***
Это произошло больше года назад. Не было необходимости в громких речах, чтобы свои знали, что Джейн словит пулю за него, вывернет душу, как карманы пальто с остатками мелочи. Это было большой ошибкой. Это было уроком самоуважения. В один момент британка задалась вопросом, какого было Куникиде не знать милости Дазая. Какого не знать то, как чувственно он касается губами ссадин на щеках и шее? Его холодные пальцы всегда точно находили ранения, кружили вокруг, быстро орудовали с бинтами и ножницами. В вооружённом агентстве невозможно обойтись без ранений, кровотечений, вывихов и переломов. Всё, что не требовало особого вмешательства медсестры, было работой Дазая. Это произошло больше года назад. Тихий вечер, пыльные улочки и мрачные мысли. Дазай отсутствовал больше двух дней, коротких разговоров по телефону было недостаточно. Сгорая от тоски, прикрытой гордостью, Джейн спешила к нему в квартиру. Вторая пара ключей долгое время прожигала дыру в кармане юбки, пока в конце концов не была использована по назначению. Жар, который накапливался каждый час каждого дня, замёрз до самого ядра, стоит взгляду светлых глаз наткнуться на бардак из медикаментов. Дазай лежал на спине, руки свободно вдоль тела, а глаза закрыты. Поток мыслей путается и теряется, превращается в кашу. Едва не споткнувшись о собственные ноги, Джейн в секунду оказывается рядом. Пальцы нащупывают пульс, мозг судорожно вспоминает возможные варианты спасения жизни возлюбленного, а так же номер скорой помощи (или уже нужен катафалк?). Будь внимание на её стороне, пальцы не дрожали бы так сильно, чтобы не заметить спокойный пульс и лёгкое шевеление живого тела. Паника добавила мазков в картину, которую могли бы назвать "Успешное самоубийство". Мрак спальни, не считая одинокого небольшого светильника, заставлял страх царапать каждый позвонок на пути вниз. — Не получилось, — произносит Дазай, вздыхая со вселенской печалью. Сердце Джейн рухнуло так резко, что стало тяжело дышать. Глаза распахнулись еще больше, затронутые нервы начали дергать кончик глаза к боку. Воздух ощущался сухим, с песчинками, горькими и не желающими сглатываться. Облизнув сухи губы, девушка медленно поднимается со своего места. Юбка смялась, попытки пригладить её были нервными и быстрыми. Первая мысль: "Это инфаркт, я умру раньше, чем скажу хоть слово". — Т/и, — ласковые холодные пальцы Дазая касаются девичьего запястья, но насильно покидают его. Вторая мысль: "Он не имеет права смотреть с такой глубокой любовью. Не после того, что только что было". — Я исполню твою мечту, — из дрожащих губ звучат ровные слова. Голос хрипит так, если бы внутренние скитания нашли выход в криках, громких и долгих. — С этой секунды, ты мёрт для меня. Сконфуженное лицо переходящие в гримасу боли во всех красках отпечатывается в памяти. Первое время, это воспоминание пульсирует в голове Джейн, подобное боли от вывихнутой лодыжки. Если бы удалось найти куда можно приложить лёд, чтобы ослабить боль, вне сомнений она бы так и сделала. Остатки того дня были смазанными мазками на безупречно белом холсте. Серое опустошение резко перешло к алому гневу, с которым собирались вещи в небольшой чемодан. Часы ожидания в аэропорту были грязно жёлтыми, вызывающими тошноту и безразличие. Полёт был кромешно чёрный. С какой бы силой Джейн не закрывала глаза, перед глазами стояла яркая картина мёртвого возлюбленного. Глупого возлюблённого. Потерянного возлюбленного.***
Джейн планировала ни слова не сказать ему, не бросить на него ни единого взгляда. Но, стоило ему появиться, как течение времени остановилось для неё. Ругая вновь быстро бьющиеся сердце, девушка ощущала трепет сменяя маску за маской. Способности позволяли вмиг затеряться среди толпы, выходить из закоулка новым человеком в старом пальто. Та боль и страх стали занозой в ладони. Остаться было подобно движению раненой рукой. Улететь означало вырвать занозу и позволить крови вытечь. Спрятаться от Дазая в городе было глупой игрой в обиженную подружку. Далёкий полёт и лучшие методы сокрытия перемещений тоже не были гарантами успеха. Но, они говорили: "Дверь закрыта". Год самостоятельной жизни был драгоценным подарком от директора. Он не сказал ни слова о причинах, он лишь пообещал Джейн найти ближайший рейс. Он знал о причинах, если не сразу, то позже. Возвращение Джейн было благодарностью за время. Всё, что накапливалось годами, в конце концов едва не сожгло всё лучшее и светлое. Оставив багаж где-то на территории другого государства, Джейн желала вернуться к работе. Было бы ложью сказать, что она не хотела ещё раз посмотреть на него, получить ещё один урок, еще один поцелуй. Сильнее укутавшись в тёмное пальто, Джейн направляется к когда-то любимому бару, чтобы потом вернуться в когда-то любимую квартиру.***
С такой способностью, как смена лица, нельзя было не стать шпионкой. Это было Джейн по душе. Быстрые движения ножа по сонным артериям или сухожилиям, чтобы остановить противника и выведать лучшее, что мог предложить его грязный рот. Ночной воздух, чувство уверенности. В маске доходящей до носа не было никакой необходимости, но это создавало желаемый образ. Образ опасной, но имеющей уязвимые места. Каждый второй стремится сорвать маску сильнее, чем выстрелить в сердце. Обезоруживающая деталь. Город засиял в новом величии ночных огней, когда Джейн облокотилась на парапет. Тихая вода скрывала свои секреты, рисуясь загадочным собеседником, что слышит мысли, но молчит. Джейн знала, что Он позади. Знала с того самого момента, как вышла из дома. Знала, когда добывала необходимую информацию, после чего спрыгивала с дерева, посредством которого забиралась в нужный дом. Знала, когда ушла в самую нелюдимую, трудно добираемую, часть города. А Дазай знал, что она знает. — С возвращением, — зажмурившись от его голоса, Джейн прикрывается глаза, как сытая кошка. Дазай знает, что он виноват. Отойти от шуток о самоубийстве до конца не удалось. Это было намного труднее, чем осознать то, что покончить жизнью уже нет стремления. Главная причина изменений где-то в области ребёр была холодна к нему, как никогда. Это тяготило его, пусть никто никогда и не догадался бы. Это не подходит ни одной из его двух личностей. Смущающий вздох срывается с губ Джейн, стоит знакомым перебинтованными рукам обвить девичью талию. Ткань рубашки кажется тонкой, почти несуществующей, стоит ему сильнее стиснуть девушку в объятиях. Разница в росте ощущается, как тёплое напоминание о том, что что-то остаётся прежним. Неизменным. Прекрасным. — Ты уже простила, верно? Верно. Джейн ругает себя, когда всё внутри искрится от едва проскальзывающей искры в его голосе. — Всё еще перебинтованный идиот? Громко усмехнувшись, Дазай облизывает губы. — Это исключительно плод опасной работы. Ты знаешь, плохие парни, вредные девушки, неугомонный Чуя. И каждый жаждет меня покалечить, что, к слову, дьявольски обижает. Я же ничего не сделал! Улыбка касается губ Джейн против воли. Развернувшись в кольце из мужских рук, она опускает маску и склоняет голову набок, с любопытством разглядывая