Идеальный, но недоступный.

       Винсент стоит у своей же барной стойки и крутит в руках бокал с вином, смотря чуть в противоположную от входа на кухню сторону. Рукава его полу-прозрачной белой рубашки были закатаны. На ладонях уже не было перчаток и наручных часов, а на тыльной стороне ладони поблескивали капли воды, которые не успели высохнуть после недавнего мытья рук.        Саша всё так же сидел в спальне напарника, и кажется, глядел на рубашку рядом с собой с красными щеками. Теперь, когда разум вернулся, то с ним вернулся и некий стыд за проделанное раннее. Не было похоже, что в ближайшее время Винсент решит зайти в комнату сам, поэтому у Новикова есть время, чтобы обдумать все свои действия ещё раз. И заодно решить, как и с чего начать разговор, когда они встретятся уже на кухне.        Неизвестно, что делать с рубашкой, но оставлять ее вот так вот просто — идея не самая лучшая, поэтому вещь быстро комкают крепкие руки, как бы жалко ему не было делать это с такой, вероятно, дорогой вещицей, и в добавок, как бы слегка и случайно путают со своей собственной футболкой. Он попытается протащить это всё в свою сумку, и вместе с этим достанет себе новую вещь.       Стоило только порогу спальни издать еле уловимый скрип, как на кухне слышится стук бокала о столешницу, а затем и слегка приглушенный низкий голос:       – Оставь это там, где взял. Там слева от двери гардеробной есть пустая полка. Кинь туда и возвращайся.       Саше не хватает смелости отвечать на это. Один этот голос лишает дара речи и просто заставляет повиноваться, оставить рубашку в гардеробной, и осмотрев свою футболку, принять решение, что та тоже остается там же.

***

       Их взгляды пересекаются, когда Саша стоит на пороге кухни, а Винсент всё так же стоял около высокой столешницы, а рядом с ним стояло два бокала с вином. Один был уже наполовину выпит, а другой будто вот-вот налили. И разве мог кто-либо ещё лучше делать вид, что ничего не знает, кроме как Винсент Фаброн? Вряд ли:        – Я починил всё. Надеюсь, ты хорошо провел время?        Саша проклинал его в следующие секунды. Он был готов к крикам, к всплескам эмоций со стороны владельца той вещицы, но в итоге… В итоге он знает, что его Оператор починен и должен работать исправно, в добавок его еще и спрашивают, хорошо ли он провел время?        Блондин хмурится, ведь знает человека напротив, и знает, что тот просто превосходно скрывает свои истинные мысли и эмоции. Он смог бы обмануть даже детектор лжи, но сейчас обманывать себя Сова не даст. Это глупо, то, что сказал Винсент. Как минимум потому, что к Саше не возникло вопросов, когда тот заявился на кухню с голым торсом просто так, без причины. Поэтому этот разговор Новиков заведет сам:        – Прекрати делать вид, будто ты напрочь слепой даже в очках. Не играй со мной в такие игры! Скажи уже всё, что думаешь об этой ситуации!        Винсент ухмыляется, издает короткий смешок и берет полный бокал с вином и тянет его парню напротив:        – Выпей и расслабься. Я ничего не думаю. Просто оставим это. Как там… Проехали. Et voilà.        Саша обомлел сильнее прежнего, посмотрел прямо в глаза Винсента снова, и бокал с напитком не взял. Лишь покосился на него с секунду и свел брови вместе в вопросительном жесте:        – То есть, тебе даже не интересно услышать про мои… Чувства? Совсем ничего не хочешь обсуждать?        И пусть Саша был из тех, кто не показывает эмоции вот так просто, но сейчас он открыто всем своим видом показывал, как его ранят эти слова.        Рука с позолотой тянет бокал вина обратно на стол, а сам Винсент обратно облокачивается на него, склоняя чуть голову в бок, тяжело вздохнув. Не одному Саше тут было тяжело что-то думать и обсуждать. Но благо, опыт Винсента позволил ему быстрее дать какие-либо ответы:        – Нельзя. Нам нельзя быть в отношениях между напарниками. А еще лучше, вообще в них не быть.        И пусть Саша догадывался, но все равно вставит своё почти безнадёжное «почему?» и в ответ получит почти то же самое, о чем и догадывался:        – Потому что это мешает нашей работе. Сбивает с толку, заставляет думать не о задании, а о сохранности другого человека. Несомненно, у нас это и так присутствует — умение прикрывать другого. Но лишь на уровне напарников. И если будут потери — то смерть напарника пережить проще, чем смерть более близкого человека. И не будет нужды думать, что в его смерти виноват ты сам.        Француз проводит ладонью по своим волосам, тянется рукой к своему бокалу и делает еле заметный глоток. Наступает гробовая тишина, в которой один Винсент подавал признаки жизни, пока Саша, кажется, даже не дышал. Разумеется, внутри он размышлял. Над тем, что зачем и для чего он позволил себе влюблённость, хотя прекрасно и сам понимал слова, сказанные Винсентом раннее. Но он забыл о них, – об этих правилах, – примерно через неделю после того, как Капитан представил в протоколе нового агента. Одетого с иголочки и готовым стрелять в любую секунду с предельной точностью, как обычно делал это Сова на их заданиях до прихода восемнадцатого агента.        С тех пор, частенько, они работали вместе. Во многих случаях Чембер отправлялся на подстраховку к Сове. Несколько раз это было по приказу Капитана, несколько раз Винсент сам принимал решение о том, что два снайпера будет лучше, чем один.        Примерно на третьем их совместном задании Сова и потерял счет времени, а так же несколько раз допустил ошибку в стрельбе, потому что не мог совладать с собой внутри, пока Чемберу на тот момент пришлось опереться слегка на напарника, чтобы стрелять под правильным углом. Но тогда француз был на все сто процентов уверен, что тот промах случился из-за того, что он сам и толкнул Сову, от чего прицел слегка скосился.        За две недели Саша знал, что после слишком тяжелого задания Винсент будет пить не кофе, как все остальные, а чёрный чай с одной ложкой сахара.        За два месяца Саша знал, что во время даже их условного отдыха Винсента лучше не беспокоить звонками и сообщениями с четырех до девяти вечера, потому что тогда он работает над своим оружием. И даже если это были разработки не только оружия, – как подозревали все сначала, – то Саше было на это плевать. Это было похоже на то безумное состояние, когда любишь, и будешь любить дальше, даже если узнаешь о человеке какой-то не самый лучший и приятный секрет.        Винсент так и молчал дальше, потому что свои мысли он высказал. Ожидал теперь, пока Саша наберется смелости для чего то ещё, и спустя несколько минут, тот всё-таки осмеливается продолжить их, возможно, бесполезный диалог:        – Это значит, что…        Он не успеет договорить, потому что потеряет мысль, но Винсент скажет за него:        – Это значит, что я не тот человек, который тебе нужен. Далеко не тот. У меня другие планы на протокол и свою жизнь. Ты — человек с большим и добрым сердцем, который будет сражаться за правду и честь. А я — элемент, который поможет вам обрести ту самую правду и не потерять честь. Постараюсь, по крайней мере. Ты выполняешь работу для VALORANT, и ты будешь выполнять её дальше. А мои пути с протоколом скоро могут поспешно разойтись. Честно — я не дам напрасной надежды, и ты не цепляйся за невозможное. Делай то, что умеешь, и не теряй силу духа, пуская в своё сердце слабость к кому-либо. И это относится не только к нам.        Винсент замолкает, а во вновь минутной тишине слышится лишь судорожное дыхание русского наёмника, который изредка подрагивает плечами, стараясь хотя бы сейчас совладать с собой:        – Но Винсент, подожди…        – Чембер.        Француз перебивает его на тон громче и кивает на дверь позади напарника:        – Сейчас принесу Оператор и доставлю тебя в аэропорт. Je ne veux rien entendre.