конечно, хорошо, — помявшись, сказал он, — а как это поможет нам в текущей… ситуации? Министр посмотрел ему прямо в глаза. — Никак, — честно признался он. — Нам даже небо не поможет. Кстати, я подаю в отставку. Чао-какао. И, щелкнув пальцами, испарился. В зале, насквозь продуваемом сквозняками — даже магия не помогала — их осталось трое. Они посидели какое-то время в тишине, думая каждый о чем-то своем. Снаружи продолжалось веселье. Они поперемигивались. Его Величество почесал мерзнущий нос. Небывалая экспрессия с его стороны в свете последних двух недель, надо заметить. Его генералы мялись на стульях, не зная, как начать разговор. А потом огромный, тяжелый, позолоченный канделябр со стоном покачнулся и рухнул на дубовый стол, разнеся его в щепки. В расписном потолке показался кусочек неба. Его Темнейшество шевельнул рукой, и лежащие в углу доски со свистом прилетели к дыре, кривенько ее заделывая. В оставшуюся щель моментально просунулся любопытный драконий нос, который не пустили на совещание при причине излишней наглости. Нос обижался и шумно шмыгал. Он-то, вообще-то, мнил себя вторым существом в Империи. Темный Властелин сжал губы. — Они уже взяли столицу? — спросил он, нарушая тишину. Два его генерала переглянулись. — Нет, — произнес один, — но теперь точно возьмут. Нас предал Чифую, — и он скукурузил такую рожу, что у Властелина ёкнуло что-то внутри. Ну, понять человека можно. Тут не только служебные проблемы, но и разбитое сердце. Император состроил сочувствующую (и слегка кособокую) харю. — Баджи, — спросил он так мягко, как только мог, — что случилось? Баджи Кейске, Левая Рука Темной Империи, поправил темные волосы, отряхнул ленту с орденами на груди и шумно втянул воздух, сдерживая поток непролитых слез. — Такемичи Ханагаки, — просипел он и рухнул головой на то, что осталось от стола. Темный Властелин сочувствующе крякнул. Что-то глубоко внутри его темной, склизкой, мелочной душонки привычно зазвенело от нездорового, нечеловеческого восторга: кожа на руках покрылась мурашками, сердце быстро забилось, в паху сладко затянуло. На лице, однако, не дрогнул ни единый мускул. — Ублюдок, — сказал он просто для того, чтобы уберечь самого себя от позорного, не солидного писка, — чтоб ему провалиться! «Куда-нибудь, где мягенько и безопасно», — додумал Его Темнейшество ангельским голоском. Правая же Рука Темной Империи, здоровенный блондин со странной прической и гербом, набитым на виске, сморщился, как от зубной боли. — Сколь жестоки были пытки? — мрачно спросил Кен Рюгуджи, в простонародье известный как Дракен. Баджи вскинул бровь, открывая лицо от столешницы. — Пытки?! — истерично завопил он. — Да он его пальцем не тронул, они просто…просто… разговаривали! А потом легион Чифа сложил оружие и добровольно сдался в плен! — Кейске безумными глазами уставился на своего Императора. — Вот что он такое мог ему сказать, а?! — Очевидно, то же самое, что и Пачину, и Пеяну, и Хаккаю, — мрачно изрек Дракен, — а что случилось с Мицуей, мы до сих пор не знаем. Надеюсь, он хотя бы жив. Баджи тем временем закончил рвать на себе волосы (которых осталось не так много — нервничали в последнее время все) и пошел портить позолоченные гобелены, ворча что-то нецензурное. Повелителю Тьмы это не понравилось: во-первых, на половине тканей были написаны портреты его какой-никакой, но родни, а во-вторых, тряпками было очень удобно затыкать щели в щербатых стенах, из которых нещадно дуло. Цистит, надо признать, оказался очень коварной и мстительной болезнью, избежать которой не получалось, будь ты хоть трижды Императором Тьмы. Его Темнейшество кашлянул, привлекая внимание (и потому что был перманентно простужен последние полмесяца, с тех пор, как началась осада) и торжественно изрек: — Не печалься, друг мой, — Баджи удивленно оторвался от гобелена, в который, очевидно, собирался то ли поплакаться, то ли высморкаться, то ли все вместе. Двоюродный дядя бабки-его-прабабки, запечатленный на ткани, бился в припадке. — Во всех королевствах известна злокозненная магия Такемичи Ханагаки, а его пронырливость и лукавство не знают обозримых пределов. Я не виню нашего маленького, храброго Чифую. Уверен, он действовал из искренних побуждений. И мы, — Темный Властелин едва подавил истеричный смешок, — обязательно спасем его. Воцарилась тишина. Несказанное «кто бы нас спас» повисло в воздухе. Родственник на гобелене подавился слюной и беззвучно заржал, вытирая слезы. Его Темнейшество испытал жгучее желание присоединиться. Генералы выразительно переглянулись. Император Тьмы, по идее, не должен был этого заметить, поэтому тактично отвел глаза на дыру в потолке: там Бабу, отчаявшись втиснуть в зал хотя бы нос, пытался вмешаться в ход совещания с другого, менее живописного своего конца, но пока тоже терпел неудачу. Генералы тем временем продолжали пришиблено друг на друга пялиться. Его Темнейшество грешным делом подумал, что если и армиями своими они командовали с такими же выражениями лиц, то это, вообще-то, многое объясняет. Наконец, Дракен громко вздохнул. — Ваше Превосходительство, — начал он издалека, — мой великий, всемогущий Император, мой дорогой, добрый друг. Дело в том, что…как бы сказать… перспектива нашей победы… — Далека… — подхватил Баджи. — Туманна… — Зыбка… — Призрачна… — И, вероятно, заглотим мы по самые гланды, —закончил Его Темнейшество, поправляя беззастенчиво сползающий на уши Венец Власти. Генералы грустно крякнули. Император Тьмы тяжко вздохнул и скрестил руки на груди. К этому разговору он готовился последний месяц. — Тогда слушайте мой приказ, — изрек он самым серьезным своим голосом, отчаянно пытаясь не гнусавить, — завтра на рассвете вы покинете Цитадель и уведете с собой все население столицы, которое согласится уйти. Баджи, ты пойдешь в горы, — он посмотрел в глаза друга, — там скрывается партизанское движение и Совет Старейшин. Твоя задача — покинуть Темные Земли с минимальными потерями. Сохрани наш язык (на котором мы не разговариваем последние семь веков, пользуясь интернационалем), нашу культуру и традиции, все, что сможешь, вплоть до анекдотов. И Министра Экономики с собой забери, сил моих больше нет, — и Его Темнейшество торжественно замолчал. В противовес своему Властелину, Баджи Кейске молчать не собирался: он вытаращил глаза и открыл рот, вспоминая все цензурные слова, которые знал, — а знал он не очень много, честно говоря, предпочитая междометия и старческое (зато выразительное) кряхтенье. Но, предвидя хитрый (и громкий) маневр своего генерала, Повелитель Тьмы вскинул руку, призывая заткнуться и внимать. — Дракен, — он повернулся ко второму другу, который усиленно прикидывался ветошью, — тебе я доверю самое дорогое, что осталось у меня в этой жизни. Бери Леди Эму и скройся в Светлых Землях: забудь наш язык (на котором мы не разговариваем последние семь веков, пользуясь интернационалем), нашу культуру и традиции, вплоть до анекдотов. Живите счастливо, мирно и полюбовно, а если она попробует выгрызть тебе печень — смирись и терпи. Надо отметить, Кен Рюгуджи знал больше цензурных слов, чем его товарищ по оружию. — Что значит – «если»? — Спросил он с самым своим убитым выражением лица. — Леди Эма оторвет мне яйца и засунет их в глотку уже в тот момент, когда я заикнусь о том, чтобы покинуть Цитадель. Ваше Темнейшество, — он чуть ли не плакал, — сжальтесь. Давайте хотя бы вместе ей об этом скажем, я же это… жить еще хочу, вот. Темный Властелин понимающе, тепло улыбнулся. — Как ползать к ней в покои, так ты первый был, — он выразительно вскинул бровь, — а ведь я предупреждал, что женщины из рода Повелителей Драконов страшнее, чем чума, смерть и понос вместе взятые. Так что, друг мой, в добрый путь. Не забудь трехтомник анекдотов — им, в случае чего, можно отбиваться. Дракен закусил губу, издавая звуки отчаяния. Но сердце Его Темнейшества было подло и безжалостно, поэтому даже не дрогнуло. — А чем ты будешь заниматься? — Спросил верный, но туповатый Баджи, который вот от слова «совсем» не хотел становиться лидером Темных беженцев, но признавал, что судьба Дракена раз в семь страшнее, и потому не отсвечивал. Его Темнейшество возвел очи горе и несколько минут рассматривал длинный драконий хвост, который все-таки пролез в дырку и, как маятник, раскачивался под потолком. А вот толстый чешуйчатый зад не пролезал, к всеобщей радости, и дракон возмущенно пыхтел, напоминая очень большой самовар. — А я, — дрожь пробежалась по рукам, — останусь в замке и достойно приму смерть от рук Такемичи Ханагаки. И едва подавил полный экстаза писк.-/-
Такемичи Ханагаки был светом в сердцах обездоленных людей. Параллельно с этим — предметом мокрых желаний половины Светлой Империи, половины Темной Империи (что тщательно скрывалось) и, по иронии судьбы, конкретно одного Темного Властелина (что тоже скрывалось, но с переменным успехом). Такемичи Ханагаки было двадцать семь лет, по происхождению он был человеком, хотя особо умные утверждали, что в предках у него были и кролики, и ангелы, и суккубы, и даже один водяной (откуда всплыла эта информация, не уточнялось). Такемичи Ханагаки был Первым Рыцарем Светлой Армии, любимчиком Леди Хинаты, по слухам — будущем ее супругом. Императрица Светлых Земель души не чаяла в юноше: позолоченные доспехи, белоснежные скакуны, мечи, украшенные сапфирами, поместье в лучших угодьях Империи Вечного Солнца, лучшие маги и философы в качестве учителей и друзей, словом, бесконечная, истинно светлая милость. Такемичи Ханагаки не отставал: преданный, отважный, честный и благородный, он вел Светлую Армию за собой последние несколько лет, и теснил поганых Темных по всем фронтам. Такемичи Ханагаки был обладателем копны темных волос, подтянутого, стройного тела, очаровательной улыбки и невероятных бездонных голубых глаз, которые заставляли трепетать даже самых отпетых негодяев. Такемичи Ханагаки был национальным героем и символом нового мира. Естественно, его светлый лик печатался почти во всех журналах и газетах, которые были на территории ДвуЗемья, и вызывал приступы слез и соплей у особо впечатлительных фанатов. И, разумеется, один такой задрипанный плакатик висел и в спальне Его Темнейшества. Такемичи Ханагаки не был великим магом, непревзойденным мечником, не был тактиком, стратегом, полководцем, хитрецом или последним гадом, — но было в нем что-то такое, что заставляло людей складывать оружие при одном только его появлении. Он часто проигрывал, падал, отступал, но никогда — никогда! — не сдавался. И, разумеется, он плакал. И плакал так, что у людей подкашивались колени. Одна только фотография плачущего Такемичи Ханагаки заставляла тираж газеты вырасти в четыре раза; некоторые ставили карточки с Рыдающем Рыцарем около икон, домашних растений и прикладывали к больным родственникам: вдруг сработает. А некоторые — Темная Цитадель, четвертый этаж, Красные Покои, — бессовестно запускали руки в штаны, пряча потом свою коллекцию карточек из «Магического Вестника» (семнадцать изображений, четыре плачущих Ханагаки, один, золотой, без доспеха) в учебники по темной магии. На самом деле, Его Темнейшество и Плачущего Рыцаря связывала почти романтическая история. Тогда его звали просто Манджиро, для семьи — Майки. Тогда он был третьим наследником императорского рода Сано, молодым Всадником с собственной противной ящерицей, которая даже летать не умела. Тогда он целыми днями носился со своими друзьями по Цитадели, нервируя отца и умиляя мать, тогда он приставал к старшим братьям и к многочисленным слугам, учился простейшей магии и регулярно наведывался в сокровищницу, чтобы поиграть знаменитыми проклятиями реликвиями. Тогда он был счастлив. Тогда же кронпринц, его старший брат, в один из беззаботных вечеров сказал: — Война со Светлыми Землями идет почти четыреста лет, — он почесал свой темный затылок, — когда я стану Императором, я приложу все усилия, чтобы остановить ее. Младший принц, игравший у ног брата в солдатики, вскинул свои черные глаза и уставился на родственника так, будто тот только что родил… ну, как минимум, родил. — Но, Шин! — Воскликнул он. — Ты же путешествовал по Светлым Землям под прикрытием! Ты же знаешь, какие они: жестокие, злые, жадные, напыщенные, грубые и омерзительные! Кронпринц наклонился к уху брата и прошептал: — Слушай, что я скажу тебе, и запоминай, — он весело подмигнул, — этого я еще никому не рассказывал. Младший подобрался, откладывая игрушки подальше. — Я встретил человека, — произнес Шиничиро Сано, будущий Властелин Темной Империи, — невероятного, храброго Рыцаря, сердце которого было чистым и ярким, как алмаз. Он умеет любить и верить. Он принесет мир в наши земли. Брат мой, — торжественно сказал он, — я встретил Такемичи Ханагаки — юношу, способного поменять ход истории навсегда. Так и началась их Великая История. А потом была чума, забравшая родителей. А потом — родовое проклятье, сожравшее брата и половину Темной Армии. А потом — наступление Светлых, бесконечные бои и поражения, стенания и боль. А потом пропали драконы, а вместе с ними и второй принц Империи. И тогда он взошел на трон. Сейчас ему было семнадцать, он был Темным Властелином, Повелителем Темных Земель, Последним Драконьим Всадником, Верховным Темным Чародеем, Страхом и Гнетом ДвуЗемья. У него был Дракон, Цитадель, верные друзья, младшая сестра, ответственность перед Темной Империей и нездоровое увлечение Рыцарем соседнего королевства. Но вскоре история поменяется, как и завещал его брат. Вскоре Последний Темный Властелин погибнет от руки Светлого Рыцаря, тем самым навсегда принося мир в их земли. Главное, в последний момент не опозорить весь свой род, спустив в штаны от восторга.+/+
Вообще-то (об этом не знал никто, кроме Бабу, да и тот свой любопытный нос просто сует в самые неподходящие места), Его Темнейшество с самого детства тянуло к чужой культуре. Проявлялось это в любви в кухне, истории, литературе и… к ботанике. Однажды, в далеком прошлом, он открыл, что, помимо кореньев, ягод и грибов, Мать-Природа дает не только кармический подсрачник в виде родового проклятья, но и сладкие, разноцветные плоды, растут которые, разумеется, в Светлых Землях. А почему? Потому что Светлые самими небесами поцелованы в задницу, умницы, красавицы, Герои с большой буквы, и вообще их призвание — свергнуть мировое Зло в лице его, Темного Властелина, персоны. А в перерывах между своими подвигами они чавкают фруктиками. И делают из них сладости. И разные пасты, которые мажут на вкусные булки. И чай с ними пьют. И сушат. И консервируют. И даже в вино добавляют. А он, Темный Властелин, давится горькой брусникой. А, вообще-то, тоже хочет фруктиков. У него есть дракон, замок, Империя, а про персики он только в книжках читал. Несправедливо. Поэтому Его Темнейшество начал развлекаться. Купцы (подкупленные, разумеется) привозили ему семена, травы, коренья, словом, все, что можно было засунуть в землю и ждать чуда. Чуда не происходило: позже выяснилось, что почву еще необходимо удобрять, чтобы она соизволила что-то из себя выдавить. Таким образом, днем Его Темнейшество изображал из себя кровожадного, мудрого, жестокого правителя, а ночами пытался смириться с фактом, что на его фруктики необходимо выливать ушат говна ради их же благополучия. Тусовалась его ботаническая лаборатория в Северной Башне, куда исторически никто не хотел подниматься по причине 758 крутых ступенек. Повелитель Тьмы, однако, пролетал их чуть ли не галопом. Там же он хранил книжки по садоводству, которые удавалось добыть, образцы почвы, семена, сорняки и три бочки дерьма Бабу (ох как знатно охренел дракон, когда его Всадник попросил покакать «в мисочку» первый раз). К слову, успехи у Повелителя Тьмы были. Он самостоятельно вырастил яблоки, сливы, клубнику, что-то, отдаленно напоминающее груши (почему они получались оранжевыми, никто объяснять не хотел), были даже поползновения в сторону апельсинов, но, к сожалению, пока неудачные. Цветочки и всякие кустарники тоже обосновались в Башне: Эма радостно пищала, когда Дракен заполз к ней через окно с розой в зубах (Его Темнейшество подогнал по доброте душевной). А потом началась осада, и все его зеленые друзья сдулись и стухли, покидая его в столь жестокий час. Вообще-то, его час тоже уже был близок: Светлые под стенами шептались, что Слезливый Рыцарь вот-вот покинет Священные Земли и отправится к Цитадели. Его Темнейшество чуть из окна не выпал, подслушивая их разговоры; потом он час прыгал по своим покоям, пытаясь справиться с дрожащими ногами и нездоровыми восторженными воплями. Потом более менее успокоился и прикинул: жить ему осталось максимум неделю, а значит, следовало оторваться по полной. Баджи и Дракен обосновались в столице. Вытащить Леди Эму дальше пока не получалось: она вцепилась зубами в решетку на Главных Воротах и рычала, размахивая руками и ногами. Храбрые генералы подходить к ней боялись, и потому засели в выжидательную позицию, трагично хлопая глазами и потешая народ. Возможно, его друзья и сестра не могли смириться с его скорой гибелью, и потому не хотели уходить; но, вообще-то, шансов на чудо не было никаких. Думать об этом было грустно, и Его Темнейшество выбрал лучшую тактику — не думать. Слуги почти полностью покинули Цитадель. Светлые разбили лагерь прямо у рва, беспрестанно пьянствуя и горланя песни. В столице начинались волнения. А вот из забродивших фруктов получилось прекрасное вино, и впервые за месяц Темному Властелину было тепло и весело. Жизнь казалась почти прекрасной: он залепил гобеленами почти все дырки в Цитадели, топил (и взрывал) камины, ходил полуголым, дразнил Светлых, отдал Бабу все игрушки из сокровищницы (на которые дракон моментально уселся и раздавил своим толстым задом), горланил песни и отказывался трезветь. Добрался до порнографической секции родовой библиотеки, практиковал некромантию, магию крови и приворотные зелья (практиковался на лягушках, потом с ужасом смотрел на оргию с участием живых и не очень квакушек), попытался гадать на драгоценных камнях (минус колье прабабки), украл из покоев Леди Эмы все любовные романы (непристойно визжал, когда сэр Генри трогал Сэра Ричарда там («Боевые поля нашей любви», девятая глава, 241 страница)), сползал в город, одарил бедняков, сбежал обратно в Цитадель (Леди Эма почуяла его сестринским сердцем и шла вершить месть), высовывался по пояс в окно и, кажется, показывал Светлым зад (плохо помнит, добрался до второй бочки вина, что получилась несколько крепче, чем он рассчитывал), и, конечно, выращивал свои кусты. Завещание написать не получалось. Существование Леди Эмы требовалось скрыть, а больше-то у него никого и не было, так что в итоге он остановился на просьбе не разрушать Цитадель, сохранив памятник истории, и не устраивать гонения на Темных. В чистоту сердца Такемичи Ханагаки и его доброту он верил безукоризненно. Прошло дней пять, среди Светлых нарастало ликование и какой-то предвкушающий ажиотаж, и, подслушав очередной разговор, Его Темнейшество узнал: за ним придут завтра. Завтра он умрет. (ЗАВТРА ОН ВСТРЕТИТ ТАКЕМИЧИ ХАНАГАКИ О СВЯТЫЕ НЕБЕСА–) Он побрился, подстриг ногти, почистил зубы (раз семь), причесался, нагладил мантию, наполировал все драгоценности, ордена, перекинул через грудь серебряную ленту и нацепил Венец Власти. Потом вспомнил, то его Цитадель похожа на помойку — а он очень хотел произвести хорошее первое впечатление (для знакомства с кумирами это важно) — и полдня начищал коридоры и залы до блеска, вспомнив всю клининговую магию, какую знал, и отчаянно обмахивая затянутые паутиной углы пипидастром вручную, потея и чихая. Приготовил ужин и пару сладких угощений, оставив записочку, что и как нужно разогревать (на тот случай, если гости проголодаются, а его уже убьют). Вечерело. Делать было нечего. Оставшийся бочонок с вином манил, книжки приглашающе шуршали страницами. Немного подумав, он плюнул и уполз в Северную Башню, где принялся проживать последнюю ночь своей жизни. Проживалось очень даже с огоньком, потому что где-то в половину второго (и на середине бочонка) он встретил ЕГО. Любовь всей его скорбной, короткой жизни (после Такемичи Ханагаки, разумеется) смотрела на него со страницы книжки по ботанике и заискивающе сверкала полосатым боком. — Размером с драконье яйцо, Бабу! — орал он двадцатью минутами позже, разбудив своими воплями перепуганного дракона, который сладенько дремал в своей сокровищнице. — С яйцa, которые ты отрастил, а должен был снести! Бабу возмущенно засопел и обиженно отвернулся, попытавшись сбить не совсем адекватного хозяина с ног хвостом. Хозяин ловко подпрыгнул, увернулся от хвоста и подскочил к драконьей морде, обхватив ее руками и притягивая к себе. — Жизнь несправедлива, Бабу, — вещал Его Темнейшество, заглядывая в скошенные с перепугу драконьи глаза, — кто-то получает все, а, кто-то, простите, говна лопату в праздничной обертке. Вот почему так, а?! Дракон сочувственно что-то прогудел и шумно выдохнул, пытаясь незаметно пятиться назад, но хозяин вцепился в него, как клещ. Его Темнейшество легким жестом стер комок соплей с лица, напирая на дракона с воодушевлением, достойным гладиатора. — Мы, Бабу, — вещал он с фанатичной одержимостью, — такого обращения к себе не допустим. Если жизнь нам не дает — мы возьмем сами! Прав я, Бабу?! Дракон запищал, пытаясь зарыться с головой в золотых монетах. Его явно поехавший хозяин быстро его оттуда выкопал и взял (в прямом смысле) за рога. — Ты, Бабу, — прорычал он, — снесешь мне яйцо, хочешь ты того, или нет. А я, — проорал он в пустоту ночи, — попробую этот чертов азбур, потому что я так сказал!!! Дракон энтузиазма не разделял, но слабо загудел, понимая, что выбора у него особо-то и нет: все равно союзников больше не осталось, а отпускать этого кукарекнутого на все стороны было занятием слишком опасным. На что-то понадеявшись, Бабу привычно задрал ногу, демонстрируя причину, по которой яйца он снести никак не мог, но никто его причиндалы разглядывать не стал: вместо этого Темный Властелин пер на себе драконью амуницию. — Сейчас же! — Проревел Его Темнейшество. — Отправляемся в пусть немедленно! Нам нужно успеть до рассвета, потому что — господибожеонбудетздесь!.. — кхе-кхе, потом я буду слишком занят! Дракон обреченно вздохнул и позволил перекинуть через себя седло. Его бешеный хозяин воодушевленно верещал. Последний День Темной Империи начинался… иррационально.**//**
Над огромными, бескрайними бахчами Лазурных Угодий раскинулась волшебная, бархатная, воистину южная ночь. Крупные звезды мерцали в небе, легкий ветерок покачивал лозы сочного, темного винограда, где-то в роще пели птицы. Журчал ручей, умопомрачительно пахло теплой землей и зеленью. Вдалеке, в поместье, еще горели огни. Вдруг в воздухе, примерно в трех метрах над землей, раскрылся светящийся круглый портал. Из него, сдавленно матерясь, выпала фигура, запутавшаяся в собственном плаще и наступившая, судя по звукам, самому себе на локоть. Следом, горестно цокая, грациозно выпрыгнула еще одна, раз в шесть больше и на порядок изящнее. Фигура побольше, видимо, наступила на фигуру поменьше, потому что тишину ночи разрезал гневный вопль: — Аккуратнее, сколопендра-переросток!!! Бабу совестливо фыркнул и слез со слегка сплюснутого хозяина. Тот моментально вскочил на ноги, огляделся и почесал коронованный затылок: — Куда нас занесло? — пробормотал он. — Я не давал точных координат, только указал, чтобы были эти… как их… оооо!!! Его Темнейшество, утопая в земле почти по колено, принялся скакать от грядки к грядке, обнаружив искомое. Дракон потрусил за ним, грохоча амуницией на всю округу. Его Темнейшество возмущенно повернулся к питомцу. — Бабу, — вкрадчиво прошипел он, — ты — мышонька. Тихонечко-тихонечко, понял? Нас никто не должен увидеть, Бабу! Дракон кивнул и поднялся на цыпочки. То, что он высотой с двухъярусную телегу, его совершенно не смущало. Темный Властелин довольно ухмыльнулся и вернулся к своему (темному) делу. План «Скрытное Вторжение» был успешно реализован. Далее следовал план «Скрытое Изъятие». Все в его семье были потрясающими стратегами, и вот пришел его час блеснуть извилинами. Дракон сунул любопытную морду ему под руку и засопел. Его Темнейшество поднял указательный палец к небесам. — Это, Бабу, называется дынями, — поучительно изрек он, — они тоже размером с яйца дракона (да-да, Бабу, не отводи глаз), но это не то, что мы ищем. А ищем мы… вот оно! Он одним прыжком перескочил через заросли дынь и остановился около крупных округлых плодов, которые заманчиво блестели в свете луны. Глаза Его Темнейшества загорелись. — Вот оно, Бабу, — прошептал он, — азбуры! Дракон вскинул то, что у него было вместо брови. Если вот это действительно было целью их вылазки, то он, Бабу, доморощенная игуана. Но его хозяин восторженно плюхнулся на землю (прямо в грязь, на свой бархатный, обшитый мехом горностая плащ) и вцепился в фрукт так, словно тот был отделан золотом. — Сладкие, — проговорил он торжественным голосом, — водянистые, сахарные, дарованные солнцем и югом. Бабу, это — король всех ягод. Наша с тобой брусника как козье говно — безвкусная и крошечная, а это… ооо, Бабу, это вершина вкуса! И, недолго думая, вцепился в «азбур» зубами. Арфы не заиграли, небесный хор не запел. Бабу помялся с лапы на лапу. Потом заглянул хозяину в лицо — не умер ли тот от вкусового оргазма и собирается ли он вообще делиться. Хозяин сидел с отрешенным лицом и о чем-то сосредоточенно думал. Слюни его текли по фрукту, как по мячику слюнявого бульдога. Потом Его Темнейшество сплюнул, задумчиво почесал макушку и скосил глаза на ящера. — Либо он не дозрел, — сказал Темный Властелин, — либо я совершу самоубийство прямо здесь и сейчас. И губы его подозрительно затряслись. Бабу обреченно вздохнул, закатывая глаза. Все-так под хмелем его хозяин соображал еще хуже, чем обычно. Дракон покрутился и поднял заднюю лапу, демонстрируя самое дорогое. Его Темнейшество скорчил мину. — Это я видел, спасибо, — сказал он, — насмотреться не могу, как будто половина моих проблем не из-за этого. А что?! Вот будь ты самкой… Дракон раздраженно зарычал и боднул Всадника головой. Тот ойкнул и потер плечо. — Да что такое?! Ну яйца, ну… — он замер, ошарашенный мыслью. — Яйца. А у яиц есть что? Правильно, скорлупа. Ты думаешь… — он покосился на фрукт и попробовал отковырять зеленую кожуру пальцами. Та, по естественным причинам, не подалась. Его Темнейшество обладал исключительными манерами и соображалкой, поэтому сдаваться не собирался: он пустил в ход пальцы, зубы, руки и, наконец, Венец Власти, сползший аж на затылок. Бабу, покрутившись, на манер большой кошки лег рядом, разглядывая потуги хозяина. Ковырять короной фрукт было очень весело и увлекательно, поэтому он пыхтел и садистки хихикал, напоминая округе, кто тут Есть Зло. Постепенно его манипуляции давали плоды: пальцы стали липкими и сладкими, в слабом свете луны можно было разглядеть розовую серединку фрукта, а округу наполнил сахарный аромат. Его Темнейшество запыхтел и победно заулюлюкал. Дракон заинтересованно скосил глазки. Вдруг где-то вдалеке хлопнула дверь. Темный Властелин, засунувший язык в получившуюся дырку и пытавшийся высосать внутренности фрукта, замер. Ранимый и гиперчувствительный Бабу, испугавшись сначала звука, а потом собственной тени, шарахнулся в сторону и наступил на соседний плод, все еще мирно лежавший на земле. Тот предсказуемо раскололся. Повисла тишина. Его Темнейшество вздохнул и отложил то извращение, которым занимался последние семь минут. — Знаешь, Бабу, — задумчиво изрек он, подпирая подбородок рукой, — ты самое деликатное создание, что я встречал. Дракон горделиво хмыкнул и выпрямился во весь рост, незаметно вытирая лапу о подол чужого плаща. Его Темнейшество подполз к раздавленному фрукту и дрожащими руками взял половинку. Сладкий запах кружил голову. Во рту скопилась слюна. Час икс настал. — Я не могу умереть, не попробовав, — прошептал он, раскрыл рот и… — Вообще-то, можете, — раздался незнакомый голос. Его Темнейшество подавился воздухом. Бабу, вообще-то, выполнявший, помимо прочих, охранные функции, вытаращил глаза и попытался прирасти к земле. Получилось неплохо, — в него, почему-то, мечом не тыкали. А вот в Его Темнейшество тыкали. Прямо промеж глаз. Стоило обернуться (не выпуская из рук арбуз, еще на что-то надеясь) — и вот оно, пожалуйста. Ровно в переносицу, по закону жанра. — Ах ты ящерица перекормленная, — обиженно и слегка обреченно пробормотал Темный Властелин, — ты куда смотрел, а? «Мои влюбленные глаза навеки прикованы только к Вам», — читалось на драконьей морде под соусом раскаяния. Бабу виновато пошевелил хвостиком. Страдал морально, очевидно. Незнакомец тем временем кашлянул, слегка качнув мечом. Кончик орудия царапнул чувствительную кожу носа. Его Темнейшество подавил порыв чихнуть (и насадиться на лезвие, как шашлык). Пару минут они помолчали. — Видите ли, — максимально вежливо, наконец, произнес Темный Властелин, скосив глаза и рассматривая драгоценные камни на эфесе, — мне сегодня умирать никак нельзя. Меня, понимаете ли, завтра придут убивать, — представляете, как они расстроятся, если я нарушу график? Незнакомец издал неопределенный звук. — Да будет Вам известно, — самым противным своим голосом сказал он, — что сие поля дарованы самой Леди Хинатой, ее бескрайней милостью и ангельским нравом. Богатый урожай этого года пойдет к Императорскому столу и на милость беднякам, а Вы, — он прижал меч к покрасневшему носу Императора Тьмы, — нагло воруете чужую пищу! Как Вам не стыдно?! Темный Властелин задумчиво вскинул брови, прикусывая губу. — Я, конечно, искренне раскаиваюсь, — он скорчил почти честное лицо, — но мы с Леди Хинатой, так сказать, идеологические враги, и поднасрать ей — мой святой долг. Будем считать, я просто играю свою роль, как достойный гражданин. И он снова потянулся к фрукту, за что получил повернутым плашмя мечом по рукам. —Да Бога ради! — разъярился Его Темнейшество, идя в атаку. — Я завтра умру, будьте снисходительны! Незнакомец вытаращил свои голубые глаза, но Повелитель Тьмы и не думал замолкать. — У меня и так в жизни то холод, то простуда, то осада, то груши сдохли, то цистит! Что вы все ко мне пристали?! Этот, — он повернулся к дракону, — яйца нести не хочет, а Вы — он ткнул пальцем в незнакомца, — не даете даже попробовать этот ваш азбур! Я что, не человек, что ли?! Почему Вам можно их жрать в промышленных масштабах, а мне — нет?! Это несправедливо! Вы когда-нибудь давились брусничными пирожками? Нет?! Так испеките и засуньте их себе в задницу! Незнакомец, видимо, ошарашенный таким потоком сознания, слегка стушевался и чуть опустил меч. — Арбуз, — произнес он, — это называется арбуз. А что такое… брусника? Темный Властелин передернул плечами. — Ягода такая, — буркнул он, — кислая и горькая, на болотах растет. Жрать невыносимо, но альтернативы нет. А я, понимаешь, старался! Я выращивал! — Он снова пошел в разнос. — А они, твари, прямо по Северной Башне! По грушам моим! По цветочкам! Разве это честно?! Незнакомец похлопал глазами. Его Темнейшество выдохнул и прижал кусок арбуза к себе. — Извините, накипело, — мрачно сказал он, — будьте благоразумны и сделайте вид, что меня здесь не видели. И разойдемся с миром. Незнакомец, только расслабившийся, снова напрягся и поднял меч. — Я не позволю Вам разорять угодья Леди Хинаты! — пафосно воскликнул он. — Вам придется ответить за свой поступок! Что Вы, не могли выбрать другого места, чтобы украсть это несчастный арбуз?! Темный Властелин горестно вздохнул. — Да откуда я знал, что это угодья Вашей драгоценной Леди Хинаты?! — возмущенно забормотал он. — Я хотел арбуз, и вот, наконец-то, я рядом с ним, а Вы!... — он настолько обнаглел, что отодвинул лезвие меча от собственного носа указательным пальцем. — Вы не даете мне осуществить предсмертное желание! Негодяй! Проходимец! Ни капельки манер! Темноволосый и голубоглазый (даже в свете луны очень симпатичный) парень покрылся красными пятнами и аж ногой топнул. — Да что Вы все заладили со своей смертью? — он аж меч отвел в сторону. — Вас же с таким уровнем наглости и желчи хрен убьешь, вы ж воскреснете и комментировать, что Вас, дескать, не так ухлопали, начнете! И, между прочим, — он откинул челку с пылающих глаз, — Вы сейчас тратите мое время, а у меня завтра такая важная миссия, что Вы даже представить не можете! — Ну так дайте мне сожрать арбуз и я исчезну, как тень на рассвете! — Не дам! Идите и жрите в другое место! — Да я на Вас дракона натравлю! — Ваш дракон уже пять минут за этим самым арбузом спрятаться пытается, что-то я сомневаюсь, что он воинственно настроен! — Это он так маскируется! Атака из засады! — Да бздите больше! — Ну, знаете ли, — Темный Властелин попытался отдышаться, — я такого неуважения еще не встречал. Как Ваше имя? Я нажалуюсь на Вас Леди Хинате, чтобы она знала, какое хамло ходит в рядах ее войск! — Такемичи Ханагаки, — буквально выплюнул незнакомец, — Первый Рыцарь Светлой Армии. Сначала ему показалось, что послышалось. Но, судя по морде Бабу, слуховые галлюцинации у них оказались общими. Темный Властелин подавился слюнями, забыл вдохнуть и сел на задницу одновременно, любовно прижимая к себе арбуз. — Та-та-та-та… — начал заикаться он, — хы-хы-хы… Хы-ы-ы… Рыцарь горделиво вздернул брови. — Что это Вы замолчали? — резко спросил он. — Представьтесь, чтобы я знал, что за негодяй сейчас передо мной! Темный Властелин икнул и попытался стать невидимым. Получилось только позеленеть, местами — позорно покраснеть. Втянув голову в плечи, он пригнулся к земле, буквально распластавшись на ней, и медленно пополз в сторону зарослей. Чужая нога бесцеремонно наступила на подол его мантии. — Куда это Вы намылились? — спросил Такемичи Ханагаки. — Мы с вами еще не закончили! — А давайте закончим, — пропищал Его Темнейшество, — Вам завтра мировое зло свергать, а тут я… прилип, как банный лист к жопе… Такемичи Ханагаки выгнул бровь. — Ну уж нет! — сказал он. — А как же Ваше предсмертное желание, о котором Вы столько кричали? Его Темнейшество вытер потные ладошки о собственный камзол и свел глаза к переносице. — А оно это… поменялось, — проблеял он. И, вскинул голову, выпалил: — Дайте автограф! Такемичи Ханагаки застыл. На лице его читалась буря эмоций, главенствующей из которых был шок. Бабу, скорбно засвистев, зажмурился, уверенный, что его хозяина пришибут прямо сейчас. Попытавшись исправить ситуацию, Его Темнейшество залепетал: — Я с Вами карточки… собираю… — он смущенно потер нос, — читал про кампанию при Сумрачных Горах… Вы такой храбрый! — он даже поднял глаза. — А правда, что у Вас в предках водяной?! Я никому не скажу, честное слово! Такемичи Ханагаки, наконец, собрался с мыслями. — Вы… Вы… — он громко сглотнул. — У Вас вообще с головой все в порядке? Его Темнейшество на миг задумался. — Я падал с дракона раз двадцать, так что сотрясение мог и пропустить, — честно признался он, — а еще у меня дома картины разговаривают, и не просыхаю я неделю уже. Он помялся, поерзав на земле. — Из брусники, кстати, хорошее вино получается, если Вам пирожки не зайдут. Вот, — зачем-то добавил Темный Властелин. Рыцарь пялился на него, как на умалишенного. — А где Вам автограф ставить? На арбузе? Или на драконе? — полюбопытствовал он с искреннем интересом. Его Темнейшество чуть не завизжал. — Нет, на драконе не надо, он последний в своем роде, — восторженно сказал он, — мне за его порчу духи предков на том свете жопу оторвут. Можете прямо на лбу, — он подполз ближе, — или, например, вот здесь. Все равно ее недолго носить осталось. Подписать "для Майки", пожалуйста. И тут он совершил роковую ошибку. Такемичи Ханагаки, в свете луны разглядывавший протянутый венец, побледнел и посерел одновременно. — Это что, — прошептал он, — настоящая корона? — Нет, она из Бургер Кинга. Такемичи Ханагаки таращил глаза. — Это… это же Венец Власти! Определенно он! Очко Его Темнейшества сжалось до размера молекулы за секунды. — Нет, — прохрипел он, — Вам кажется. Но Такемичи Ханагаки прекрасно видел в темноте. — Это Венец Власти! — воскликнул он, подходя ближе. — Вот же, Рубин Справедливости, Драконий Камень, Изумруд Вечности и два алмаза, символизирующих союз людей и ящеров! Откуда он у Вас?! А откуда у Вас… дракон?... — пробормотал Ханагаки, хватаясь за голову. На лице его начало отражаться понимание. Запахло жареным. Темный Властелин проявил небывалую сноровку, бодренько поднявшись на ноги и отряхнув плащ. Скорчив невозмутимое лицо, он отобрал корону у остолбеневшего Рыцаря и деловито нахлобучил ее на зажатый подмышкой арбуз. — Было очень приятно познакомиться, — он пожал безвольную руку Ханагаки, — завтра встретимся еще раз, дам Вам подписать карточки. И брусничные пирожки приготовлю, специально для Вас. А теперь — всего доброго, чао-какао. Он сделал пару аккуратных шагов в сторону, и, прежде чем Ханагаки успел опомниться, рванул вперед с криками: — Бабу, бежим! Вежливый дракон, напоследок склонив голову в поклоне, зигулями поструячил за драпающим на предельной своей скорости хозяином. Надо отдать должное Ханагаки — опомнился он быстро. — Ах Вы… А ну вернитесь! — он кинулся следом. — Это что, вторжение?! — Да какое вторжение, я арбузы ворую! — через плечо бросил Темный Властелин, перепрыгивая через грядки. — Между прочим, очень милые владения! Только — бляха-муха! — света бы побольше! — Стойте! Так и бежали в свете луны три фигуры: Темный Властелин с арбузом, весело свистящий дракон и размахивающий мечом Светлый Рыцарь. Впрочем, бежали недолго: дракон вспомнил, что умеет летать, взмахнул крыльями, подцепил своего нерадивого хозяина за шкирятник и взмыл в ночное небо. Вслед им летели проклятья.//**//
От арбуза хотелось писать. От волнения разболелся цистит. Скукарежившись, Его Темнейшество полночи бегал до горшка и обратно, обливаясь слезами. Первое впечатление было испорчено на корню. Бабу сочувствующе пыхтел. Гобелены надменно молчали. А больше его пожалеть было некому. Уснув под утро, он проснулся только к полудню, когда в Покои ворвался взмыленный Баджи. — Там это, — заорал он, — Светлые! Его Темнейшество поковырялся в заложенном ухе. — Они там полмесяца, Баджи, — проворчал он, — или что, там какие-то новые, улучшенной модели? Баджи взвыл и вцепился ему в грудки. — Да ты не понял! — от его вопля затряслись стены. — Там делегация! Мирная! Во главе с Ханагаки! Челюсть Его Темнейшества отвалилась до пола. Морда Бабу, торчавшая в одной из щелей, вытянулась. — Как… — пробормотал он, — мирная?... А кто меня будет убивать? А автограф?! По главной дороге, к потрепанной Цитадели, мимо Главных Ворот (обглоданных до кирпича Леди Эмой) тянулась вереница обозов. Заполненные фруктами, медом, орехами и южными цветами, они благоухали на всю округу. Во главе строя на белом скакуне ехал красивый, молодой Рыцарь. В нагрудном кармане его кожаной куртки лежала коллекционная, золотая (новое издание, ограниченный тираж) карточка. «Для Майки».