Чёрный Ирис

Сижу на обрыве и задумчиво созерцаю звёздное небо. Если бы Такао меня видел, наверняка придумал бы тысячу шуток о том, что я стал философом или что-то типа того. Но мне просто нужна разгрузка от всего этого. Гляжу на тлеющую в руке сигарету. Лениво делаю затяжку. Никогда не любил курить, но после смерти матери начал. Идиотская привычка напоминает мне о ней. И о том, какой же она всё-таки была дурой. Не могу думать о ней без болезненной ненависти, перемешанной с любовью. Отвратительное и противоестественное чувство сводит меня с ума. Хочется стиснуть голову руками и заставить себя выбросить эти мерзкие мысли. Я не должен её ненавидеть, наверное. И тот я, которому было тринадцать, наверняка захотел бы меня убить, если бы я заявил, что ненавижу мать. Но как мне было не ненавидеть её? Почти половину своей жизни вынудила провести с человеком, который понимал только язык насилия. Бил её, бил меня. А на следующий день делал вид, что ничего не было. В глубине души я до сих пор был обиженным ребёнком, признаю. Но я не мог ничего с этим сделать. И не хотел. Выдыхаю терпкий дым, словно освобождая разум от мыслей о ней. Она никогда не пыталась сопротивляться. А когда решилась, стало слишком поздно. Он её убил. Наверняка и меня бы отправил в иной мир, но дома меня тогда не было. Вот только поступок отца перевернул всю мою жизнь и заставил учиться тому же ремеслу, что и он: убивать. Это единственное, что давалось мне хорошо, вероятно. Вновь делаю затяжку. Смотрю вдаль, размышляя о свободе. Так хотелось обо всём забыть. О прошлом и настоящем, о руках по локоть в крови. О том, что убил собственного отца, но не ощутил успокоения. Лишь бесконечную пустоту. Жаль нельзя обратиться драконом и броситься вниз, почти достичь земли, а потом взлететь. Ощутить, как ветер бьёт по крыльям, как ледяной воздух наполняет лёгкие. Я всего лишь человек, способный только на жалость к себе. Я слышу её шаги ещё до того, как она появилась из-за деревьев. Оборачиваться нет нужды, узнаю её из тысячи. Слишком хорошо изучил — как и многих до этого. Садится рядом и молчит. Чуть поворачиваю голову к ней — вижу, что она серьёзна и задумчива. В последнее время всегда такая. Раньше меня бы это напрягло, захотел бы докопаться до истины. Сейчас же сердце едва дрогнуло в волнении. Такао был прав, говоря, что мы несовместимы. — Кадзу, — тихо позвала она. Захотелось поморщиться: звук собственного имени её голосом не вызывал никаких эмоций, кроме раздражения. Но я не позволил лицу даже дрогнуть. Лишь повернулся к ней уже целиком. Что ещё ей нужно? — Слушаю, — отзываюсь без особого желания. Расстались неделю назад, но ей всё неймётся. Знает же, хотел бы — давно уже вернулся. — Может, забудем об этой пустой ссоре? Это ведь жалкое недоразумение. Не сдержавшись, фыркаю. Её наглость иногда меня поражала, иногда — вызывала интерес. Сейчас же она бесила. — Непонятливая, сказал ведь — всё. Конец. Недоразумение — целовать другого, понимаю. Только терпеть не обещал. Сама ревновала к каждой встречной, но в итоге что? Азуми отвела глаза. Многое ей мог бы простить, но не двуличие. Предельный контроль с её стороны раздражал, но жить с ним было можно. Вот только поцелуи с другими мужчинами в планы не входили. Никогда не искал поводов для ревности, доверяя без оговорок. Второй шанс давать не собирался. Предала единожды — сделает это вновь. — Я не хотела… — неуверенно пробормотала она. — Не хотела бы — не целовалась. Не видел, чтобы тебя принуждали. Возразить ей было явно нечего. Она злилась и была в отчаянии, но меня это не волновало. Бросив сигарету вниз, я проследил за её падением. Иногда хотелось узнать, что чувствует человек во время свободного полёта. — Значит — это всё? — она поднялась и теперь смотрела на меня безо всякого выражения. Киваю, подтверждая её догадку. Хочу, чтобы она быстрее ушла. И она уходит. Даже не оборачиваясь. Единственный вопрос, что меня волнует, пока я провожаю её взглядом — почему же так больно на душе? Почему так тоскливо? Ах, да. Я же до сих пор её люблю. Спустя месяц она вернулась с задания, переломанная. Практически вся. Ощущаю укол вины, хоть задание и было одиночным. Я в любом случае ничего не мог сделать. Но мне неизменно кажется, что я должен её защитить. Деревня совершенно пуста. Все разошлись по своим заданиям, один я сидел без дела. И Такао, что восстанавливался после очередного магического истощения. Он совершенно не знал меры. Впрочем, будь у меня его способности, я бы тоже о ней забывал. Захожу к ней в дом, по привычке не потрудившись постучать. Она полулежала на диване в гостиной — видимо, сил идти дальше не хватило. Сломала ногу, пару рёбер, руку. Куча ушибов, синяков, ссадин и порезов. Зрелище не из лучших. Сам иногда приходил такой. Но выкарабкивался вечно сам. Она подняла глаза, услышав мои шаги. Тут же ощерилась, выпустила иголки. Хотя ещё секунду назад была беззащитной и немного жалкой. Усмехаюсь, но ничего не говорю. Ожидаю её вспышки. И она происходит. — Что ты тут делаешь? — шипит, точно змея. До сих пор злится, и злоба её пуста и бессмысленна. Подозреваю, что она и сама знает об этом. — Пришёл помочь. Такао отправил. Это полуправда. Он не заставлял, а, скорее, просил… Но ей об этом незачем знать. Пусть думает, что я тут не по собственной прихоти. Хотя пусть меня черти разорвут, если я сознаю, для чего к ней пришёл. — Злое чувство юмора у твоего дружка, — она выдавливает злую улыбку. Её губы разбиты, так что спустя секунду её лицо искажает гримаса боли. — Без тебя справлюсь, помощничек. — Вижу, — не обращая внимания на её злость, подхожу, аккуратно поднимаю на ноги. Подхватываю её руку, заставляя взвалиться мне на плечо. Можно было и донести её, но это уже удар по гордости Азуми. Она пытается сопротивляться, но получается у неё это слабо. Вскоре она всё же поддаётся и плетётся за мной к постели. — И что теперь, — говорит она, стирая кровь с губы, — будешь сидеть тут, как мамочка? Внутри меня передёргивает от этих слов. Вряд ли она понимает, что её слова мне неприятны. На мгновение прикрываю глаза, глубоко вздыхаю. Знал же, что нужно море терпения для этой девчонки. И всё равно явно запас недостаточен. — Буду, — подтверждаю сухо, в голосе моём — ноль эмоций. Не могу ей показать свою слабость. Никому не могу. Укладываю её на кровать, осторожно, бережно, точно она фарфоровая. Кажется, она смягчается. Её рука неуловимо скользит по моему запястью, я не отстраняюсь. Лёгкое тепло её прикосновения заставляет сжаться сердце. Когда-то я спрашивал у матери, как быстро могут умереть чувства к человеку. А она ответила, что они никогда не погибнут. Тебе может показаться, что ты забыл, что ты отпустил. А потом смотришь на человека — и понимаешь, что ты — глупец, который наивно надеялся на чудо. Ты никогда не забываешь чувства к человеку, и это было правдой. Я помнил каждое её прикосновение, каждый наш поцелуй. Тосковал по ней, не желая отпускать, хоть и должен был. Глядя на неё, чувствовал всю ту же боль, что и при последней встрече. Мне хотелось спросить у неё, зачем она позволила себе ту ошибку? Жалеет ли? Почему чувства к ней обострились лишь после этого? Но я не буду ничего спрашивать. Пусть боль раздирает когтями сердце. Пусть каждое её прикосновение — точно яд. Не брошу её в таком положении. Она не заслужила быть одинокой, разбитой и сломанной. Восстановление Азуми шло долго. Ощущение, что она сама его затягивала. Где-то требовала помочь, хотя ей уже не нужна была поддержка. Терпеливо выполнял все её просьбы, хотя отчётливо понимал, чего она добивается. Надеется вернуть былое. Глядя в её глаза, вижу это каждый раз. И не позволяю себе ни единого лишнего жеста. Иногда она злится, но ничего не говорит. Лишь однажды спрашивает: — И почему бы тебе просто не бросить меня здесь, если я для тебя — худшее зло, что с тобой случалось? Пожимаю плечами, ничего не говоря. Но ответ сам складывается в моей голове. С худшим злом я уже встречался. А не бросаю потому, что нельзя оставлять тех, кто тебе дорог, в тяжёлых ситуациях. Даже если они не соответствуют твои ожиданиям. Потому что твои ожидания — лишь твоя проблема. Он смотрит на неё безо всякого выражения. Если бы она бросилась его убивать, не сдвинулся бы с места. — Кто ты? — повторяет она уже более требовательно. Выглядит спокойно, словно совсем его и не боится. Изредка бросает взгляды на Мэй, но совсем не кажется печальной. Странно. — Кадзу Наито, — равнодушно представившись, он затянулся сигаретой и неторопливо выдохнул дым. Пустота в голове не давала ясно мыслить. Хотелось вскочить и действовать. Но он продолжал тупо сидеть на полу. Выражение лица девушки смягчилось. Она словно бы узнала его. Мэй рассказывала? — Кадзу, — повторила она. — Что ж, Кадзу. Может, расскажешь мне, что тут случилось? Он вздохнул. Проблема была в том, что он не знал, что здесь случилось. Лишь мог строить догадки. — На самом деле — я не знаю, — он нервно дёрнул плечом. — Когда я пришёл, она уже была… такая. — Хм, — протянула Сино. — Может, она говорила тебе что-то? Расскажи мне всё с самого начала. Кадзу отбросил волосы со лба. Бросил взгляд на Мэй. Чёрт возьми, как же странно было видеть её такой безжизненной. Наконец, сказал: — Мы вернулись домой, когда ей написал Масамунэ. Он сказал, что приедет сегодня или завтра. Она решила сразу поехать назад, чтобы его встретить. Не уверен, но она планировала с ним расстаться. Некоторое время мы переписывались, но потом она резко перестала мне отвечать. Сначала подумал, что просто Масамунэ вернулся, и она с ним разговаривает. Но когда вестей от нее не было уже долго, стал беспокоиться. Пошёл сюда. Дверь была не заперта. Ну, и вот… я увидел её тут. Сино кивнула, сосредоточенно размышляя. Затем спросила: — Она что-нибудь тебе сказала? Приходила в сознание? Вновь присев рядом с Мэй, она стала осматривать её рану. На лице отразилась смутная тревога, которая всё ещё казалась Кадзу недостаточной для ситуации. — Сказала… что он увидел, как она разбила чашку, поранилась, но порез зажил… Или что-то такое. Вероятно, бред на фоне шока, — он пожал плечами. Смысл сказанного Мэй от него ускользал. О признании он решил умолчать. Это принадлежало лишь им двоим. — Рана зажила? И Масамунэ это увидел? Сино обернулась к нему, и Кадзу заметил на её лице неподдельный ужас. Она явно что-то извлекла из этих слов. Вот только — что именно? — Да, — подтвердил он, всё ещё ничего не понимая. — Что это значит? — Что дело дрянь, — прошипела Сино. — Говорила ей, не связывайся. Не рассказывай, не показывай. Но надо же так тупо спалиться! Девушка со стоном запустила руки в волосы, словно хотела их вырвать. — Какая разница? Она мертва. Этого не изменить. Собственные слова казались чужими. Они обжигали губы и язык, казались страшным ядом. Но это ведь была правда. Сино вздохнула, оценивающе посмотрела на него. Долго собиралась с мыслями. Потом всё же сказала: — Она не мертва. Кадзу непонимающе уставился на неё. Что за ерунда? После таких ран не выживают. Мэй просто физически не могла быть жива. Попытался подобрать слова, чтобы объяснить Сино, не чувствуя себя при этом последним идиотом. — Она не может быть жива. Получила удар в сердце. После такого не выживают. — Обычный человек — да, не выживет. Но она… она не человек, — сказала Сино, скрестив руки на груди. Кадзу сглотнул. Естественно, он знал о колдовстве. В конце концов, его лучший друг — маг. Но даже Такао умер бы от такого удара, пусть и обладал феноменальной способностью к регенерации. Он был могущественным. Но не всесильным. — Даже ведьма не смогла бы пережить такой удар, — неуверенно сказал он, не отрывая глаз от Мэй. Та не шевелилась. Чего он ждал? Знака, что она не умерла? Чёртов бред. Так жестоко — вселять в него надежду. — Мэй — не ведьма. Сино явно взвешивала каждое слово. Это раздражало. Он хмуро взглянул на неё и сказал: — Выкладывай всё. Не хочу тянуть из тебя по слову. — Я… не уверена, что ты это примешь. Как вижу, один уже не смог смириться. Кадзу смотрел на Мэй и не мог представить, кем она должна быть, чтобы он отказался её принимать. Даже будь она самым страшным демоном, он не испытывал бы к ней отвращения. Даже твори она непростительные вещи, он бы нашёл выход. Лишённый ярких эмоций разум давал ему чётко понимать, что он не смог бы от неё отказаться. Будь она ему злейшим врагом — он нашёл бы выход. Ведь выход есть всегда. Если ты не мёртв. — Я приму её любой, — твёрдо сказал он, переведя взгляд на Сино. Та слегка вздрогнула, выдохнула. Сжала кулаки. — Ладно, — согласилась она наконец. — Я расскажу, хоть наверняка она хотела бы сама это сделать. Но в силу очевидных причин… Сино вздохнула. На мгновение замолчала, собираясь с мыслями. Потом продолжила: — Не знаю, кто она на самом деле. Она и сама не знает. Может, колдунья, но не в привычном понимании этого слова. Ей подчиняются тени. По сути… она бессмертная. Во всяком случае, ей удавалось восстанавливаться даже после тяжёлых травм. После нашего знакомства в переделки она не попадала. Но по её рассказам… Она перепробовала много способов суицида. И каждый раз её тело восстанавливалось. Хотя на это требовалось разное количество времени. И плата каждый раз была разной. Кадзу вдруг вспомнился шрам на её шее. Он напомнил ему след от верёвки, но тогда, сосредоточенный совершенно на другом, он выбросил это из головы. Значит, она пыталась убить себя… — Её сила имеет свою цену, — продолжала Сино. — Со временем она истощается, ну… и ей приходится пополнять запасы. — Продолжай, — попросил он, заметив, что она замялась. Очевидно, сейчас он узнает что-то очень неприятное. — Она черпает свою силу из чужих жизней, — почти прошептала девушка. — Ей приходится убивать людей и забирать у них… я не знаю, как это называется. Она говорит, это жизненная сила. Она выходит из тела перед самой смертью. Тогда Мэй забирает её себе. Но она убивает только преступников и негодяев, которых никто не может наказать! — тут же выпалила Сино, пытаясь оправдать подругу. Кадзу не знал, что сказать. В голове резко всплыло очередное воспоминание: он касается её кожи, ведёт по животу и замечает шрам… Тут же картинки паззла сами встают на свои места. Недоверчиво посмотрев на Сино, он спросил: — Так это она — Чёрный Ирис? Это с ней я тогда столкнулся? Ранил её… Осознание окутывает ужасом. Он действительно нанёс ей травму, сам того не понимая. Его окатывает стыд и страх. И ведь она и слова ему не сказала. Делала вид, что ничего не было. Но разве он знал… Да и она ведь ничего не знала. Лишь увидев его лицо, остановилась. Не стала добивать. И тут же… — Но ведь она ранила меня, я вспомнил. И серьёзно. Только из мыслей тогда вылетело. Утром проснулся с головной болью и шрамом, которого раньше не было. — Она вылечила тебя, — Сино развела руками. — Боялась, что… ты не захочешь общаться с ней больше, если вспомнишь. Головная боль — побочный эффект её магии. Она испугалась и сказала, что ты тогда мог умереть, если бы не она. На самом деле, она мало кого лечит, — девушка бледно улыбнулась. — Ей сложно это делать. И приходится многое отдавать. Дорого за это платить. Кадзу хотелось стиснуть голову руками и заорать от обилия новой информации. Но он сдержался, постаравшись успокоиться. Его отношение к Мэй ни капли не изменилось. Да, она убивала. Но ведь он и сам занимался тем же. Да, у неё была странная магия. Но делало ли её это хуже? — Хорошо, предположим, она бессмертная, — смиренно согласился он. — Но почему тогда не восстанавливается, как говоришь? Прошло уже много времени. — Что-то не так, — нехотя признала Сино. — Обычно её раны сразу начинают заживать. И она не была настолько истощена, чтобы на это уходило много времени. Я не знаю… Но ты можешь помочь. Она с надеждой посмотрела на него. Он же не понимал, что может сделать для Мэй. Даже если перевязать её раны, вряд ли это поможет. — О чём ты? — поинтересовался он. — Нужна твоя кровь. — Моя… что? — он даже поперхнулся. Он сталкивался со странными просьбами, но с такими — впервые. — Кровь, — терпеливо повторила Сино. — Я дам её Мэй, и, возможно, она восстановится. Тем более, между вами есть эмоциональная связь… Это должно как-то повлиять. — Но ты не уверена? — уточнил он, извлекая из ножен оружие. Ему даже не было нужно время на раздумья. Пусть берёт хоть всё — лишь бы ей это помогло. — Не уверена, — кивнула она. Кадзу вздохнул и протянул ей нож — рукоятью вперёд. Она схватила его, затем жестом велела подойти ближе к Мэй. Он подчинился, хотя смотреть в её мертвое лицо было всё ещё очень больно. Пусть и стало спокойнее от мысли о том, что она ещё жива… Реальность не совпадала с утверждениями. Сино взяла его за руку — хватка оказалась необычайно крепкой. Прощупала запястье, отыскала нужную точку. Прижала нож к коже, виновато на него посмотрела, а затем резким движением вспорола. Кадзу прикусил губу от вспышки боли, но всё это было ничем по сравнению с тем, что испытала Мэй. Сино приложила кровоточащее запястье к губам подруги, предварительно приоткрыв ей рот. Кадзу молча наблюдал за происходящим. В голове отчаянно билось — пусть это поможет, пусть поможет, пусть… Спустя некоторое время, когда он уже начал ощущать лёгкое головокружение, Сино отняла его руку. Протянула ему бинт, который — он готов был поклясться — сочился едва заметными тенями. Пояснила: — Бинт с небольшим количеством магии. Поможет ране затянуться. Заживёт чуть быстрее, но шрам останется. Голова болеть не будет, — на её губах наметился намёк на улыбку. Он покорно прижал повязку к коже, тут же ощутив, как раздирающая боль стихла. — Подержи пару часов, — велела она, а затем повернулась к Мэй. Девушка бережно вытерла губы подруги от крови. Хотя она казалась уверенной, Кадзу всё равно чувствовал её страх. Перевёл взгляд на рану на груди Мэй — и та вдруг начала затягиваться прямо на глазах. Не успел он удивиться, как девушка задрожала, закашлялась. Словно вынырнула из воды, перестав тонуть. Когда она открыла глаза, они были всё такими же мутными, но хотя бы приобрели привычный янтарный цвет. Мэй невидяще оглядела их, едва удерживаясь в сознании. Потом прошептала, ухватившись за руку Сино. — Такао… Затем её тело обмякло, и она вновь отключилась. И пусть теперь Кадзу видел, как она дышит, и её лицо перестало быть настолько мёртвым, его волновал другой вопрос. Зачем ей понадобился Такао, которого она определённо никогда не видела и не знала?