Ледяной принц

      Кто бы знал, что Кейя трахается, как бог.       Нет, серьезно.       Кейя, мать его, Альберих, так отлично вписавшийся в свободный Мондштадт, занявший давно пустующий пост капитана кавалерии и добросовестно исполняющий свой долг рыцаря Ордо Фавониус днем, по ночам буквально втрахивал Рагнвиндра в кровать, выбивал из него довольные громкие стоны и заставлял юных служанок краснеть от смущения где-то на первом этаже. А затем нежно-нежно целовал каждую родинку, каждую веснушку, коими были усыпаны мускулистые крепкие плечи, большая грудь, истерзанная засосами шея и обгоревшие на солнце щеки, словно извинялся за свою грубую, животную жадность, старался сгрести в свои объятия, поместить такого большого Рагнвиндра в свои руки, пусть и его широкие плечи немного мешали.       Дилюк никогда еще не чувствовал себя настолько хорошо.       Он всегда думал, что в сексе он будет ведущим, тем самым из книжек, которые они еще юнцами тайком читали в рыцарских казармах, хихикая и краснея. Почему-то в его руках всегда представлялась либо хрупкая фигурка девушки, либо подтянутый торс парня.       Как оказалось, чувствовать, как длинные смуглые пальцы сжимают крепкие бедра, скользят по коже, держат за талию и слегка оттягивают за хвост; как сухие и чуть обкусанные,а оттого шершавые губы едва касаются самого низа живота, оставляя дразнящий поцелуй и спускаясь ниже, бережно касаясь чувствительной головки; как горячий язык скользит по стволу, огибая каждую венку; как чужой член двигается внутри, задевая головкой и словно нарочно с нажимом проезжаясь по особо чувствительному месту, заставляя прогибаться и скулить, как собака; как сухие ладони обхватывают со спины, пока они зажимаются где-то в углу, оглаживают живот, чуть щекоча, умело расправляются с бляшкой брючного ремня и обласкивают истекающий смазкой член – это просто охуенно. Без шуток.       Кейя был хорош: когда шептал всякие пошлости на ухо во время работы в таверне; когда слишком соблазнительно опускался на колени и с пошлыми мокрыми звуками отсасывал в закрытом кабинете, прижав едва ли не хнычущего от головокружительных ощущений Рагнвиндра к двери; когда красиво прогибался в пояснице в утренних лучах солнца, объезжая толстый член; когда вжимал винодела в подушку, оставляя поцелуи между лопаток и пронткая все глубже, или когда с самым ни на есть невинным видом размазывал смазку по возбужденному органу, пока они сидели где-то за столом. Словно стараясь насытиться после долгого одиночества, впитать в себя все чувства, ощущения и эмоции, которые выражал жалобно скулящий Дилюк, Альберих действовал напористо, жадно, несдержанно.       И не сказать, что Рагнвиндр был против.       Как мягкая размокшая глина, мужчина растекался в руках возлюбленного, плавился, как воск от огня, как фигурки из пластилина, оставленные по неосторожности малышкой Кли на солнце. Каждое утро начиналось с нежных поцелуев, усыпающих все лицо, хитрого сонного прищура, а вечер заканчивался приглушенными стонами в подушку и шлепками тел друг об друга.       Как будто именно об этом Дилюк мечтал всю жизнь.       Да и Кейя тоже.