***
Вот он сидит на лавочке в этом Богом забытом сквере и понятия не имеет, что должен делать дальше. Рампо больше нет. От него остался лишь пепел и косточки, сложенные в урну, которую Фукудзава сейчас держит у себя на коленях. Будь у него средства, возможно, он бы сделал всë по правилам, по традициям, с размахом. Хотя, Рампо бы такого не одобрил — не любил он все эти ритуалы, отпевания, похороны. Не любил толпы людей в чëрных кимоно и костюмах, не любил, когда родственники погибшего воскуривали пахучий ладан над набитым ватой телом. Единственное, против чего он не был бы — это чтобы в его гроб положили кулëк с любимыми конфетами. Хорошо было бы, если бы Рампо мог сказать, что делать с его прахом. Развеять? Но где? Он ненавидел море из-за запаха, и горы ненавидел, потому что ветер там холодный и ходить тяжело. Рампо ненавидел пригород, потому что он напоминал ему о детстве в деревне, и шумный город с кучей недалёких людишек и общественным транспортом ненавидел. Нигде в мире не было места для кого-то вроде Рампо. Может, именно поэтому он покончил с жизнью за неделю до своего пятнадцатилетия?***
— А что будет с мальчиком? — Что-что? Жалко его, конечно, но он уже не маленький, понимать всë должен. В интернате поживëт, мне его брать некуда. Кажется, это была сестра погибшей. Именно она отправила ему приглашение на отпевание. О чëм речь? Или, точнее, о ком? Не то, чтобы Фукудзава знал особо много о семье Эдогавы, но с Ясновидцем знаком был, и находился перед ним в долгу. Кто же знал, что он погибнет вместе со своей женой? Ужасное, конечно, происшествие, но Юкичи здесь ни при чëм. Мëртвому не поможешь, но чувство неоплаченного долга неприятно скребло где-то под рёбрами. — Где этого ребëнка вообще носит? Он нужен здесь и сейчас! — О ком речь? — О Рампо, конечно! Об выродке моей сестры. Я его привезла с собой, одела прилично, а этот негодник куда-то сбежал. Как можно вести себя так в такой день?! Понятно. Похороны господина и госпожи Эдогавы — всего лишь формальность, красивая картинка. Какими же они будут родственниками, если не проводят такого великого человека и его жену по всем правилам? Им всë равно, что будет дальше, после того, как новость о их смерти появится в газетах с красивыми фотографиями рядом. Всë равно, что будет с этим ребëнком. И Фукудзаве, вообще-то, тоже всë равно. Они ведь не были близки, он даже о существовании этого Рампо не знал! Его пригласили сюда просто так, для общей картинки, для видимости, будто всем не плевать на то, что кто-то умер. Но почему-то он всë равно вызывается найти мальчишку, пока священник готовится к чтению отрывка из сутры. Он нашëл беглеца под лестницей, сгорбившегося в три погибели, с рукой в гипсе, перебинтованной головой и в потрепанном костюмчике на пару размеров больше нужного. — Ты ведь Рампо, да? — мальчик дëрнулся, но не посмотрел на него, уткнувшись носом в колени. — Твоя тëтя ищет тебя. Рампо поднял на него зарëванное исхудавшее лицо, и Юкичи стало почему-то не по себе, когда он встретился с особенно яркими от слëз, но всë равно безжизненными изумрудными глазами мальчишки. — Кто вы? — надорваным голосом спросил Рампо, снова падая лицом в колени. — Фукудзава Юкичи, — представился он, при этом понимая, что вряд ли его имя что-то даст мальчику. — Я когда-то работал с твоим отцом. — И зачем вы пришли? Вам же не хочется здесь находиться, я же знаю, и вы знаете, — Рампо начал шëпотом, но потом перешёл на надрывной крик: — Зачем вообще они все сюда пришли?! Зачем они всë это устраивают?! Они ведь не будут скучать ни по маме, ни по папе! Они ведь все их не любили! Зачем они это устраивают?! Я не понимаю, зачем они так издеваются над ними?! Фукудзава растерялся. Он просто хотел глянуть на сына Ясновидца и отвести его обратно в зал, лицезреть мальчишескую истерику он уж точно не планировал. — И зачем тëтя ищет меня?! Она ведь меня ненавидит! И маму ненавидит! Зачем я ей нужен, дяденька? Почему они хотят, чтобы я смотрел на трупы своих родителей?! — Рампо продолжал кричать всё громче и громче, срывая голос. — Я не понимаю… Не понимаю, зачем всë это надо делать! Зачем устраивать из смерти моих родителей какой-то праздник?! — Рампо, пожалуйста, прекрати… Сейчас сюда сбегутся люди, — Фукудзава не знал, что ему делать: мальчик абсолютно не воспринимал его слова. Он словно вообще не воспринимал всë, что происходило, кроме своей истерики. — И почему родители должны были умереть?! Почему только я выжил в этой аварии?! Я не понимаю! Не понимаю! — Рампо попытался одной рукой расстегнуть верхние пуговицы своей рубашки, но пальцы его скользили мимо, и мальчишка вцепился короткими ноготками себе в шею, царапая кожу. — Я только всем мешаю! Лучше бы умер я! — Хватит! Перестань! Фукудзава упал на колени рядом с ребëнком и начал настойчиво трясти его за плечи. Казалось, будто после этого с Рампо наконец-то спала пелена безумия. Он вскрикнул — кажется, Юкичи потревожил его сломанную руку, — а затем посмотрел на него блестящими от слëз глазами. Рампо был настолько потерян и напуган, что вывалил всë, что было у него на душе, почти незнакомцу. Фукудзава невольно почувствовал укол стыда — не только за себя, который просто хотел посмотреть на ребенка, словно на куклу за витринным стеклом, но и за всех собравшихся, кому была абсолютна безразлична судьба юного сироты. — Дяденька, вам же здесь не нравится, да? Мне тоже. Давайте уйдëм, пока тëтя не пришла, — губы Рампо всë ещë дрожали, будто он вот-вот снова зайдется в рыданиях. — Это будет неуважительно по отношению к покойным… — Мëртвым всë равно на уважение, — Рампо тяжело сглотнул. — Дядь, я кушать хочу. Я не ел ни вчера, ни сегодня. Что ж, возможно, он перешагнет сегодня через нормы и пойдёт на поводу у этого несносного (и несчастного) ребëнка. А потом ещë раз. И ещë раз.***
Он достаëт из кармана телефон и открывает их с Рампо диалог. Ладно, диалогом это назвать сложно — в основном только мальчик ему написывал по поводу и без, а Фукудзава ему не отвечал, либо делал это редко и по делу. Рампо Фукудзава-сан, вы заберёте меня на выходные? Рампо сначала я тухнул в деревне, теперь в этом интернате Рампо здесь так холодно, особенно ночью Т-Т Рампо я заболел Рампо у меня температура 37.3, я умираю? Рампо сегодня я снова ходил в городскую библиотеку. Я встретил по пути двух котов и сфоткал их для вас! Рампо Огури-кун сказал, что они с Ëкомидзо-куном собираются на фестиваль через неделю. Давайте тоже сходим? Рампо я ненавижу физкультуру (( Рампо я вторую неделю думаю о тайаки с бобовой пастой… Рампо если не можете меня забрать, то сделайте передачку :( Рампо я умираю без сладкого Т-Т Рампо может съездим на мой день рождения куда-нибудь? Рампо хочу в Токио Рампо как думаете, данго в Токио такого же вкуса, как и в Йокогаме? Рампо если у меня не получится поесть данго в Токио, сделайте это вы и расскажите мне, есть ли различия Рампо был одинок всегда, но после смерти родителей это одиночество превратилось в адскую муку. Это было сродни пытки — находиться круглые сутки в интернате. Не было никого, кого бы волновала судьба мальчика, именно поэтому он зацепился за того единственного, кто показался ему неравнодушным. Фукудзава думает, что стоило с самого начала послать Рампо далеко и надолго, а не давать мальчику пустых надежд. Но вместо этого он продолжал раз за разом приезжать к нему на выходных и забирать из его персонального кошмара. Он думал, что хотя бы ненадолго, но он сможет так помочь мальчику облегчить его страдания. Плохо думал, видимо.***
— Я уже устал ходить! Рампо здоровой рукой зацепился за рукав его юкаты и чуть ли не повис на Юкичи. Фукудзава пожалеет об этом. Надо было закончить на том обеде и сказать мальчику, чтобы тот забыл о нём. Точно не давать свою визитку и говорить, что тот может обращаться в случае проблем. И Рампо, главное, и вправду обращался. Жаловался на то, как плохо кормят в интернате, и на то, что его соседи по комнате — настоящие идиоты. Если Фукудзава самую малость скрасит серые дни Рампо простой прогулкой по городу, ничего же плохого не случится, верно? — Ааа, как вкусно пахнет! — Рампо неожиданно переключился с нытья на долгую дорогу на что-то другое. Он отстал от Фукудзавы и побежал к одному из уличных ларьков. — Дяденька, что это? — Тайяки, — Юкичи скептически свëл брови и глянул на мальчика. — Ты что, никогда не ел тайяки? — Не-а! Но они должны быть сладкие, да? — Рампо запрыгал вокруг Фукудзавы. — Хочу! Хочу-хочу-хочу! Дяденька, пожалуйста! Почему он не может просто отказать? «Да какая разница? Тайяки — мелочь. Поест и забудет». Рампо выглядел по-настоящему воодушевленным, когда продавец передал ему ещë горячую рыбку. — Вкусно! Очень вкусно! — Рампо ошпарил себе губы, но вместо того, чтобы подождать, съел всë в несколько большущих укуса. И Фукудзава почему-то улыбнулся тогда, смотря на счастливого, пусть и всего на пару мгновений и из-за такой мелочи, ребëнка.***
Ларька с тайяки, как назло, на привычном месте не оказалось. Фукудзава обещал себе бросить курить, хотя бы потому, что Рампо запах дыма раздражал до невозможности. Из-за Рампо он и сорвëтся. Он покупает отвратительнейшие сигареты из всех, что знает — дешëвые, едкие и вонючие, — и всë равно ничего не чувствует. Рампо сейчас должен покашлять от дыма немного наигранно и начать жаловаться на то, как сильно его бесят курильщики, и как они портят жизнь окружающих. Но от Рампо здесь только прах и кости в урне. Он уже никогда не пожалуется ни на что. Прогулка не задалась. Ему, наверное, следует вернуться домой.***
Рампо сидел у него в ногах, прямо на голом полу, лишь стянув к себе плед и укрывшись в нëм с головой. Хорошо, что ковёр всë ещë в химчистке — иначе Фукудзава бы пол дня убил, чтобы убрать из ворса разбросанный мальчиком попкорн. От нудного фильма клонило в сон. Фукудзава прикрыл глаза, откидывая голову на пропахшую дымом спинку дивана. Ладно, может, фильм и не был скучным, но ему совсем не хотелось вникать в суть всех тех сложных диалогов между героями. Не после тяжёлого рабочего дня. Он, кажется, задремал, пока Рампо не начал настойчиво хлопать его по ноге. — Ну вы посмотрите! Как можно быть такими тупыми! Она ведь идëт прямо в логово убийцы, он убьёт её! — громко возмущался Эдогава, разбрасывая ещё больше попкорна вокруг. — Но герои фильма ведь не знают, что там убийца, — вздохнул Юкичи. — Они не знают всего того, что знает зритель. — Я понял, кто убийца, ещë до того, как убийство произошло!***
С чего бы его квартире казаться пустой? Рампо здесь никогда не жил — лишь пару раз в месяц Фукудзава привозил его сюда, чтобы провести вместе вечер, и намного реже позволял оставаться на ночëвку. Это ведь его квартира. Здесь ничего не должно напоминать об этом несносном ребёнке. И вправду несносный! Оставил в последний раз огромное пятно на ковре, ноги до сих пор липнут к грязному из-за пролитой газировки ворсу. Надо просто отнести в химчистку — как он всегда это делал. И с Рампо, и без Рампо. А лучше выбросить. И без безвкусного ковра проживëт, только весь мусор собирает. Зачем он это делает? Можно же просто отвезти всë, что осталось от Рампо, его тëте, и его не должно волновать, что та сделает с этим. Да пусть хоть выбросит! Фукудзава обессиленно плюхается на диван и зарывается пальцами в волосы. Он так не сможет. Не с Рампо. — Что же ты наделал, ребëнок? — спрашивает Юкичи пустоту, а потом понимает, что задаëт неправильный вопрос. — Что же я натворил? Пустота не отвечает.***
Рампо катал между пальцами разноцветный стеклянный шарик, прокручивал его в разные стороны и смотрел, как солнечный луч, проходя сквозь него, окрашивался в голубой. — Я думаю, что мне кое-кто нравится. Наверное, — просто выдал Рампо, отвлекаясь на секунду от своего бессмысленного дела, видимо, чтобы посмотреть на реакцию старшего. Ох. Ну, конечно. В возрасте Рампо нормально задумываться о таком. У него тоже первая влюблëнность была в это же время, если не раньше. — И как оно? — попытался также беззаботно поддержать разговор Фукудзава. — Не очень, — Рампо скривился как-то по-мученически и бросил стеклянный шарик в мисочку с печеньем — Что, неужели буйная девчонка попалась? — Да нет же, — мальчишка подтянул ноги к себе, поднимая их на диван. — В том-то и проблема, что это не девчонка. А. Вот как. Ну, наверное, так тоже можно. Фукудзава и сам в юности влюблялся не в своих подруг. — Это неправильно, да? Кажется, он молчал слишком долго. Рассказывал ли Рампо кому-то о том, что ему нравятся мальчики, кроме него? Вряд ли он вообще задумывался о подобном раньше — это была его первая симпатия. Что стоит сказать? — Нет же, это… хорошо, — выдал Фукудзава. Какая банальщина. — Здорово, что тебе кто-то нравится. И какой он?***
Он так и уснул, сидя на перепачканном газировкой ковре и уперевшись спиной о диван. Рампо всегда так делал, и у Фукудзавы не было ни сил, ни желания, чтобы бодаться с ним по этому поводу. Фукудзава знает, что, наверное, из-за прогула его телефон разрывают звонки и сообщения начальника, но он даже не берёт его в руки. Нужно умыться и переодеться в чистое. Да. Он не доходит до ванной, как в дверь кто-то стучит. — Я схожу, проверю, кого к нам занесло, — хрипит Фукудзава спросонья и оборачивается обратно к гостиной. Урна на кофейном столике отвечает ему тишиной. На пороге с ноги на ногу неловко переминается юноша, вцепившись в помятую коробку. «Ровесник Рампо, кажется», — думает Юкичи, и ему хочется ударить себя по лицу со всей силой. — В-вы ведь Фукудзава Юкичи? — парниша не смелится поднять на него взгляда, пряча глаза за отросшей чëлкой. — Не важно, к-кто я! Пожалуйста, заберите это! Ничего не объясняя, он начинает пытаться всучить Фукудзаве коробку, с которой пришёл. То ли ещë не отойдя от сна, то ли от неожиданности, Юкичи не говорит ему ничего и позволяет странному гостю сбежать, оставив у него свою ношу. Фукудзава думает побежать за ним и расспросить о странном поведении, но всë его внимание переключается на кривую размашистую надпись чëрным маркером на боковине коробки. «Рампо».***
На него смотрели два изумрудных глаза, которые, казалось, никогда и не принадлежали Рампо. Будто жизненный блеск в них заменили двумя стеклянными пустыми сферами. Словно рыба мëртвая. И всë равно продолжал давить привычную улыбку. Почему-то это беспокоило больше, чем синяк на пол лица и разбитая губа. — Как ты? Фукудзава не понимал, почему беспокоится. Он ему не сиделка и не отец, но что-то гложет изнутри. «Какая разница, Рампо это или нет? Просто это не хорошо, когда детей бьют», — да, точно. Именно так. — Да нормально, — Рампо пожал плечами, а потом поëжился и скривился. — Холодно правда что-то. Фукудзава не сказал о том, что в тëплом свитере в середине июля не может быть холодно. Рампо это и без того знал. Фукудзава не уточнял, что именно хотел узнать. Рампо и не объяснял ничего. Рампо врал, врал много и не скрывал этого. Рампо говорил о том, что он в порядке, о том, что синяки его совсем не беспокоят и вообще он их случайно получил, о том, что он закрывает тело и перестаëт носит любимые шорты из-за того, что лето выдалось прохладным, и о том, что Фукудзаве просто кажется, что его запястья кровоточат сквозь кофту. Рампо думал, что взрослые, вроде Фукудзавы, всë понимают. По-крайней мере ему хотелось, чтобы кто-то понял его, при этом не заставляя говорить правду. Фукудзава и вправду всë понимал. Но ничего не делал.***
Фукудзава не доходит до ножа или ножниц, наспех разрывает крышку коробки прямо в прихожей. Сверху лежат вещи. Свитер с прожженным рукавом, потëртые джинсы, две простых футболки, школьная форма, пара нижнего белья, дополнительно прошитые резинкой по талии шорты и… всë. Не самый большой набор для почти пятнадцатилетнего подростка. Да и вся эта одежда явно давно не обновлялась — большую часть Рампо забрал из дома, в котором жил с родителями. Под ними несколько тетрадей, футляр для очков (без очков внутри), библиотечный билет и… личный дневник. На обложке написана дата начала — следующий день после похорон его родителей, и дата окончания — день смерти самого Рампо. «Я думаю, что личные дневники ведут только идиоты. Но есть столько всего, что я не могу никому рассказать. Думаю, что скоро брошу. Тратить время ещë и на эти бесполезные записи как-то глупо».***
Они как обычно сидели перед телевизором. Он на диване, Рампо — на полу у него в ногах. Вот только сегодня мальчик был смертельно тих. Новостные сюжеты мелькали один за другим, но Рампо не комментировал ни один из них. Открытие нового парка в центре города, репортаж из заповедника, ученица старших классов повесилась в школьном туалете… — Вы бы смогли убить себя? — неожиданно подал голос Рампо. Он говорил почти шëпотом, и Фукудзава не сразу понял, что от него требовалось. — На самом деле я думаю, что очень многим хотелось бы поскорее покончить с жизнью. Но большинству просто страшно это сделать. И это самая главная причина, почему они живут. В горле вдруг пересохло. Нет-нет-нет. Это не то, о чем они должны говорить. Им стоит смотреть яркие фильмы, Рампо должен кричать на глупых героев по ту сторону экрана, запивая липким сладким лимонадом. Фукудзава бурчал бы что-то под нос изредка, а потом снисходительно бы потрепал мальчика по голове. Всë неправильно. До чего они докатились? — Рампо… — Не беспокойтесь. Я не думаю, что смогу, — выдохнул Рампо. — Я не верю ни в перерождения, ни в загробный мир. Думаю, после смерти вообще ничего не будет. Меня не будет. Это слишком страшно. И они молчали. Эдогава не видел смысла говорить что-то дальше, а у Фукудзавы слова поперек горла встали. Что он должен говорить на такое? Рампо обессилено прильнул к его ноге, словно дворовой кот в поисках крупицы тепла. Он боялся, что злая человеческая рука больно ударит по голове, или кипяток ошпарит костлявый бок, но всё равно ластился к единственному, кому мог доверять. Ладонь тяжело приземлилась на чужую макушку, и Фукудзава в привычном жесте растрепал волосы. Грязные. Как давно Рампо мыл голову? Выходило как-то слишком рвано и устало, но Юкичи продолжал перебирать слипшиеся прядки. Будь Рампо котом наверняка бы замурчал. — Не хочешь… Остаться на ночь? Рампо встрепенул и поднял на него глаза — пустые и мëртвые, но Фукудзаве хотелось верить, что в глубине них он видел искру надежды, а не чëрную дыру отчаяния, которая никогда уже не отпустит его мальчика. — Но для начала ты сходишь в душ и помоешь голову, хорошо? Если нужно, я помогу тебе. Он слишком поздно понял, что что-то на самом деле не так.***
«Я ненавижу это место. Здесь так уныло. И все какие-то злые. Я не понимаю, о чëм они думают». «Почему они все презирают меня?» «Я правда странный? Родители не считали меня таким. Они врали?» «Фукудзава-сан тоже считает меня странным. Но он хотя бы не оскорбляет меня». «Здесь всë очень строго с дисциплиной. Как я вообще выживу тут?» «Фукудзава-сан глупый по-взрослому. Но хороший. Лучше всех остальных. Он купил мне лимонад и дынную булочку». «Мне сказали, что я провинился, и оставили после уроков. Учитель физкультуры бил меня скакалкой по ногам, пока я не упал. За что он так со мной? Я ведь просто сказал правду!» «Все мои ровесники — идиоты. Почему они задирают меня? Должен ли я дать им отпор? Или поговорить?» «Они нажаловались на меня. Учительница ударила меня указкой по запястьям двенадцать раз. Я еле шевелю руками, и всë равно пишу сюда. Очень глупо». «Сегодня Фукудзава-сан отвёз меня в парк аттракционов. Я впервые поел сахарной ваты! Это был самый лучший день с того момента, как я начал вести этот дневник». Под записью скотчем к страничке намертво были приклеены несколько бумажных билетиков. «Мне разрешили самостоятельно ездить в библиотеку. Главное снова не перепутать, на какой автобус садиться. Так я смогу хотя бы иногда не видеть их рожи». «Я познакомился кое с кем в библиотеке. Не думаю, что это закончится хорошо. Но его зовут Эдгар». «По-кун умнее всех, кого я знаю. Кроме родителей и меня, конечно. Но он пока не знает, что я чудик. Когда узнает, то перестанет со мной общаться». «Фукудзава-сан сказал, что это нормально. Ну, то, что мне нравится По-кун. Должен ли я признаться?» «Они узнали об Эдгаре. Я знал, что это ничем хорошим не кончится, но это даже хуже, чем я ожидал. Мерзкие. У меня болит всë тело». «Фукудзава-сан тоже ненавидит меня, но он лучше их всех. Он единственный, кто не бьёт меня. А ещë с ним не так скучно». «Я очень-очень плохой ребёнок». В этой жалкой тетрадке были все переживания Рампо. Он на протяжении двух с лишним лет пытался записать сюда всë, что его гложет. Да, не слишком подробно и крайне примитивно, но это именно то, как он видел ситуацию. Каким бы умным мальчиком не был Рампо, его сознание оказалось слишком ограниченным для всего, что касалось его чувств и чувств окружающих людей.***
Фукудзава переключал радио, пока не наткнулся на знакомую песню какого-то айдола. Он не знал ни названия, ни исполнителя, но навязчивая мелодия запомнилась. — Твоя любимая, да? — он обернулся через сидение на пару секунд, чтобы глянуть на Рампо. Тот не шелохнулся. Фукудзава не стал допытывать мальчика и вернулся к вождению. — Можно мы никуда не поедем? — тихо спросил Рампо спустя несколько минут молчания. — Ты не можешь остаться у меня на ночь, — качнул головой Фукудзава. — Учëба начинается завтра. Рампо замолчал. — Если хочешь, можешь остаться в следующий раз на ночёвку. Только возьми с собой портфель и форму, — наконец-то сдался Юкичи, но ответа снова не последовало. — Рампо? — Я не про это, — еле слышно выдохнул Эдогава. — Я вообще не хочу туда возвращаться. — Не начинай, Рампо. В твоём возрасте нужно учиться. — Вы снова говорите не про то, Фукудзава-сан, — голос Рампо дрогнул, надломился. Он начал громче, почти истерично: — Разве вы не видите? Вы ведь всë видите! Вы ведь прекрасно понимаете, что они со мной делают! Почему вы ничего не делаете?! Почему каждый раз закрываете глаза?! Я не понимаю! — Прекрати, Рампо… — Снова вы за своë! Вы всегда так! — Рампо уже кричал. — Почему все меня ненавидят?! Почему вы меня ненавидите?! Неужели я виноват в том, что я такой?! Может, мне стоит просто умереть, чтобы не мозолить вам и остальным глаза своим существованием?! Или лучше бы я вообще не рождался?! — Хватит! Фукудзава резко выкрутил руль, съезжая с дороги. Машину сильно тряхнуло, и Рампо, перепуганный, замолчал. Он не должен был этого делать. Он мог сделать что угодно, но сделал всë, что мог, неправильно. Выйдя из оцепенения, Рампо резко упал всем телом вперёд, сгорбившись. Мальчик зажал голову руками и лихорадочно зашептал: — Почему?.. Почему я такой?.. У Рампо давным-давно не осталось слез. Он лишь дрожал всем телом, до боли зажмурив воспалённые веки. — Не бросайте меня, пожалуйста… Простите меня! Я так больше не буду… не буду… Фукудзава развернулся на своём месте и с трудом протиснулся между передними сидениями к задним. Рампо тут же бросился на него, вцепляясь со всей силой пальцами в чужое хаори, будто если разожмет их, Юкичи тут же растворится без следа. «Я рядом, Рампо». «Я тебя не брошу, Рампо». «Всë хорошо, Рампо. Ты заслуживаешь лучшего». «Ты хочешь поговорить об этом, Рампо? О том, что тебя беспокоит?» «Чего бы тебе хотелось сейчас, Рампо?» «Мне жаль, что это происходит с тобой, Рампо. Чем я могу тебе помочь?» Он мог сделать всë, что угодно. И снова сделал всë неправильно. — Прости меня, Рампо.***
Чего-то не хватает. Последняя запись была сделана почти за две недели до смерти Рампо. Он больше сюда ничего не писал? Фукудзава пролистал дневник несколько раз, разглядывая каждую страницу, но не нашёл ни одной пропущенной записи. И только потом обратил внимание на заднюю часть обложки. Форзац находился не на своём месте. Точнее, на своём, но не так, как должен был. Будто его сначала оторвали, а потом криво-косо приклеили обратно. Фукудзаве не составило большого труда оторвать его во второй раз, и под ним он нашёл листок, идеально подходящий по размеру для подобного «убежища». «Здравствуйте, Фукудзава-сан, Не знаю, должен ли я оформлять это письмо по правилам? Это ведь скорее предсмертная записка. Но я знаю, что вам нравятся все эти глупые формальности, так что пусть будет. Если вы нашли эту записку, значит, я уже мëртв (как же банально! Не надо мне было смотреть по телевизору тупые фильмы). А ещë это значит, что я соврал вам тогда. Или не совсем. Да, я боюсь того, что будет после смерти. Я боюсь этого «ничего». Но умереть я был готов ещё в день нашей первой встречи. Тогда я сбежал от тёти, чтобы убить себя. Я хотел броситься под поезд. Да-да, может это и глупо, но это так! Мне было так страшно, когда родителей не стало. У меня ведь не было никого, кроме них. А другие люди казались мне отвратительными. На самом деле они и сейчас такими кажутся. Я решил, что «ничего» это лучше, чем влачить своё существование в страхе и одиночестве. Я упал с лестницы и ушиб ногу, поэтому решил отдохнуть там. А потом появились вы. И я вдруг подумал, что всё ещё боюсь умирать. Я решил, что если вы согласитесь накормить меня — я дам себе ещё немного пожить, если не накормите — закончу начатое. Не вините себя. Ну, ладно, можете немного повинить. Но только из-за вас я дал себе так много времени. Когда я жил с родителями, то не знал, что на самом деле я плохой человек. Но теперь знаю. Я пытался жить в этой ненависти, но я оказался слишком слаб. Я пишу это письмо, а рядом со мной лежит пистолет. Я стащил его у какого-то молодого полицейского, когда сбежал из интерната и меня поймали. Надеюсь, у него не будет проблем после этого. Не знаю, насколько это больно, но главное, что быстро. Простите меня за то, что портил вам жизнь почти три года. И спасибо, что не бросали меня до конца. Я знаю, что вы хотели, но не сделали этого из-за долга перед моим отцом. Всë равно спасибо, без вас это время было бы ещë невыносимее. Ну всë, у меня уже рука болит писать. Мне нужно побыстрее разобраться с запиской и отнести коробку в библиотеку, пока в общежитие не вернулся Муситаро-кун. Он и так какой-то нервный, не думаю, что ему нужно смотреть на мои разбросанные по стенке мозги. Или так кроваво это выглядит только в фильмах? Я рассчитал, что коробку в библиотеке первым найдёт По-кун, и отнесëт еë вам. Вы знаете, что я никогда не ошибаюсь :) И не обижайтесь только, что очки я оставил По-куну, а не вам! Он считает, что они делали меня умнее. Ну дурак, верно? Так что ему будет полезно. Прощайте, Фукудзава-сан Ваша заноза в заднице»***
Рампо, виновато понурив голову, сидел на стуле. Даже когда Фукудзава вошёл в комнату, мальчик не шелохнулся. — Поешь, — Юкичи устало вздохнул и протянул Рампо упаковку с сэндвичем из автомата, но тот не стал её брать. — Я не голоден, — бесчувственно ответил Рампо. — Простите, что вам пришлось ехать сюда в ночи. Тëтя сбросила трубку сразу, как дядя полицейский сказал моë имя. — Неважно. «Неважно»? Серьёзно? Ребëнок сбежал в ночи из общежития, промок под дождëм и попал в полицейский участок, а он просто сказал «не важно»? Неважно. Они оба ещё не ложились спать, а до рассвета полчаса. Они оба устали. Потом поговорят. Или нет. — Ну всë, со всем разобрались, — в комнату зашёл молодой полицейский. — На этот раз мы вас отпускаем, но, пожалуйста, проведите беседу с мальчиком. Если проблемы будут не у вас, то у него и школы. Рампо спрыгнул со стула и поплелся в сторону выхода, но полицейский его остановил. — А ты не доставляй больше проблем взрослым, ладно? — мужчина добродушно улыбнулась и похлопал мальчика по спине. — Я вижу, что ты умный парень, просто бунтарь.***
Рампо может съездим на мой день рождения куда-нибудь? Рампо хочу в Токио Рампо как думаете, данго в Токио такого же вкуса, как и в Йокогаме? Рампо если у меня не получится поесть данго в Токио, сделайте это вы и расскажите мне, есть ли различия Мëртвым всё равно на уважение. Им вообще всë равно. Абсолютно на всë. Но Фукудзава покупает два билета на ближайший поезд до Токио. — Что же я творю, — Фукудзава устало трëт глаза, и всё равно ставит урну с чужим прахом на соседнее сидение. — Не рассыпся только, пока не доедем. Телефон выключен — нет сил отвечать на миллионы звонков от Фукучи и Мори. Он всего лишь на неделю исчез! Возможно, потом он всё им объяснит. Очень-очень «потом». Ему ехать немногим больше часа, и за всë это время он не отводит взгляда от окна. Нет, он не разглядывает мелькающие мимо пейзажи — смотрит куда-то сквозь толстое стекло, да вот только словно и не видит ничего по ту сторону. В голове пусто. Что он делает? Что он уже сделал? А чего не сделал?***
Рампо мёртв. Убил себя. Выстрелил в висок из краденого пистолета. Ещë несколько минут назад его обездвиженный труп с перекрытым простынью лицом (вероятно, слишком искореженным от выстрела, чтобы оставлять открытым) находился прямо перед ним, пока его не увëз один из медицинских работников. Тело в любом случае уже опознали. В голове звенит. — Как же вы не понимаете? Он мëртв, — голос Фукудзавы предательски дрожит, но вряд ли женщина по ту сторону телефона могла бы это расслышать. — Да понимаю я всë. Да, грустно конечно, но такое происходит иногда. Сироты вообще редко вырастают нормальными, помирают где-нибудь либо от голода, либо от передоза. Это ещë не самый плохой вариант… — Да что вы, чëрт возьми, несете?! — взрывается Юкичи, откровенно крича в трубку. — Это же ваш племянник! И он, блять, умер! Пристрелил себя в интернате, куда вы его сплавили! — Вот именно, что мой племянник. Я не его мамаша, чтобы сопли ему подтирать, — кажется, женщину совсем не смущал тон её собеседника. — Что вы от меня хотите? Вам нужно разрешение на кремацию? Похороны? Делайте, что хотите, но меня в это не приплетайте. Берите расходы на себя. Если понадобятся какие-то бумажки — позвоните моему юристу. Его номер вы знаете, а мой можете забыть. И три коротких гудка после. Рампо и вправду не было места в этом мире.***
Вместо бутылки пива он покупает лимонный рамунэ, замест пачки сигарет — трёхцветный данго. — Ты же не будешь против, если на этот раз я не стану разбивать бутылку, чтобы достать шарик, да? — обращается он к стоящей рядом урне. «Совсем уже с ума сошёл». «Хотя, теперь уже плевать». — Ну, за твой покой, ребëнок, — он легонько стучит горлышком бутылки об крышку урны и делает разом настолько большой глоток, насколько это возможно. Газировка сильно шипит во рту, и с тяжёлым звуком Фукудзава проглатывает еë. Рисовое тесто неприятно липнет к зубам и нëбу, сладостью растекается во рту, но Фукудзава через силу, кривясь и морщась, доедает данго полностью, до последнего шарика. В небе Токио тоже звёзд не видно. Что, впрочем, неудивительно — с экологией тут явно хромает. Рампо бы не понравилось. Он ненавидит резкие запахи, особенно сигаретного дыма, бензина и выхлопов. Ненавидел, если быть точным. Для него наступило то самое «ничего». Рампо больше не может ничего нравится и не нравится, он больше никогда не пожалуется на невкусную еду в интернате и не задаст сто и один вопрос о том, как летают самолёты и почему трава зеленая, а небо голубое. Фукудзаве стоит только смириться. Он уже сделал всё, что мог сделать. Точнее сделал ничего из того, что должен был. Мёртвых не вернуть. У мертвых прощения не попросить. И мёртвые, по правде говоря, обижаться не способны.Вы Взял трёхцветный данго в районе Минато Вы Как ты это ешь постоянно? Редкостная гадость. Липнет везде и тяжело жевать. Ничем не отличается от того, что можно взять в Йокогаме Вы Но тебе бы всё равно понравилось, да?
Фукудзава отправляет сообщение за сообщением, прекрасно понимая, что адресат никогда не прочтёт ни одно из них.Вы С пятнадцатилетием, Рампо. Отдохни хорошенько.