my first and last

Ненависть. Тело вот-вот обмякнет от постоянного напряжения, а зубы готовы треснуть под давлением друг друга. Вещь, когда-то называвшаяся маской превратилась в грязную мокрую тряпку, испачканную кровью и потом, не имея в себе ни намёка на синий цвет. Кожа зудела и лопалась, но цепи затянуты прочно, под весом этой груды едва ли можно сделать полноценный вдох. Застрял в них, как гребаный апельсин в соковыжималке. Не вырваться. Страх. Он видел это место во снах, но никогда там не был наяву. При этом каждая деталь заучена до мелочей. В сотый раз оказавшись здесь, уже готов принять свою судьбу, зная, что это повторится еще раз, и снова, и будет повторяться до бесконечности, пока не дойдет до какой-то абстрактной, никому не известной точки. Атмосфера давила на рёбра, удваивая вес цепей. Желудочный сок снова рвался наружу, пытаясь захватить с собой все внутренние органы. Кажется, должно произойти что-то непоправимое. Боль. С каждой секундой натяжение становится больше, с твердым намерением оно пытается выдавить остатки кислорода до самой последней капли. Шершавая кожа под холодным металлом разрывается, высвобождая алую жидкость. Жалок. Глядя на разодранное тело невозможно понять, где появилась новая рана. Кровь, кровь, кровь. Нет сил издать даже малейший звук. Гортанный рев застревает где-то в глотке. Всё, что может это тело — доживать последние секунды в попытках выдавить из себя хоть что-нибудь. Хоть слово. Глухое, неразборчивое, на последнем издыхании. Цепи сжимаются сильнее и раздаётся хруст. Громким эхом отлетает от стен и застывает в ушах. Крик. Не его. Чей-то громкий и панический крик. Голос не знаком, но на секунду сердце замирает и выпуская из себя всю энергию волной отдает ток в кончики пальцев. Да, он знает этот голос. Этот момент он проживал миллионы раз, но каждый из них, словно первый, повторяет все ощущения. Девушка зовет его. Краем глаза Лео видит силуэт, который энергично дергается из стороны в сторону, чтобы вырваться из грубых рук и дотянуться до мутанта. Видит и гигантское чудовище, что останавливает её. Но Лео не в состоянии что-либо сделать, только смотрит. Она кричит. Кричит так громко, срывая голос. Бьется в истерике. И он слышит своё имя. В груди щемит, он чувствует, что готов пойти на край света за этим голосом, но в этот момент не может даже увидеть её лица. — Кейт… — шепчут полузакрытые губы, вкладывая в это имя всю оставшуюся жизненную силу, не оставляя для себя ни крупицы. Здравый смысл рассеивается, уступая место слабости и беспомощности. Он сдаётся. Очертания объектов становятся все менее похожими на реальность. Болевые ощущения нарастают, стремясь к своему пику. Осталось совсем немного… Мутант резко оказывается в сидячем положении. Его глаза широко раскрыты, холодный пот крошечными бусинами рассыпан по телу. Тяжело дышать, и он втягивает воздух настолько глубоко, что кажется, пытается наполнить им каждую клетку, вплоть до атомов. В горле неприятно запершило и он закашлялся, вместе с углекислым газом выпуская из себя всю мерзость, скопившуюся внутри. — Чёрт… И снова этот сон. Который раз один и тот же. Лео проводит ладонями по глазам, растягивая кожу. Пытается смыть с себя назойливое сновидение, снять с лица и выдрать с корнем из головы. Хочется забыть. Надолго ли? До следующей ночи, может быть. Сердце до сих пор отбивает чечетку, стуча в ушах. Леонардо снова втянул в себя воздух как можно глубже, он до сих пор не мог им насладиться в полной мере. Поднявшись с кровати доплелся до ванной. Покрасневшие глаза усталостью отражались в зеркале и говорили о недостатке сна. Мутант смотрел на себя не отрывая взгляда, словно пытался прожечь зеркало насквозь. Почувствовав покалывания во лбу он закрыл глаза и опустил голову. Трёхпалая ладонь пригладила невидимые волосы и открыла воду. Проведя утренний туалет, Лео вышел на поверхность. Запах свежести оказался слишком сильным и резким, от него закружилась голова. Солнце только начинало подниматься, рекой разливаясь сквозь облака и окрашивая их в нежно-розовый цвет. Таким тихим Нью-Йорк бывает только в это время, когда новый день для большинства людей ещё не начался, а старый только завершается для ночных тусовщиков. Лишь небольшое количество ранних пташек оставляли следы подошвы на мокром асфальте. Леонардо залез на крышу и прищурился, разглядывая верхушки домов. Где-то здесь сейчас должен патрулировать Рафаэль. Постояв минуту, и не заметив знакомой красной маски, Лео побежал. Маршруты утренней пробежки менялись ежедневно из-за риска быть замеченным, но сегодня он решил повторить вчерашнюю дорогу, поскольку заметил новое интересное местечко, которого не было раньше. Это была скромная антикварная лавка, хозяином которой, по всей видимости, являлся низкорослый старикашка лет семидесяти, в котором что-то было не так. Это подсказывало внутреннее чутье. Лео наблюдал за ним вчерашним утром, не увидел ничего подозрительного, но доверяя шестому чувству был не готов так быстро сдаться. Особенность лавки была в том, что вход находился с внутренней стороны, между домами, где её тяжело заметить с улицы. Ни один человек в здравом уме не открыл бы магазин, сделав так, чтобы про него наверняка никто не узнал. Дорога предстояла долгая, не менее получаса. Прыгая с крыши на крышу лидер полностью окунулся в свои мысли, абстрагировавшись от внешнего шума. Он думал о том, как сильно время изменило всех. Одна супер-крутая-безумная команда начала разваливаться после того, как ее человеческая часть решила, что все-таки это не та жизнь, которую они хотели бы видеть до конца своих дней. Сказали, что не хотят больше иметь никаких дел со всякими Шреддерами, злодеями, ниндзя и тем более (о господи) мутантами, а хотят спокойствия (хотя по поводу мутантов они, разумеется, долго оправдывались и извинялись). Этой новостью они огрели черепашек как дубиной по голове, и были непреклонны в своем решении. Эйприл и Кейси оказались серьезно настроены на нормальную семейную жизнь, о чем, как оказалось, говорили не первый месяц после победы над Шреддером. Они сказали, что уедут пожить в Австралию, обещав связаться, как только вернутся обратно, но после этого так и не вышли на связь, а их квартиру в Нью-Йорке через несколько месяцев заняли другие люди. Но никто никого тогда не обвинял, как и сейчас. Удерживать не стали, да и не смогли бы, и с тех пор все покатилось по наклонной. Какое-то время команда еще действовала вместе, потом у кого-то появлялись отговорки, с годами количество совместных патрулей стало уменьшаться, пока совсем не сошло на нет, а семья собиралась вместе только за праздничным столом и изредка за просмотром кино. Были в этом и свои плюсы, поскольку появилось больше времени на отдых с тех пор, как Нью-Йорк стал спокойнее и «плохих ребят» практически не осталось, кроме воров и психов, разумеется. И не то чтобы какая-то черепаха-мутант не могла решить подобного рода вопросы в одиночку. Перемены коснулись не только городской жизни, но и подземной в частных случаях. Рафаэль, например, крайне глубоко увлёкся психологией, благодаря чему стал лучше управлять гневом. Хотя он и не стал подбирать менее грубые выражения в речи, но периодически консультировал своих братьев, когда это было необходимо. Он долго не мог обзавестись их доверием в этом плане, поскольку сама идея, очевидно, звучала для них как сюр. Ровно до тех пор, пока Рафаэль не вытащил Донателло из глубокой депрессии. Вот тогда все поверили, что это имеет какой-то смысл. Сам умник разочаровался в жизни, поскольку отсутствие необходимости в боевых технологиях и отъезд Эйприл разрушило его привычную модель мира. Много времени должно было пройти, чтобы он перестроился на создание уюта, разрабатывая технологии для «умного дома». Если машины могут сделать за тебя буквально что угодно, зачем перенапрягаться? Его даже приняли на работу в IT компанию, разумеется, удалённо, так что для него все складывалось крайне удачно. Казалось, единственный, кто был действительно до безумия счастлив — это Майки. Стал серьёзным дядей-бизнесменом. Обзаведясь фургончиком с мороженым он то и дело колесил по городам, делая детей радостнее. В логове его порой не видели месяцами, но нужно отдать ему должное — он всегда держал братьев в курсе о своем местоположении и состоянии, делился с ними впечатлениями и по сей день оставался солнечным лучиком, скреплявшим всех вместе. О Сплинтере и говорить нечего, он рад, когда рады все остальные. С каждым годом глава семейства становился только мудрее, хотя казалось бы, куда еще больше. Он и сам последнее время не брезговал туристическими походами, постоянно рассказывая сыновьям, где побывал и что видел, а черепашки с упоением слушали его истории и задавали вопросы. И если у всех жизнь налаживалась, то абсолютно в противоположную сторону всё повернулось у Леонардо. Вернее, шкала его умиротворения имела такие резкие контрасты, что даже медитации не всегда помогали. Поначалу он был единственным, кто не растерялся в ситуации и пытался поддерживать спокойствие. Со временем, когда вся семейка зажила комфортно, лидер начал потихоньку сходить с ума. Не буквально. Он хорошо умел держать эмоции в себе, и это не играло ему на руку. Лео стали сниться странные сны, о которых знали все, но глубоко не вникали, поскольку он не рассказывал. Не хотел, чтобы за него волновались. Обычно таким снам не придают слишком большого значения, но в этот раз ситуация была слегка иной. Особое волнение вызывал именно голос. Он был настолько близок, словно всю жизнь звучал в голове, но мутант знал наверняка, что никогда не встречал его обладателя в реальном мире. Лео долго пытался вспомнить, напрягая извилины до боли в голове, и каждый раз не приходил ни к какому выводу. И это так… удручало? Точно такое же ощущение, когда чего-то хочется, но не знаешь, чего именно. Не очень знакомые крыши замаячили перед глазами, он понял, что уже близко. Оказавшись на месте Леонардо с удивлением подметил, что никакой лавки тут вовсе нет. Ни тут, ни в соседних домах, ни где-либо ещё. «Но она ведь точно была здесь…» — недоумевающая черепаха продолжала оглядываться по сторонам, не веря своим глазам. Достав телефон, он открыл фотографию и начал сравнивать окрестности. Идентичные дома, вывески. Всё было на месте, кроме чёртовой лавки. Пазл не складывался. Лидер прошел вперед, пробежался по ближайшим домам, оценил ситуацию и понял, что ничего не понял. Он смотрел в одну точку, где должна была находиться лавка, но видел только голую стену. Всё становилось еще более подозрительно, и он точно знал, что намечается что-то серьёзное. Что-то, о чем немедленно нужно рассказать семье, чтобы те были готовы.