In Your Arms (В твоих руках)

      По прошествии многих лет, Ван Чжи обнаружил, что Дин Жун не такой уж безжалостный, как он думал, когда они только встретились. В основном, это идёт ему на пользу. Дин Жун относится к Ван Чжи с большой заботой, даже когда это не входит в его обязанности, и он никогда не смотрит на Ван Чжи с подозрением и осуждением, которые обращает на большинство других людей. Его преданность Ван Чжи — одна из его сильных сторон как подчинённого, но это также и одна из его слабостей.       Мятежная складка образуется между его бровями, когда Ван Чжи излагает свой последний план. Это сложное, даже непредсказуемое решение — заставить Шан Мина изобличить себя, и хотя Дин Жун обычно подчиняется указаниям Ван Чжи, он хмурится из-за того, что его просят сделать сейчас.       За окнами кабинета Дин Жуна солнце опускается за стены Западной Ограды, рассеивая яркие лучи жёлтого и оранжевого света.       — Ван Чжи, — негромко говорит Дин Жун через мгновение. В тихом уединении его кабинета это всегда Ван Чжи, и никогда дугун. — Рискованно.       — Оно того стоит, — твёрдо возражает Ван Чжи. — Шан Мин и Ли Цзылун похожи, по крайней мере, в этом отношении: ни один из них, скорее всего, не ослабит свою защиту, если не будет уверен, что они победили. Так что, это то, что необходимо сделать.       Дин Жун всё ещё выглядит сомневающимся, но он не сразу высказывает критику, возможно, вспоминая, как вспыхивал гнев Ван Чжи под давлением в последние пару недель.       — Что думает Тан Фань? — наконец спрашивает он, явно считая, что вытягивание этой карты возымеет эффект.       Ван Чжи делает шаг ближе.       — Тан Фань не знает.       — Суй Чжоу? — настаивает Дин Жун. Его голос ровный, но Ван Чжи слышит в нём возражение. Он делает ещё один шаг вперёд, прижимая Дин Жуна к стене.       — Если Тан Фань не знает, то Суй Чжоу тем более не знает, — говорит он и протягивает руку, делая вид, что смахивает пылинку с плеча Дин Жуна, чтобы придвинуться ближе. Он даёт ему ещё пару секунд, разглаживая его халат и поправляя воротник, чувствуя несчастный взгляд на своём лице.       — Ты можешь погибнуть, — говорит Дин Жун.       Ван Чжи смотрит сквозь ресницы и слегка ухмыляется. «Да, это идея», — думает он.       — Я принял решение, несмотря ни на что, — заявляет Ван Чжи. — Я просто говорю тебе, что мы сделаем.       Дин Жун вздыхает. Он делает это не часто — если бы он так делал, это бы действовало на нервы Ван Чжи — но его добрая воля исчерпана, и его раздражённое фырканье остаётся без комментариев. В любом случае, Ван Чжи видит, как в глазах Дин Жуна появляется смирение. Для того, кто на первый взгляд кажется таким железным, у него всегда было довольно открытое выражение лица.       Когда Ван Чжи прижимается к нему, Дин Жун уступает и кладёт руки на талию Ван Чжи, вглядываясь в его лицо с затянувшимся недовольством.       — Что ты хочешь, чтобы я сделал? — спрашивает он.       — Назначь встречу с Шан Мином на завтра, — говорит Ван Чжи, когда видит, что больше протестов не будет. — Убеди его, что это его идея.       Дин Жун кивает. Понятно.       — Хорошо.       Ван Чжи поднимает руку и проводит костяшками пальцев по щеке Дин Жуна. Остатки раздражения исчезают из его глаз, и его ресницы трепещут, когда он начинает быстро моргать, возможно, от любопытства, как продолжится это прикосновение.       Как правило, на этом этапе, получив то, что хотел, Ван Чжи высвобождается.       Однако на этот раз он медлит ещё мгновение, уступая желанию просто остаться в объятиях Дин Жуна. Для того, чтобы план Ван Чжи имел наибольшие шансы на успех, о нём никто не должен знать, кроме него самого и Дин Жуна. Он понимает, что требует слишком много. С другой стороны, когда дело касается жизни императора, кому еще Ван Чжи может доверять?       — Дин Жун, — говорит он, скользя рукой вниз от его затылка.       Дин Жун снова моргает, на этот раз одним медленным движением ресниц, приглашая Ван Чжи продолжать.       Он не может.       Слова застревают у него на губах, когда он пытается их сказать, хотя это два простых слова — спасибо тебе, — которые, как он знает, запоздали на годы. В любом случае, он не уверен, примет ли их Дин Жун. Брать — это то, что делает Ван Чжи, и, вероятно, будет делать всегда, пока Дин Жун рядом, чтобы отдавать.       Не в силах говорить, Ван Чжи просто поднимает голову и вместо слов целует его, чувствуя, как Дин Жун слегка соскальзывает вниз по стене, чтобы приспособиться к его росту. Хотя его руки крепко обнимают Ван Чжи, он знает, что Дин Жун абсолютно податлив ко всем его желаниям. Дин Жун просто знает, что Ван Чжи любит, когда его обнимают, любит чувствовать себя привязанным к якорю. В конце концов, именно так всё и началось между ними, разве нет? От потребности чувствовать себя в безопасности, несмотря на одиночество и опасность своей работы. Из желания привязаться к чему-то осязаемому.       «Когда всё закончится, — думает Ван Чжи, обнимая лицо Дин Жуна руками, — тогда я поблагодарю его».       Это имеет больше смысла — поблагодарить Дин Жуна за его работу после того, как она будет выполнена. Это обещание немного успокаивает тревожное чувство в душе Ван Чжи.       Он молча ругает таких, как Тан Фань и Суй Чжоу. Он уверен, что до встречи с ними у него никогда не было подобных сомнений и беспокойств.       Затем он целует Дин Жуна в щёки, а потом в лоб, и если Дин Жун находит его нежность странной, он ничего не говорит. Возможно, у него тоже много чего на уме. Завтра он отправится в Восточную Ограду и, рискуя своей жизнью и жизнью Ван Чжи, и, возможно, многих других, он сделает первый шаг к осознанному предательству.