See you in the sunlight

В холодильнике еды не было от слова совсем, и Муромцу пришлось ждать бесконтактную доставку с утра пораньше. Обычно он прекрасно обходился кружкой кофе, но сегодня есть хотелось безумно, да и Ваня был не один. Он заказал мешок продуктов, из которых намеревался приготовить завтрак, и свежих круассанов на случай, если с готовкой возникнут проблемы. Микула еще спал, и передвигаться по квартире приходилось бесшумно и аккуратно. Ваня боялся его разбудить: как мог оттягивал неминуемый момент разговора. Сам он отчего-то проснулся совсем рано, даже восьми утра еще не было, и не смог лежать в кровати дальше. Муромец сидел на кухне, смотрел в окно и задумчиво жевал круассан. Что-то готовить пока не было смысла, все равно к приходу Микулы остынет. Он достал телефон и начал бесцельно листать ленту. Новые мемы больше не радовали его, в новостях ничего интересного не прибавилось, и от скуки Ваня принялся искать ответ на вопрос «как объяснить парню, что у тебя нет к нему чувств, если вы уже переспали». Гугл не дал вменяемого ответа, но Муромец все равно минут пятнадцать читал статьи с советами, как вежливо отказать парню, и при этом сохранить с ним хорошие отношения. Раньше он и не предполагал, что ему потребуется такая информация. События ночи никак не выходили из головы. Чем больше Ваня думал об этом, тем сильнее ему хотелось продолжения, и тем больше он ненавидел сам себя. Переспать с молодой копией своего некогда лучшего друга — это надо постараться, даже специально не придумаешь. Муромец нервно подскочил на ноги и чуть не сшиб стул, когда на мгновение представил Кощея вместо Микулы. Не то, что бы увиденное ему не понравилось, просто стало так неловко, что кончики ушей вспыхнули сами по себе. Прежде он никогда не думал о Бессмертном в таком ключе, хотя ничего не имел против мальчиков постарше. Ваня принялся ходить по кухне туда-сюда, пытаясь успокоиться. Но вместо этого рассуждал только о том, является ли Микула геем, или бисексуалом, или кем-то еще, и можно ли то же самое сказать о Кощее, ведь они, по факту, один человек. Он остановился и спрятал лицо в ладонях от стыда за свои мысли. Муромец почувствовал себя школьником, которого родители поймали за просмотром фильмов для взрослых. Тем не менее, он вдруг осознал, что вполне мог бы обратить внимание на Кощея, если бы Василиса не украла его сердце, и от этого осознания захотелось смеяться и плакать одновременно. Мало Ване боли в жизни — нужно обязательно влюбляться в тех, с кем нет и шанса. С Микулой шансов не было тем более. Муромец твердо знал, что мужчину необходимо вернуть назад в прошлое, но он ни за что не согласится, если увидит хоть каплю взаимности со стороны Вани (и не отстанет с этим жутким предложением о бессмертии — уж Ваня-то знал). Шаги в коридоре были едва слышны, но Муромец все равно различил их в тишине квартиры, спешно сел на стул, принял максимально расслабленную позу и сделал вид, что занят листанием галереи в телефоне. Микула вышел на кухню и замер в дверном проеме. — Доброе утро, — сказал ему Ваня. — Доброе, — отозвался он. — Завтракать будешь? Микула кивнул. Муромец снова поднялся на ноги, достал из холодильника яйца, сосиски и хлеб, — все из какого-то дорогого магазина, который гарантировал только натуральные продукты с фермы. Готовить Ваня почти не умел и пиком своего кулинарного мастерства считал кекс в микроволновке по древнему рецепту из интернета, который у него получился лишь единожды. С яичницей дела обстояли чуть проще. Он включил индукционную плиту, поставил сковородку и налил туда оливковое масло, положил сосиски. Микула наблюдал за ним молча, но думал, похоже, о чем-то своем — или просто глазел на задницу Вани в боксерах. Муромец поздно вспомнил, что неплохо было бы надеть штаны. «Пусть смотрит, если хочет», — подумалось ему. Он был слишком занят, чтобы обращать внимание на такую ерунду: следил за сосисками, которые норовили подгореть. Обжарив их с двух сторон, Ваня успешно разбил в сковородку 4 яйца и только удивился мысленно открывшемуся у него кулинарному таланту. Вскоре яичница была посыпана смесью приправ из пакета и переложена на две тарелки. Пахло очень вкусно, Ваня даже загордился собой на секунду. Одновременно с этим кофемашина приготовила две чашки эспрессо, а на столе уже стояла тарелка с круассанами. Утро вдруг показалось на редкость хорошим и безмятежным. — Приятного аппетита, — Муромец улыбнулся и сел за стол. — Тебе тоже, — ответил Микула довольно сухо. Ваня поднял голову и пару секунд пронаблюдал за ним. Мужчина сосредоточенно тыкал вилкой сосиску, вид у него был хмурый. Особой широты мысли не требовалось, чтобы догадаться, из-за чего. Муромец медлил. Портить идиллическую картину не хотелось, поссориться снова — тем более. Он сделал глоток кофе и наконец произнес: — Нам нужно поговорить о том, что случилось ночью. — Секс и ничего больше, — процитировал Микула его собственные слова. Он все-таки отпилил кусок сосиски и положил в рот. На Ваню он не смотрел. — Рад, что ты меня услышал, — Муромец выдохнул, но напряжение никуда не ушло. — Выбора другого нет, — Микула пожал плечами. Ваня все больше чувствовал себя не в своей тарелке. — Знаешь, зато это было круто, — сказал он максимально непринужденно, чтобы разрядить обстановку и вытащить Микулу из его мрачного настроения. — Я бы даже повторил. — Да, я тоже, — согласился Микула. — Только в следующий раз я буду сверху, — полушутя предупредил Ваня. — Нет, — коротко ответил мужчина и наконец поднял на него взгляд. Их глаза встретились, и Муромец хитро улыбнулся. Микула еще не знал, с кем связался: Ваня прекрасно умел убеждать, особенно когда дело касалось постели. Этому обаянию покорялись самые знойные красотки и самые суровые мужчины, позволяя делать с собой все, чего Ваня пожелает. Сейчас он, правда, гораздо больше желал спокойствия и постоянства, но раньше, в эпоху своей молодости (то есть лет пять-шесть назад), он успел попробовать все сексуальные практики из популярных категорий на соответствующем сайте. Микуле эти сведения были ни к чему, а то вдруг разочаруется в Муромце — кто ж знает мировоззрение жителей Белогорья из прошлого. Они и в современности-то не отличались широтой взглядов. — Ваня, — внезапно позвал Микула. — Я хотел еще об одном с тобой поговорить. — Да? — Муромец резко вернулся в реальность. — Я слушаю. — Мы можем остаться здесь на пару дней? — Зачем? — не понял Ваня. — Я… — произнес Микула медленно, будто на ходу пытался выдумать причину. — У меня дурное предчувствие насчет Белогорья. Сон сегодня под утро приснился: как только в город попадем — больше оттуда не вернемся. Муромец невольно закатил глаза. Микула напомнил ему недалеких клиентов, которые верили в вещие сны, знаки зодиака, карты таро, привороты и прочий бред. — Слушай, если не хочешь в Белогорье идти, то так и скажи, — Ваня доел последний кусок яичницы. — Меч-кладенец мой. Стало быть, решаю я, — сказал мужчина неожиданно резко и твердо, даже как-то угрожающе. Муромец едва не подавился кофе. — Ладно-ладно, чего завелся, — Ваня отодвинул кружку подальше от себя и продолжил сокрушенно. — Как ты не понимаешь: у меня там родители остались. Я даже не знаю, живы ли они вообще. Может, им помощь нужна прямо сейчас? А я тут экскурсоводом работать должен. Сам говоришь, что предчувствие плохое, — нахмурился он. Микула молча доел завтрак, через силу выпил кофе — практически залпом, как обычно пьют водку, — и принялся жевать круассан. Лицо его выражало крайнюю степень задумчивости, но из кухни он не ушел. Ваня собрал грязную посуду со стола и сунул ее в посудомоечную машину. Заправляя капсулу, он размышлял над словами мужчины. Разве могло быть такое, что он больше не вернется в Москву? Звучало как что-то, далекое от реальности. Ваня не мог не вернуться, не представлял свой день без интернета и других благ цивилизации. — Микула, — позвал он и встал у окна. — Что, говоришь, тебе снилось? Микула медлил, словно не был уверен, что об этом можно рассказывать. — Нечисть из Нави, — наконец ответил мужчина мрачно и посмотрел Муромцу в глаза. — Она была повсюду. Вороны кружили над лесом. Потом я видел древние символы на серебре. Кровь, очень много твоей крови. И осколки моего кристалла… я видел нашу смерть, Ваня. — Да вы издеваетесь, — фыркнул Муромец и отвернулся. — Второй раз уже мне смерть в Белогорьи предсказывают. Сговорились, что ли?.. Ты, может, вообще другую жизнь свою вспомнил. Там и Навь была, и кровь, и кристалл разбился. — Не думаю, — Микула поднялся из-за стола и медленно подошел к нему. — Что-то дурное случится, когда мы попадем туда. Нельзя идти просто так, нужно все обдумать. Ваня собирался возразить, но снова столкнулся со взглядом мужчины, и его мысли рассыпались, как песок в разбитых часах. Микула не обманывал. В его глазах было что-то такое, что обычно бывает, когда в холодном поту просыпаешься от кошмара посреди ночи и с трудом можешь осознать, где находишься. Но в них не читалось никакого облегчения, только странная обреченность, будто эта смерть была фактом, который невозможно изменить. Ваня невольно поежился. Умирать ему точно не хотелось. — Что ты предлагаешь? — спросил он спустя несколько минут размышлений. — Остаться здесь хотя бы на день, — медленно произнес Микула. — Обдумать план и возможные угрозы. Может, Белогорье пошлет нам новые подсказки… не печалься, Ваня, — сказал он уже более мягко и немного наклонил голову вправо. — Если смерть ждет нас в Белом городе — мне будет за честь погибнуть рядом с тобой. Микула пытался поддержать его, как умел. В черных глазах отражалось сочувствие, которое нельзя было заметить, если не знать мужчину достаточно хорошо. Муромец слабо улыбнулся. Перспектива погибнуть вместе ничуть не утешала. Микула, видимо, это понял, дружески положил руку Ване на плечо. — Я не могу позволить тебе идти сейчас, — продолжил он, — но я могу открыть окно между мирами и показать тебе родителей. Если это тебя успокоит. Ваня мгновенно приободрился и едва не подскочил на месте, услышав это предложение. — А так можно было что ли? — от удивления голос прозвучал на несколько октав выше. — Что нужно? Меч? Стоило Микуле кивнуть, как Муромец схватил его за локоть и потащил в гостиную. Он чувствовал себя спокойно и взволнованно одновременно, когда мужчина взял меч-кладенец и широким жестом нарисовал в воздухе фигуру. Пару секунд голубая бурлящая дымка просто висела в воздухе, но вскоре на ней начали проступать знакомые очертания и цвета. Колени подгибались, руки вмиг вспотели, и Ваня замер в ожидании. Ощущение было такое, будто он вот-вот упадет. Микула переводил тревожный взгляд с портала на Муромца и обратно, но не решался что-либо делать. Наконец изображение прояснилось, и Ваня увидел отца. Илья сидел во главе длинного стола и что-то говорил другим богатырям — их было так много, что некоторые не вместились на лавках и просто стояли рядом. Среди них Муромец легко узнал Добрыню, Алешу и Финиста. В комнату заглянула мать. У нее теперь были длинные русые волосы, светлое платье и добрый ласковый взгляд. Богатыри поприветствовали ее, и она подошла к отцу, что-то шепнула ему на ухо. Илья нахмурился и кивнул, дал знак своей дружине, и они начали постепенно расходиться. Все вокруг было как прежде: просторную комнату заливал теплый утренний свет, стол стоял на том же самом месте, богатыри ничуть не изменились. Вскоре в поле зрения остались только родители. Ваня не заметил, как затрясся всем телом. Глаза наполнились слезами от одной мысли: они живы, они здесь, буквально в метре от него, в этом дурацком портале, куда нельзя шагнуть, иначе он развеется. Он зажал рот ладонью, пытаясь заглушить крик, который рвался наружу. Из-за пелены перед глазами он ничего больше не видел; ощущал только, как его осторожно взяли под руку и усадили на диван. Ваня и сам не ожидал от себя такой реакции, но боль вдруг стала невыносимой. Он сложился почти пополам и спрятал лицо в ладонях. Слезы душили его. В голове возник едкий туман, который давил на виски изнутри, сердце бешено застучало, и на какой-то миг Муромцу показалось, что сейчас он разлетится вдребезги. Микула сидел рядом и медленно гладил его по спине — помочь он был не в силах. Ваня впервые увидел родителей вместе, впервые увидел ту любовь, с которой они смотрели друг на друга. Он безумно хотел быть там, подле них, с самого начала, хотел быть любимым сыном, хотел не знать, что такое одиночество и беспросветное отчаяние перед будущим. Никогда прежде он так глубоко не осознавал, чего оказался лишен волей судьбы. — Мне очень жаль, — тихо сказал Микула, прижимаясь лбом к плечу Муромца. Он не лгал; никогда раньше его голос не звучал так сокрушенно и надломлено. Они просидели так около получала, пока Ваня не перестал дрожать и беззвучно всхлипывать. Теперь он просто закрыл глаза и пытался совладать с самим собой. Немного успокаивало видение: родителям, казалось, не угрожала никакая серьезная опасность. Зачем отец собирал богатырей? Наверняка опять в какой-то поход, они очень любили так делать по поводу и без. Или же просто раздавал указания — такому Ваня тоже пару раз был свидетелем. Но сон Микулы никак не выходил из головы. Может ли быть такое, что они своим приходом нарушат мирную жизнь и принесут только беды?.. Может, еще не время? Да и должна же быть причина, по которой Ваню до сих пор не забрали в Белогорье. Отец наверняка знает, что делает… — Принести тебе воды? — осторожно предложил Микула. Ваня слабо кивнул и вдруг заметил, что в горле правда пересохло. Он отвлекся от своих мыслей, слушая, как мужчина прошел на кухню, как зажурчала вода, ударяясь о стенки стакана; напряжение в теле немного спало, и Муромец с благодарностью принял воду, когда Микула вернулся. Он осушил стакан почти залпом. — Что-то я совсем расклеился, — Ваня усмехнулся и потер воспаленные глаза. Зачем-то добавил «прости», как будто видеть его в таком состоянии было тем еще испытанием. Микула ничего не ответил — тоже, видимо, не умел утешать других. — Пойду умоюсь, — сообщил Муромец прежде, чем встать с дивана и двинуться в ванную. В зеркале над раковиной отразилось чуть опухшее лицо и красные глаза. Ваня не привык видеть себя таким: редко давал волю сильным эмоциям. Он оперся руками о стену перед собой и склонил голову. Больше всего хотелось уснуть и не просыпаться до тех пор, пока не забудется боль. В кухне затрезвонил телефон, и Ваня мучительно вспомнил, что обещал приехать на съемки. Об этом теперь, конечно, не могло быть и речи: пересилить себя вряд ли получится. И не оставлять же Микулу в доме одного. Муромец хмурился, ожидая, когда телефон замолчит, но Леха сегодня был исключительно настойчив. После третьего звонка Ваня сдался. Мысленно матеря всех на свете, он вышел в кухню и взял трубку. Ожесточенный спор с менеджером длился довольно долго. Муромец ходил туда-сюда вокруг стола и пытался ему объяснить, что хочет разорвать контракт и уйти из шоу. Эти заявления, впрочем, ничего не дали: Леха и слышать не хотел о его внезапной отставке. Он как раз угрожал судом, когда в дверном проеме появился Микула: услышал интересную дискуссию и пришёл поболеть за Ваню. Муромец жестом показал, что все хорошо, мужчина кивнул и вернулся в гостиную. Нить разговора была утеряна окончательно. Еще несколько минут Ваня слушал упреки в том, что он всех подвел, и что без него никто не станет смотреть это шоу. А снять осталось всего ничего, работы на несколько часов. Ваня закатил глаза, сетуя на тяжелую жизнь знаменитости. Ему было откровенно плевать, что случится с «Битвой магов», и как они будут выкручиваться без Светозара в финале. Но Леха проявил такую настойчивость и магию убеждения, что Ваня сдался. Он решил, что знакомая атмосфера станет неплохим способом отвлечься и прийти в себя, поэтому обещался приехать в течение часа и выторговал разрешение взять с собой друга, хотя когда-то подписывал договор о неразглашении. — Собирайся, — сказал Ваня, появившись в гостиной, — мы едем на съемки «Битвы магов».

***

Съемки заняли чуть больше, чем «пару часов», но время все равно пролетело довольно быстро. Муромец успел еще раз поругаться с менеджером, затем — с режиссером, и — просто для порядка — с гримерами и оператором. Параллельно пришлось объяснять Микуле, что эти люди не нападают на них и не желают Ване зла, и не надо пытаться вступить с ними в бой, иначе все станет еще хуже. Леха был явно не рад, что Муромец привел постороннего человека на площадку, и попросил только держать своего «бешеного» подальше и покрепче. В гримерке сидеть Микула не захотел и незаметно затесался среди съемочной команды — неотрывно наблюдал за Ваней, будто был его телохранителем. Муромец же неожиданно легко вновь вжился в роль. Сценарий он не помнил, даже не видел его ни разу, но импровизация более-менее удалась, и Ваня испортил не так много дублей. В черной мантии он, правда, ощущал себя не так свободно, как раньше; она стала тяжким грузом на плечах, сковывала движения и словно не давала нормально дышать. Зато очки, нужные скорее для имиджа, сидели прекрасно и очень понравились Микуле (или, скорее, понравилось то, как интеллигентно в них выглядел Ваня). Легенда о внезапной болезни Муромца была не самой убедительной, но он рассказывал ее с таким надрывом, что от него быстро отстали. В остальном он старался ни с кем не разговаривать, чтобы не дать им заметить перемены в его характере. В кадре он старательно мимикрировал под прежнего себя — помнил прекрасно, каким он был, и от этого становилось тошно и стыдно одновременно. В перерыве между сценами он на всякий случай объяснил Микуле, что это все не по-настоящему, что они просто разыгрывают представление, и что Ваня специально притворяется кем-то другим (и нет у него никакого волшебного дара). Мужчина не сводил с него глаз. Даже огромное количество камер, микрофонов, софтбоксов и прочей техники не интересовало его так сильно. Тем не менее, он удивительно легко влился в толпу, и в один момент кто-то, задумавшись, сунул ему в руки хлопушку. Ваня заметил замешательство Микулы и чуть не прыснул от смеха, чем испортил очередной кадр. Он был рад, когда съемки наконец закончились, и их всех отпустили с площадки. Кто-то предложил закатить банкет в честь окончания сезона, и Ване едва удалось отвертеться, ссылаясь на то, что он еще не до конца выздоровел и чувствует некоторую слабость. Он утащил Микулу в гримерку, закрыл дверь на ключ, быстро переоделся в обычную одежду, а потом минут десять ждал, когда людей снаружи станет меньше. Напоследок его вновь поймал и отчитал Леха: он, в отличие от главной звезды шоу, был совсем не против банкета. Ваня иронично пожелал ему приятно набухаться, после чего они наконец покинули павильон. Микула был под большим впечатлением от увиденного, это легко читалось на его лице. Он удивился еще больше, когда Муромец криво рассказал, что теперь этот эпизод покажут по телевизору — вот той большой черной штуке, которая стояла в гостиной, — и все его посмотрят. Микула почему-то был полон энергии и улыбался больше обычного. Ване улыбаться не хотелось вовсе; глоток старой жизни не принес ему ни капли спокойствия, он только разочаровался в себе и своем прошлом. Принять это прошлое некогда стоило больших трудов и бесконечной рефлексии, но он снова ощутил внутренний откат и постарался отвлечься на выбор места, куда заехать на поздний обед (или ранний ужин). Микула напомнил про мороженое, но сперва хотелось нормальной еды. Они отправились в небольшой ресторан в тихом переулке недалеко от центра. Ваня бывал там иногда, хотя и не любил центр Москвы — слишком шумно, много людей, да и заняться особо нечем. Эта еда понравилась Микуле куда больше, чем макдональдс: она по крайней мере частично состояла из знакомых ему продуктов, которые легко угадывались. Даже креветка, украденная у Вани, пришлась ему по вкусу. Муромец и сам немного развеселился, рассказывая ему, кто такие эти креветки, и из чего делаются спагетти, и зачем нужно это издевательство над едой, в конце концов. Ему вдруг захотелось заказать вина, но он был за рулем, да и пить в четыре часа дня было рановато. Ваня только сетовал на то, как Микуле повезло, что он физически не может опьянеть. Впрочем, ситуация и без вина слишком сильно проходила на свидание. Муромец ловил странные взгляды других посетителей и старательно их игнорировал. Микула тоже заметил, что некоторые люди осуждающе наблюдали за ними, но не сказал ни слова. В Белогорьи им, наверное, уже прилетело бы чем-нибудь по лицу. Было здорово вот так общаться с кем-то и ничего не скрывать, не умалчивать о своем прошлом или о Белогорьи. Ваня доверял Микуле так же, как некогда доверял Кощею. Он впервые рассказывал о своей жизни во всех ее грязных подробностях: в частности о том, как попал в шоу-бизнес, и как обманывал богатых идиотов. На лице мужчины не читалось ни капли осуждения, его собственные поступки были ничуть не лучше. Он поделился этим крайне неохотно, но скорее потому, что боялся разочаровать Муромца. Микула был невозможно скрытным, теперь Ваня это понимал. Он показывал только малую часть эмоций, о прошлом говорил в основном коротко и без лишних деталей, и не спешил подпускать Ваню совсем близко, пусть между ними и возникло это странное доверие. После ресторана они наконец отправились на Красную площадь за мороженым. Муромец принял стратегическое решение оставить машину на парковке и пройтись пешком: тут было не так далеко, заодно можно показать Микуле город. Они вышли из Дегтярного переулка и довольно быстро оказались на Тверской. Погода стояла прекрасная, жара постепенно сменялась вечерней прохладой. Ваня бодро шагал вперед, пытаясь кратко пересказать мужчине всю историческую справку про Кремль, ГУМ и все окрестные достопримечательности — подглядывал сведения в википедии. Микула рассматривал здания вокруг, но при этом внимательно слушал Муромца и уточнял непонятные для себя слова. Он сам попросил Ваню не упрощать речь до односложных предложений и разговаривать как обычно: хотел научиться понимать его. Они прошли через метро, чтобы попасть на другую сторону улицы. Муромец незаметно взял Микулу под руку, чтобы не потерять его, хотя людей оказалось не так много. Ему это было нужно для собственного спокойствия: московское метро всегда вызывало в нем необъяснимый страх потеряться или потерять своих спутников. Микула вздрогнул от прикосновения, и Ваня тихо попросил его держаться поближе. Чтобы отвлечься, он начал рассказывать про ветки метро. Мужчина выразил желание покататься, и Муромец тяжело вздохнул. Он отпустил чужую руку, только когда они вновь поднялись на поверхность. В очереди за мороженым они стояли минут десять. Микула с интересом разглядывал интерьер торгового комплекса: все вокруг кричало и пестрило разными цветами, играла музыка, шумно переговаривались люди. Он больше напоминал ребенка, которого впервые в жизни вывели погулять. Муромец улыбался, даже успел сфотографировать мужчину на фоне ярких витрин. Другие посетители вокруг не обращали на них внимания: видимо, приняли за туристов. Наконец очередь подошла, и Ваня купил сразу четыре мороженки с разными вкусами, заранее предчувствуя гастрономический оргазм. Микула забрал себе крем-брюле и вишню — выбирал он скорее по цвету, чем по названию вкуса, — и остался очень доволен. Муромцу вновь вспомнились студенческие годы, беззаботный вкус мороженого, лимонада и любви. Он не стал вслух рассказывать о своих бывших: отчего-то посчитал это невежливым, да и вряд ли мужчина так хотел бы услышать несколько глупых историй. Они неспешно прошлись по этажам и остановились на мосту, откуда открывался прекрасный вид на весь торговый комплекс. Микула неустанно смотрел на витрины и вывески, на советскую архитектуру и людей, будто пытался запомнить все до мельчайших деталей, а Ваня смотрел на Микулу и вдруг не мог оторвать от него взгляда. Напоследок они немного погуляли по Красной площади, после чего вернулись обратно, прошлись по Никольской, а оттуда до Кузнецкого моста. На улице уже стемнело, когда они спустились в метро, чтобы просто покататься по просьбе Микулы. Мужчина явно не ожидал, что здесь окажется так многолюдно и шумно. Он сам вцепился в руку Вани и отпустил ее только в вагоне. К их общему счастью, ехать нужно было до следующей остановки. Новый современный вагон мерно покачивался, пространство чуть искривлялось на поворотах, уши слегка закладывало, а шумоизоляция не спасала полностью. Муромцу, по крайней мере, не пришлось объяснять, почему он не любил метро: Микула на себе ощутил все прелести подземки. Хорошо, что его хотя бы не укачало. Они забрали машину с парковки и наконец поехали домой. Ваня чувствовал себя уставшим, но на редкость довольным; от утренней боли и сомнений не осталось и следа. Он давно не проводил время вот так, бесцельно и беззаботно слоняясь по центру города в компании друга. Он вдруг понял, по какой причине так радовался Микула, и улыбнулся. Кажется, им обоим нужно было провести время спокойно, без лишних проблем и тревог. Жаль, что не получится показать мужчине весь город — здесь не хватило бы и месяца, а их время стремительно утекало сквозь пальцы. Ваня хотел бы побыть с Микулой чуть дольше, — он поймал себя на этой мысли и сжал руль с такой силой, что побелели костяшки.