Власть над прошлым

Тишина была невыносимой. В коридоре, перед покоями королевской детской, было с десяток людей, но тем не менее, все они хранили абсолютное молчание и выжидающе смотрели на запертые двери, за которым находились мейстеры и служанки, обследующие молодого принца Даериса. Но Лейнор их почти не видел. Какая ему разница до любопытной знати, черни, стражи и даже короля, если за этой резной дверью его бедный сын боролся за каждый вздох, внезапно сраженный такой смертоносной болезнью, как оспа? А ведь только вчера они были во дворе, где Лейнор начал учить своего мальчика, упорного и настойчивого принца, чьи шаловливые пальчики все чаще тянулись к стали на его бедре и шпаге своей тени, Сары Старк, как держать деревянный меч, который ему подарил дедушка Корлис в последний свой визит. Даже еще утром они все вместе завтракали, и все было в порядке, если не считать небольшой вялости у Даериса, чей лоб был чересчур теплым, но едва ли больше, чем обычно. Но кто же знал, что это были первыми признаками болезни у мальчика?!.. Лейнор с трудом повернул голову и посмотрел на жену. В ее лице, несмотря на маску царственного спокойствия, не было не кровиночки, губы были все искусаны, фиалково-голубые глаза также как и его взгляд миг назад сверлил дверь, а левая рука остервенело терла шрам на правой ладони, который у нее остался после того, как во время родов Нира порезалась об один из мечей Железного трона. Это означало высшую степень тревоги у его жены. Обычно Нира просто крутила кольца на пальцах, когда нервничала, а шрама касалась тогда, когда в ее душе бушевала уже самая настоящая паника вперемешку с ужасом. Так было трижды. Когда Лейна рожала близнецов в течение нескольких дней и мейстеры уже были готовы сдаться, когда Отто Хайтауэр стал главой своего дома, и Даерис впервые оседлал Каннибала и почти час провел с ним в небесах, прежде чем спуститься к своей перепуганной семье. Ему хотелось… Он должен был ее успокоить, но Лейнору даже шевелится было тяжело от страха, который его почти парализовал в тот миг, когда на тренировочный двор примчалась леди Клеменс, одна из фрейлин Ниры, и сообщила, что Даерису стало плохо прямо во время занятий. Он еще никогда не испытывал такого чувства. Ни на войне, ни на турнирном поле. Его конечности стали тяжелыми и негнущимися, сердце билось с перебоями, легкие сжались, горло свело, и даже думать было больно. Лейнор только и мог что прокручивать одну мысль в голове: не его мальчик, не его единственный ребенок. Это не та потеря, которую можно пережить, и на миг он не мог не посочувствовать еще больше своему тестю, похоронившему столько детей от королевы Эйммы, которые были до рождения Ниры и после нее. И зауважать его чуть больше, чем прежде. Ведь при всей свой мягкости и доброте, король пережил потерю не только детей, но дядюшек, тетушек, родителей, деда с бабушкой и младшего брата, который умер в колыбели. Лейнор бы столько не вынес. Смерть Даериса ему перенести не по силе. Нира, даже с учетом того, что Лейнор спокойно признавал, что его жена была сильнее духом, чем он, наверняка тоже. Их мальчик был единственным в своем роде, и его потеря их сломит. Даже сейчас, от одних только мыслей об этом ему уже было так плохо, что Лейнору оставалось только удивляться, что он еще может стоять на ногах. Но все же он кое-как смог перебороть себя и нежно коснулся ее запястья, чтобы она перестала трогать уже порядком покрасневший шрам, который вот-вот вновь превратиться в открытую рану, так сильно она царапала его. Рейнира мгновенно вскинула голову. В ее глазах застыли слезы, которые она старалась не проливать перед всей этой толпой даже сейчас, зная, что на нее все смотрят. Она давно поставила себе установку, что не должна показывать слабину тем, кто только и ждет, чтобы ткнуть в нее пальцем и начать насмехаться на тему того, что хрупким плачущим женщинам не место на Железном троне. Лейнор в который раз восхитился женщиной, на которой женился пусть не по любви, но по дружбе, с каждым годом становящаяся все более крепкой, и привычно возблагодарил богов за то, что они свели его с ней. — Я рядом, — хрипло прошептал Лейнор, понимая, что говорить, что все будет хорошо, или что Даерис точно выкарабкается, было глупо и даже жестоко. Губы Ниры слабо дрогнули. А потом гнетущую тишину нарушил звук распахнувшихся дверей. Лейнор, как его жена, мгновенно обернулись и с жадностью впились взглядами в уставшие лицо мейстера Герардиса, которому Нира доверяла больше, чем Орвилю. Он закрыл за собой двери, через которые Лейнор на миг успел увидеть часть кровати, где лежал бледный Даерис, чья кожа была покрыта потом, личико сморщено от боли, а на его руках, лежащих на одеяле, заметил красные пятна, предвещающие скорые появления язвочек. — Ваше величество, — уважительно произнес он, обратившись сначала к королю, который выглядел не менее взволнованным, чем все остальные, а наверно даже больше. — Моя принцесса… — Что с моим внуком? — резко оборвал его король Визерис. — Какие прогнозы? Он… — Будет жить, — произнес мейстер, и Лейнор едва не рухнул от облегчения, как Нира, с чьих губ сорвался громкий вздох облегчения. — Болезнь юного принца развивается куда слабее, чем я видел у иных заболевших в его возрасте, но… Рейнира сделала шаг вперед. — «Но»? Что значит «но»? — рявкнула она, как настоящая драконица, готовая изрыгать пламя. — Он будет жить, только если переживет сегодняшнюю ночь, моя принцесса, вот только… — смиренно ответил он, не отшатываясь от гнева наследной принцессы в сторону, как сделал был любой другой на его месте. Нира резко сдулась. — …это будет очень долгая ночь, — рассеяно прошептала она одновременно с мейстером Герардасом, словно заранее знала, что тот сейчас скажет, и смотря будто сквозь него. Но Лейнор едва ли это заметил. От слов мейстера он невольно выпрямился, как будто перед ним был не ученый муж, а командир, приказывающим им выстоять ночь под вражеским натиском, и обещающий в таком случае победу, или капитан корабля, сообщающий, что ночью будет сильный шторм, который им предстоит пережить, чтобы выжить. Лейнор так воспринял эти слова и был полон решимости, войти в эту дверь и пробыть внутри с сыном всю эту долгую ночь. — Как жаль. Я буду за него молиться, — совсем не к месту подала голос королева Алисента, чинно сложив руки, спрятанные в рукава нежно-голубого платья, под грудью. Ее хрипловатый голос был насквозь фальшив, а в ее карих глазах, уже привычно несколько затянутых мутной пеленой вина, которое она умудрялась употреблять даже вопреки запрету короля, стоял холод. Эта реплика была настолько глупой и насмешливой, что Лейнор хотел ее задушить. Многие знали, что когда-то благочестивая королева сейчас была не на лучшем счету у септонов, после того, как она со скандалом выгнала септу, ругающую ее за распитие вина сверх меры и за пропуски молитв. А ее невинно-воздушные платья в пастельных тонах, в которые она облачилась, лишившись возможности носить зеленое и отринув цвета дома своего мужа как что-то, что могло ее укусить, никого не могли обмануть, как бы она ни пыталась натянуть маску кроткой милой леди. Репутация королевы Алисенты и ее популярность при дворе и среди черни в данный момент была на самом низком уровне. Эйнис с пиздой. Так ее за глаза порой звали, припоминая короля, сына Эйегона, который был слаб, труслив и никчемен, а его единственная ценность — это его кровь. Даром, что королева не Таргариен. Но ее ценность была как раз таки в драконе, а точнее в двух. Не то, что она особо сильно занималась детьми в те мгновения, когда король разрешал ей навещать принца Эйегона и принцессу Хелейну. Сын ее шугался и прятался за юбки Ниры, если она была рядом, и громогласно объявляя, что у нее изо рта плохо пахнет, а дочка отшатывалась в сторону, когда та хотела ее обнять и плакала, когда та приказала выбросить ее коллекцию насекомых. Королева так не поняла, что Хелейна не любит чужих прикосновений, и что насекомые для девочки — это все равно, что любимые котята. Но она все еще мать королевских детей, жена короля, и в ее распоряжении были слабые, но последователи, состоящие в основном из тех ярых упертых убежденцев, что на троне должен сидеть мужчина. Да и не первая она высокородная женщина, которая могла родить, но совсем не знать и не заниматься детьми, к сожалению. — Надеюсь, мейстер Орвиль как можно скорее проверит здоровье моего принца и моей принцессы, чтобы убедиться, что и они не подхватили эту… заразу, — равнодушно добавила королева, сморщив нос, и словно не замечая, как с осуждением на нее смотрят присутствующие здесь люди. Лейнор вновь ощутил острое желание ее придушить. — Ты, кажется, хотела помолиться, Алисента? — резко осадил ее король, пронзив жену темным сердитым взглядом, видеть который на его добродушном лице все еще многие не привыкли. — Вот иди и помолись. Королева поджала губы, и, вскинув подбородок, гордо развернулась, чтобы уйти. Члены совета расступились, казалось бы, с почтением, но в их глазах по большей части было неодобрение или равнодушие. У нее не было союзников среди них, и, может быть, Лейнор был этому порадовался, ведь это значит, что позиция Ниры была все сильнее и не будет расшатана изнутри, но сегодня ему было плевать на всю эту Игру Престолов. Его сын был болен и пусть все хоть провалятся в самые низы Седьмого пекла.

***

Уже стемнело и только немногочисленные свечи освещали пространство. Но Рейнира едва ли это заметила, полностью сосредоточенная на плетение молитвенного колеса, которое не делала прежде, и хриплого дыхания, вырывающиеся из легких ее милого сына. Каждый раз, когда оно сбивалось, она все замирала, и испуганно вскидывала взгляд, чтобы посмотреть на его личико, покрытое потом, боясь увидеть, что он больше не дышит. Рейнира не понимала, как так вышло. Почему боги послали такую заразу ее благословенному мальчику, которого они ей подарили? Это какое-то испытание? Урок? Просто случайность? В последнее она не верила совершенно, потому что больше никто не заболел. Ни у служанок, ни у Эйегона с Хелейной, ни у кого-то из знати. Ни у кого не была даже признаков какой-то либо болезни. В Красном замке ввели карантин, на тот случай, если то проявит себя больше, но Рейнира была уверена, что этого не будет. Кто-то специально заразил ее сына, и она не могла не подумать, что это был Отто Хайтауэр. Что он нанес тот самый удар, который она подсознательно ждала с того мига, как он захватил власть в своем доме и Староместе. Но как это доказать? Ее выставят сумасшедшей, если она заявит об этом во все услышания. Сумасшедшей, иррациональной и завистливой. И тем самым она может только повысить просевшую за эти годы популярность номинально Зеленых. Нет. Ей надо быть хитрее, как и во все последние годы с той поры, как Старые боги ее благословили. — Зачем ты плетешь колесо, если не следуешь Семерым? — внезапно ворвался в узкий круг ее звуков тихий голос. Рейнира вздрогнула. Сначала она бросила взгляд в сторону Лейнора. Он передано нес вместе с ней службу по около кровати Даериса, сидя в кресле по левую руку мальчика, но где-то около получаса назад ее муж поддался сну, а Рейнира его и не будила. На самом деле, она так была поражена, даже спустя годы, каким Лейнор неплохим на самом деле оказался мужем. Не отягощенный горем из-за смерти своего любовника, связь с которым в этот раз естественным образом истончилась и была прервана, когда Джоффри Лонмаут занял место главы своего дома, а потом и вовсе женился на девушке из Коннингтонов, и знанием, что дитя, которое воспитывает не от его семени, в этот раз он вырос совсем в иного мужчину. Более вовлеченного в поддержку вида счастливого брака для публики, который впрямь был довольно сносным, ведь Рейнира без колебаний могла сказать, что они были близкими друзьями и могли положиться друг на друга. Он был также преданным отцом, каким не был для ее кареглазых мальчиков. Даже Деймон не был таким вовлеченным отцом, хотя дядя без сомнения любил как их общих детей, так и их детей от предыдущих браков. Лейнор был хорошим. Настолько, что ее порой начинала мучить вина за то, что она ему так и не сказала о том, как на самом деле появился Даерис. И искренне сожалела, что у них не вышло родить еще детей. Конечно, они оба еще молоды, и оба этого хотели, но попытки зачать предпринимали все реже, подсознательно не желая, окрасить свой довольно крепкий брак красками стыда и неловкости, подчас возникающие после этих попыток. — Он хороший отец, — вновь подала голос Сара, также незримо здесь присутствия, как и все эти почти шесть лет. Рейнира уже привыкла к ней и не так вздрагивала, когда девочка, уже девушка, неожиданно появлялась словно из ниоткуда, и не морщилась от того, что та почти не покидала сторону Даериса, который обожал своего стража со всей силой своего доброго сильного сердца. Почти такого же, как у Джейса. Рейнира стиснула зубы и постаралась изгнать упрямые мысли о своих нерожденных детях, как делала каждый раз, когда они появлялись. — А каким был… тот, другой? — неожиданно вырвался вопрос из ее рта. Она знала, что спрашивать о иной жизни девочки и ее милого принца было все равно, что рвать у той зубы. Да и сама обычно не очень стремилась об этом знать, все также не желая делить своего мальчика с призраками того времени, которое еще не наступило и, может быть, не наступит. Но сейчас Рейнира импульсивно задала этот вопрос и была почти уверена, что ничего не услышит в ответ, как было во все предыдущие разы. — Кровный пал еще до его рождения, а мой отец… Мой отец любил и делал все, что было в его силах, но теперь я думаю, что этого было недостаточно, — после значительно паузы внезапно ответила Сара, чем невольно ее удивила. Рейнира нахмурилась. — Почему он вообще оказался с вами? — тихо спросила она, решив ловить редкий миг откровения Сары и точно зная, что Лейнор в этот момент едва ли что-то услышит, так как только на поле боя имел чуткий сон, а в спокойные дни мог спать так, что его даже рев драконов бы не разбудил. Сара с жалостью посмотрела нее. — Потому что больше никого больше не было, — ответила она. — Династия сменилась, и если бы кто узнал о Джоне, если бы мой отец не спрятал его под именем и личностью своего бастарда, то его бы ждала смерть. Рейнира шокировано отшатнулась. — Бастард... династия… Нас свергли? — неверяще прошептала она, стиснув в руках колесо. Сара отрывисто кивнула. — При третьем Эйегоне драконы вымерли, дом стал дряхлеть, порождая все больше безумцев и дураков, а потом началось восстание, — отстранено произнесла она. — Джон родился во время финальной стадии. Мой отец обожал свою сестру, и когда узнал, что она вышла замуж за падшего принца, и родила ему сына, забрал его с собой, когда она умерла от родильной горячки, и отвез домой, сказав всем, что это его бастард. В это было не трудно поверить. Джон был похож на него больше, чем все мои братья и сестры, — все такие рыжие и голубоглазые, — как и я. Северянка скривила губы. — Я даже бегала к нему, когда была совсем ребенком, и плакала у него на коленках от страха, думая, что я тоже бастард, — с ноткой печали и горечи добавила она. — Глупая. Мне было невдомек то, что ему было неприятно это слышать. Моя мать, насквозь южанка, никогда не забывала ему об это напомнить. Но Джон был… Он был хорошим братом. Только успокаивал меня, гладил по голове… Ее губы тронула редкая улыбка. — И помог засунуть Сансе в матрас овечье дерьмо. Она так визжала, — с ностальгией произнесла Сара и затихла, рассеянно, и, как показалось Рейнире, со скрытыми слезами в глазах посмотрела на хрипло дышащего Даериса, прежде чем вновь перевела взгляд на Рейниру. — Не бойся. Когда я была совсем маленькая, он тоже болел оспой. И Мейстер Лювин тоже говорил, что если Джон переживет ночь, то будет жить. — И он выжил, — ошеломленно прошептала Рейнира, все еще не совсем осознавая всю ту информацию, которая на нее свалилась, и бессознательно погладив руку своего маленького принца, не спрятанную под бинты с припарками, которыми мейстеры обмотали его руки, чтобы предотвратить появление язв. Сара кивнула. — И он выжил, — глухо повторила она. — А моя мать, как ни странно, просидевшая тогда с ним целую ночь несмотря на то, что была беременна, и сделавшая для него похожее колесо, не сдержала обещания, данного богам. Не полюбила сироту и не приняла его в свою семью, как клялась сделать, если он выживет. И это одна из причин, почему все мы, ее дети, были прокляты. Ни волки, ни форели. Больше ни совсем живые, но и ни совсем мертвые. Рейнира сглотнула, и она сама не знала почему, но у нее возникло ощущение, что та рыжеволосая женщина с кровавыми слезами из ее видения и была безымянной леди Старк из будущего, где ее дом был свергнут, драконы мертвы, а ее мальчик был последним драконом, спрятанным на далеком Севере под ликом бастарда, чья жизнь явно кончилась не на смертном одре в глубокой старости. В конце концов, иначе Старые боги бы не подарили ему второй шанс на жизнь, вручив его ей, со словами, что песня была неправильна спета, а человечество потерпело поражение. — Ты думаешь… Ты думаешь, что эта болезнь может быть эхом твоего стертого будущего? — еле слышно спросила Рейнира, крепче сжав непривычно похолодевшие пальчики сына, словно чтобы убедиться, что он был здесь и ее. Юное лицо Сары исказилось в мрачной гримасе. — Нет, — резко произнесла она, вновь став той привычно безэмоциональным маленьким солдатом. — Я думаю, что его специально заразили. И я думаю, что мы обе знаем, кто это мог сделать. — Отто, — выплюнула Рейнира. — Или королева, — предположила Сара, сжав рукость своей шпаги, и презрительно усмехнулась. — Кажется, Железный трон режет и сводит с ума не только тех недостойных, кто на нем сидит, но и тех, кто стоит рядом с ним. Северянка с прищуром посмотрела на нее. — Ты же знаешь, что она наставляет королю рога с Косолапым, чтобы он был на ее стороне? — с отвращением в голосе спросила она, вновь забыв о приличиях, и обращаясь к Рейнире не так, как подобает. Одергивать ее и грозить поркой не было смысла, все равно маленькую мечницу это только смешило. Поэтому она только проглотила очередной усталый вздох, услышав такое обращение к себе, и обернулась в слух. Хотя Рейнира и так знала, что Ларис все же и тут предпочел компанию Алисенты. Видимо перспектива удовлетворения своих низменных инстинктов не кем иным, как королевой, его больше прельстила, чем служба ей. После того раза, когда он подходил к ней в саду, когда Рейнира еще была беременна, Стронг больше не подходил к ней. А потом начал гулять в компании опальной королевы. Ох, как ей хотелось, чтобы они оба провалились в пекло! Но избавиться от Лариса не представлялось возможностей, так как он пока не доставлял проблем, и все еще просто искалеченный сын Десницы, чья работа Рейниру более чем устраивала. Хотя ей удалось продвинуть кандидатуру Гунтора Дарклина, некогда вставшего на ее сторону и придерживался этого решения до того момента, когда Кристон отсек ему голову, на пост мастера над шептунами вместо него, и это было уже хорошо. — …пока мейстеры тут суетились и были заняты им, — кивнула Сара на Даериса. — Я заметила, как одна из служанок проскользнула в детскую, а потом быстро покинула ее, стискивая в руках плед, которым няньки укрывали детей, когда у них был дневной сон… К тому же, я ее не знаю. А это странно, так как я знаю каждого, кто служит вашей семье в этом замке. И сомневаюсь, что имея возможность что-то украсть из замка, она бы взяла какую-то тряпку, а не серебряный подсвечник, какую-то одежду, расшитую драгоценными камнями или что-то вроде того. Она покачала головой. — Думаю, что ей приказали забрать одеяло, специально измазанное язвенным гноем какого-то другого зараженного, пока дети королевы тоже не заразились, — мрачно закончила Сара, говоря с ней больше, чем Рейнира могла вспомнить за все эти годы. — Даже если и так, то почему ты думаешь, что к этому имеет отношение именно Ларис? — хрипло спросила она. Сара поджала губы. — Я нашла ее в туннелях с разбитым виском, как будто девчонку чем-то метко и со всей силы чем-то ударили. Этим чем-то вполне мог быть набалдашник трости, — коротко произнесла она, стуча пальцами по эфесу шпаги. — Трости Косолапого, с которым едва не столкнулась неподалеку от входа в те самые туннели. Он был весь в поту, будто что-то тащил, на его руках были перчатки, а у него на сапоге были багровые пятна. Кажется, он их не заметил. Я думаю, что он встретился с ней в зале с черепом, проломил ей голову и затащил в проходы, чтобы ее не сразу нашли. А одеяло сжег в очаге, чтобы не оставлять улик. Рейнира была поражена тем, что не сломала зубы, так сильно она их стиснула от этой информации. Она чувствовала, как в ее жилах воспламенилась кровь, а желание разорвать на части Алисенту и Лариса было настолько высоко, что ее глаза заволокло красным туманом. Но Рейнира не могла замарать свои руки смертью сына нынешнего Десницы, против которого не было улик, кроме слов возвышенной до леди бастардки с Севера, чье присутствие вблизи королевской семьи — девчонка, охраняющая наследника наследницы, ха! — до сих пор вызывает пересуды… — Быстро и незаметно, или долго и мучительно? — деловито произнесла Сара, будто прочитав ее мысли. Она моргнула. Порой Рейнира все еще забывала, что за лицом этой невысокой девушки скрывался убийца. Прежде она старалась на этом не зацикливаться и не просила ту сделать для нечто подобное. Но разве Сара здесь не для защиты Даериса, чья жизнь была подвергнута опасности? И не важно, от чьей все же руки. Алисенты, Лариса, или Отто. Они все были опасны, и рано или поздно им всем придется умереть, чтобы ее правление и правление ее сына не было подвергнуто опасности. Так зачем еще дольше оттягивать момент, когда мор ее врагов наконец начнется?.. — Мучительно, — твердо сказала Рейнира. — Очень мучительно и как можно более унизительно. Сара коротко кивнула. А она встала с места, стиснув в руках незаконченное колесо, и, подойдя к камину, бросила его в огонь. Рейнира впрямь давно не верила в Семерых и не нуждалась в их помощи или утешении. А Старые боги, единственные, что когда-либо для нее сделали, не нуждались в физических символах. Только в ее вере и в ее мальчике, нужном им для будущих сражений с мертвецами, и чей уход из жизни они не должны были допустить так рано. Как будто в подтверждение верности ее мыслей, ночную тишину прорезал отдаленный рев Каннибала, явившегося еще днем и расположившегося за стенами города, что весьма напугало горожан.