Власть над прошлым

Когда Алисента увидела Королевскую гавань, то ее отчего-то поразило то то, как здесь все… застыло. Все те же грязные улицы, крепостные стены, и снующие туда-сюда люди. Они были все таким же, какими были, когда она покидала этот город. Алисента не знала почему, но ожидала, что все как-то измениться. А может это была только она? Может только она изменилась? Ей казалось таким странным, немного несправедливым и неправильным, что только ее боги посчитали нужным сломать, чтобы преподать урок и сделать какой-то другой, пока весь остальной мир продолжал идти своим чередом, а люди жили свои легкие и трудные жизни. Впрочем, Алисента нашла способ справится со своими чувствами за то время, пока была в Староместе. И пробыла она там куда дольше, чем намеривалась. Септа Рейла заставила ее саму написать Визерису письмо с печальной вестью о том, что она потеряла ребенка и с пожеланием вернуться домой, к детям и, конечно же, «любимому» мужу. Алисента чувствовала, что та хочет, чтобы она как можно скорее покинула Звездную септу, явно считая ее грешницей, порочащей святые стены этой обители. Она и сама хотела уехать, лишь бы больше не спать в этой комнате, пропитанной запахом крови, который так и не исчез, и не видеть сочувствующих взглядов других септ и септонов, от чего ее вина за свое облегчение от избавления от ненужного ей бремени становилась все сильнее и тяжелее. Вот только Визерис явно не очень хотел ее видеть. Он лишь написал короткое письмо, где не было сочувствия, или ясности насчет того, что с ней теперь будет. Там лишь было разрешение, больше похожее на приказ, остаться на какое-то время в Староместе, чтобы она, якобы, пришла в себя в родных стенах и среди родных людей, после своей «трагичной» потери. Визерис ясно дал понять, что несмотря на то, что ребенка больше нет, в столице ей не рады. Нет, Алисента этого даже ожидала, но эта подвешенность в состояние, где она не знала, что с ней будет, как с ней поступит муж, разведется ли теперь с ней, сошлет в Молчаливые сестры, или что-то, ее нервировало так, что она вновь прибегла к алкоголю, едва прибыла в Высокую башню. Тут ее тоже никто не ждал. Дядя был хмур и не разговорчив, кузены отводили глаза, а кто и вовсе ее игнорировал, а отец… Сир Отто не скрывал своего разочарования, которое все еще кипело в нем от ее неудачи и провала, как королевы. А еще он явно решил сделать вид, что ничего не случилось. Что это не его рука лишила ее ребенка, который все испортил, даже не сделав вздоха. Что не было ее слов, которые Алисента, не выдержав эмоциональной лавины, выплеснула на него. Будто того его визита вообще не было. Он даже ничего толком ей не сказал, кроме того, что ей лучше начать что-то с этим делать, потому что дядя не будет вечно ее содержать, и либо она вернется в столицу, вымаливать прощение короля, либо тот ее вышвырнет не только из замка, но и вычеркнет из семейного древа. В ту же ночь Алисента напилась. Почти так же сильно, как в тот вечер, когда отдалась сиру Тиланду, только в этот раз, едва в ее помутившемся сознание промелькнуло воспоминания о той ночи, она тут же кинулась к умывальнику и, сунув пальцы в рот, вырвала все то, что выпила. И ей стало… легче. Алисента не знала почему, но когда из нее вышло все то, что было в ее желудке, ей стало так хорошо, будто она смогла выплеснуть из себя не вино и желчь, а часть этой самой проклятой вины и своего греха. В последующие дни, когда напряжение накапливалось, а тяготы этого бесцельного существование становились невыносимы, она вновь прибегала к этому способу, но с едой было не так. После того, как из нее выходила просто полупереваренная пища, ей было просто плохо и все. С алкоголем было иначе. Алисента и приятно пьянела, выпив большое количество вина, или эля, и ощущала очищения от всего этого ужаса, во что превратила ее жизнь, когда видела в умывальник или ведро выплескивалась желчь вперемешку с красным Арбором. Этот способ ни раз помог ей сбросить какую-то толику тяжести с плечи за те несколько месяцев, которые она провела в Высокой башни. С каждым разом ей было все легче и легче. В какой-то момент она даже стала вновь улыбаться и по-настоящему скучать по детям. Отец тоже к ней потеплел и поощрял ее тоску по Эйегону и Хелейне. Более того, она все чаще начала задумываться, что может тот не был намеренно жесток, а даже помог ей. Это ведь ее отец!.. Он всегда желал ей только лучше, а Алисента только зря упрямилась и бунтовала. Этот мир был сделан для мужчин, как бы это ни было прискорбно, но ее папа постарался, чтобы ее участь была такой, о какой женщины в этом жестоком мире могли мечтать. И для ее детей сир Отто желал только хорошего будущего и славной жизни. Он хотел, чтобы Эйегон получил свое законное место, а милая Хелейна была так же обласкана, как и сама Алисента. Это же так правильно, верно?.. Она хотела так думать и ощущать только легкость, которую ей дарил ее новый еженедельный ритуал. Она хотела блевать так, пока все ее внутренности не вывалится и она не станет настолько легкой, что сможет воспарить над этим миром, а потом улететь далеко-далеко, забыв о суровых слова септы Рейлы, непривычной злости отца и отвращение на лице мужа Она хотела обо всем забыть и вернуть свою прошлую жизнь. Отец был прав и таков мир. Она должна была постараться, чтобы все встало на свои места. Алисента должна была. А иначе что ей остается?.. Она начала с того, что избавилась от всех зеленых платьев и написала письмо. Одно, второе, третье. Алисента не ждала ответа, но все писала, пока ее рука не начинала неметь. Она писала мужу о том, что невинна в его обвинениях, что дитя было правда его и как ей хочется вернуться в его объятия и к их детям. Как она скучает по личикам Эйегона и Хелейны, как хочет вдохнуть их аромат и ощутить их вес в своих руках. Как боится, что пропустить то, как их дочь начнет ползать и как она скучает по смеху сына… И может не все было правдой, но ей нравилось думать, что это именно так. Алисента вообще поняла, что не стоит прислушиваться к тому внутреннему голосу, которые толкнул ее на столько сокрушительных глупых решений. Лучше делать так, как делал еще пару лет назад. Слушать людей, которые достигли куда большего, чем она и у кого есть острый разум, которым Алисента явно не обладала, раз наделала столько глупостей. Прошло две луны ее пребывания в Староместе, когда на ее письма, наконец, пришел ответ. Он тоже был очень коротким и содержал лишь разрешение вернуться в Королевскую гавань. Больше ничего. Не ясно в каком статусе ей можно вернуться, прощенная ли она… Только разрешение. Но Алисенте было достаточно и этого. Отец тоже считал, что это хороший знак, и чтобы она не медлила с отбытием. Ее немногочисленные новые платья были собраны, как и остальные ее вещи, в тот же день, и уже вечером она села в карету, которая отправилась в путь. По дороге в Королевскую гавань, ее эскорт, как в прошлый раз, не останавливался в замках, что были на пути, но в этот раз, они не игнорировали гостиницы. Она спала в кровати, а не на земле, могла принять ванну, хотя следовать своему ритуалу было трудно. Попросить пару кувшинов вина, вместо одного, так, чтобы никто не задавал вопросов было непросто, а прослыть пьяницей ей не хотелось. Она же ведь не пьяница! Нет же?.. Вид Красного замка внушил ей неожиданный ужас, поэтому Алисента решила, что первую ночь в столице проведет в гостинице. Номер снял, как и в прошлый раз, один из ее кузенов, которые ее сопровождал, а внутрь она прошла в длинном плаще с глубоким капюшоном, так что никто не знал, что их посетила сама королева. Алисента сама не знала, почему ее обуяло это чувство. Может потому, что быть вдали и стоить планы о том, как вернуться все в прежнее русло, вернуть все то, что было до рождения Хелейны, было легче, чем столкнуть с реальностью?.. Или потому, что за весь путь сюда, ей так и не удалось получить облегчение, которое ей дарило вино и последующие опорожнение желудка. И теперь ей вновь начало казаться, что она слишком тяжелая от вины и своих прегрешений и ее тянет куда-то вниз. Алисента не могла уснуть. Она приняла долгожданную ванну, которую в последний раз принимала в гостинице где-то около Горького моста, переоделась с помощью двух служанок, следующих за ней из Староместа, но сон все ни шел. Алисента не могла даже лежать в кровати. Казалось, что она лежит на камнях. Все кололо и болело. Ее тело стало чересчур чувствительным и даже ветерок причинял неудобства. Алисента принялась мерить нервными шагами небольшую комнату, облизывая сухие губы и ощущая нестерпимую жажду, которую не смогла утолить вода. Она заламывала себе руки, вновь начала бессознательно обрывать заусенцы на и без того уже израненных из-за ее дурной привычки, опять давшей о себе знать, пальцах, и уже несколько раз расчесала себе волосы, пытаясь успокоиться, но все тщетно. Ее потряхивало, а в душе была сумятица. В конце концов, она предприняла еще одну попытку уснуть. Вот только когда Алисента легла в постель, где свернулась в тугой калачик, она услышала, как с улицы, через приоткрытое окно, донесся шум. Нет, Королевская гавань в принципе было местом, где почти всегда бодрствовал люд и даже ночью тут бывало шумно. Но в это раз звуки были иными. Это были крики ужаса и ропот, среди которого Алисента смогла различить «Красный», «замок» и «огонь». А потом к ним присоединился жуткий рев, которые она знала лучше, чем хотела бы. Это был рев дракона. Она резко распахнула глаза, села на месте и, спустив босые ноги на землю, быстро добралась до окна. Алисента шире распахнула ставни и выглянула в окно. Ее глаза широко распахнулись от увиденного. Во-первых, благодаря тому, что гостинице находилась на возвышении, из ее окна было видно Красный замок как на ладони. И сейчас она видела, как из чрева места, где она провела значительную часть жизни, валил большой столб черного дыма, на который сейчас смотрели люди на улицах с ужасом в глазах и тыкали в ту сторону, что крича друг другу. В Красном замке явно случился пожар, и большой, если судить по дыму, и… …и ее дети были там. Алисента знала, что она не лучшая мать, но если, скинув нежеланное дитя было для нее облегчением, то гибель Эйегона и Хелейны могли разбить ей сердце. Или то, что от него осталось. Ведь они были единственными, кто у нее остался, если не считать отца. Она не помнила, как сунула ноги в тапочки, или как накинула халат. Для Алисенты было все как тумане, пока ее ноги несли ее конюшню, где ее эскорт оставил лошадей. Она толкала людей на своем пути и неслась вперед. Возможно то была судьба, может случайность, а может ленивый, или пьяный, конюх, но не все лошади в конюшне были расседланы. Алисента была не самой лучшей всадницей, и чаще всего, если она оказывалась на спине скакуна, то сидела в женском седле, но сейчас не было выбора. Она с трудом распахнула стойло и отвязала тонконогую кобылу в яблоках, а потом вскочила ей на спину и ударила ту по бокам пятками. Это было чудом, что та не скинула ее, ведь это была чужая лошадь, а она была чужим для нее человеком. Но то ли нарастающие волнения среди животных, чуявших страх людей с улицы, то ли это был молящий шепот самой Алисенты, которая просила ей помочь, но кобыла ее приняла, а после удара понеслась вперед, как она ей велела. Алисента громко кричала людям расступиться, хотя это было и излишне. Едва она покинула конюшню и оказалась на мощенной дороге, ведущей на Хлебную улицу, по небу вновь разнесся драконий рев, а люди кинулись в рассыпную. Алисента даже не вскидывала голову вверх, и так уже каким-то шестым чувством зная, что увидит там вырвавшихся из Драконьего логова драконов, которые полетели в сторону замка, где в опасности были их всадники. Это было иронично. Но впервые она была солидарна с этими жуткими существами и с ними вместе, как один, они неслись вперед, чтобы уберечь каждый своего двуногого дракона. Ее волосы дико развевались, а бедра болели с непривычки, и каждый миг ей казалось, что она вот-вот вылетит из седла и как принцесса Визерра сломает себе шею о стену, но Алисента не собиралась останавливаться. Ей нужно убедиться, что ее маленькие Таргариены в порядке. Насколько она была жалкой, если, думая о Таргариенах, перед ее взором помимо ее детей вставало лицо некой принцессы, которая некогда желала взлететь с ней в небеса на спине золотой драконицы и есть только торты?.. Наверное, очень. А отец, вероятно, вновь бы ее ударил, но Алисента ничего не могла с собой поделать. Она даже толком не могла это обдумать, поскольку ее глаза были нацелены только на все ближе приближающейся замок, окутанный дымом, а ее руки судорожно сжимали поводья лошади, которая могла ее скинуть в любой момент, если бы хотела.