Стиснув зубы в предвкушении, Тайлер наблюдает, как ноги Джоша исчезают в домике на дереве. Наконец-то. Сейчас они узнают, что находится внутри.
Бог, — думает он. —
Возможно. Он задерживает дыхание, ожидая, что старший парень назовёт то, что видит. Несколько долгих секунд проходит без единого звука, кроме общего шума леса.
— Джош? — зовёт Тайлер. Из домика не доносится эхо его голоса. Его руки начинают дрожать от усилий, с которыми он пытается держаться за веревочную лестницу. Пот стекает сзади по шее, щекоча между лопатками. Он прищуривается в темноту домика на дереве, но ничего не видит за её пределами. Словно Джош полностью исчез. Словно вход в домик — это черная дыра, и за её пределами ничего не существует.
Что бы сбило его с толку больше: крики или эта бесконечная тишина?
С колотящимся сердцем Тайлер преодолевает последние несколько ступенек и ухватывается за деревянный вход в домик на дереве. Напрягая конечности, он подтягивается и оказывается в холодной темноте.
Он ощущает себя так, словно оказался в совершенно другом месте, сидя в домике на дереве, свесив ноги над лесом.
Это место кажется нетронутым внешним миром, холодным и сухим, тихим и лишенным запаха. Его глаза привыкают к темноте, потому что здесь не совсем темно. На каждой стене есть окна, и за ними Тайлер замечает звезды и даже луну.
На фоне луны, льющейся через дальнее окно, вырисовывается силуэт какой-то фигуры. На секунду ему кажется, что это Джош, но у Джоша нет ирокеза, а волосы какого-то обесцвеченного светлого цвета, который неразличим в тусклом освещении, пряди жесткие и растрепанные. Мужчина, стиснув руками подоконник, смотрит в лесную ночь.
— Здравствуйте? — шепчет Тайлер. Мужчина поворачивается — и это Джош. Изгиб его носа, форму его глаз невозможно спутать, но этот Джош старше. Его лицо похудело, вокруг глаз появилось больше морщин, а губы хмуро сжаты. Он одет в рубашку без рукавов, которая обнажает его руки, а его правая рука покрыта татуировкой от плеча до запястья, мазком теней в тусклом освещении.
— Что ты здесь делаешь? — голос Джоша стал глубже, тише.
— Ищу тебя.
Джош мотает головой.
— Меня некому искать.
— Разве ты не Джош? — неуверенно спрашивает Тайлер.
Этот мужчина похож на старшего парня, но его усталые глаза неузнаваемы. Однако, когда Тайлер произносит его имя, его брови удивленно приподнимаются.
— Откуда ты знаешь мое имя?
— Мы друзья, помнишь? — слова даются достаточно легко, даже несмотря на то, что Тайлер не уверен, действительно ли они
друзья. Термин кажется неточным — он слишком мало знаком с Джошем, чтобы считать его другом, — но он также кажется и малозначимым. Им снятся одинаковые сны. У них общее подсознание. Им нужен был термин для
этого, чтобы у Тайлера был достойный способ оценки их отношений.
— Извини. Я не уверен, что мы когда-либо встречались — если только это не было очень давно. Я здесь так долго, что, наверно, мог и забыть.
— Сколько ты уже здесь? — Приходит мысль, что, возможно, этот Джош не тот Джош, которого знает Тайлер. Возможно, внутри этого домика на дереве находится какая-то альтернативная вселенная, портал в другой мир. Ещё более тревожной является мысль о том, что, возможно, это его Джош. Что, если в Домике на дереве время течет по-другому, и те несколько мгновений, которые старший парень провел внутри, прошли для него как годы?
Что, если Джош просто его забыл? Мысль на удивление оказывается
не смешной.
— С самого детства. Может, лет тридцать. Время здесь течет по-другому, так что трудно сказать наверняка. Всё время ночь. Я так давно не видел солнца, что забыл, как оно выглядит. Извини… я говорю что попало. Ты первый настоящий человек, с которым я разговариваю с тех пор, как здесь оказался.
Кажется, в этом Джоше нет ничего угрожающего, поэтому Тайлер позволяет себе подойти ближе. Они стоят бок о бок, глядя в окно домика на дереве. Ночью, залитый лунным светом, лес кажется ещё красивее. Вокруг мерцают светлячки, желтые светящиеся точки в темноте, которые напоминают Тайлеру о детстве и более простых временах.
— Меня зовут Тайлер Джозеф, — говорит он. — Ты помнишь меня?
Джош мотает головой.
— Кажется, я никогда не был знаком с кем-то, кого зовут Тайлер.
Тайлер не понимает, приносит ли это ему облегчение или беспокойство.
— Тогда ты, наверно, не тот Джош, которого я ищу. Ты видел, чтобы кто-нибудь проходил мимо прямо передо мной? Похожий на тебя, только моложе?
— Я никогда не видел здесь никого, кроме тебя.
Тайлер хмурится. Он смотрит на ствол дерева, который пронзает домик на дереве насквозь. Веревочная лестница неподвижна, без малейшего намека на кого-либо, кто мог по ней пройти. Может, Джош оказался здесь, увидел себя и просто продолжил подниматься?
— Почему ты здесь? — спрашивает Тайлер.
— Я здесь только для того, чтобы перевести дыхание, — Джош проводит руками по волосам, и Тайлер видит, что они блекло-голубые, почти белые. Вьющиеся пряди были выпрямлены из-за частого окрашивания.
— Ты переводишь дыхание все тридцать лет? — спрашивает Тайлер, слабо улыбаясь.
— Пытаюсь, — бормочет Джош. Он смотрит краем глаза. — Знаешь, я не всегда был таким. Я никогда не думал, что буду таким. Когда я был молод, я часто думал о том, как здорово было бы повзрослеть, понимаешь? Мои волосы поседели бы, и я бы повсюду ездил на таком скутере — знаешь? Или ходил бы с тростью, которой ударял бы людей. У меня было бы так много интересных историй, и мои дети и внуки постоянно приходили бы ко мне, просто чтобы провести со мной время, потому что я был бы похож на древний музейный экспонат или что-то вроде того.
— Я никогда не думал о такой старости. Звучит неплохо.
Джош печально мотает головой. Он устало трет один глаз.
— Однако я ошибался. Я никогда не думал о том, что, возможно, состарюсь и окажусь в ловушке своего тела. Я никогда не думал о том, что окажусь запертым в собственном доме, или о том, что у меня будут дети и внуки, которые живут своей собственной жизнью и вспоминают обо мне только по праздникам или в мой день рождения, — он хмурится, выглядя разбитым от печали. — Я считал, что у меня будет больше крутых историй, которые я мог бы рассказать. Но у меня есть только грустные.
— Но ты ещё не настолько стар, — говорит Тайлер. — Если ты оказался здесь в молодости, то тебе, наверно, всего за тридцать. Это совсем не старость.
— Я знаю. Я не совсем ясно выразился — прости, я не очень хорошо разбираюсь в словах. У меня больше нет особой практики.
— У тебя хорошо получается, — успокаивает Тайлер. — У нас есть время.
— Я просто имею в виду, что теперь я думаю обо всём по-другому. Я привык видеть во всём только хорошее, видеть, как всё может получиться хорошо, но всё получается не так, как ты планируешь. Раньше всё имело смысл, но когда становишься старше, ты становишься более странным.
Меняется не сам мир. А мы. Всё начинает выглядеть по-другому, — он указывает на окно. — Как это свечение. Когда-то они были похожи на светлячков.
Тайлер бросает взгляд, и светлячки — это всё, что он видит, их огни появляются и гаснут в рассеянной, тихой какофонии. Другого свечения он не видит.
— Как они выглядят сейчас? — спрашивает он.
— Как глаза. Крошечные, светящиеся глаза там, в темноте. Они наблюдают за мной. — Тайлер содрогается от слов Джоша, и губы мужчины слабо подергиваются. — Это не так страшно, как кажется. По крайней мере, когда они рядом, не чувствуешь себя таким одиноким. Иногда я думаю, что я не первый человек, оказавшийся здесь, и что, возможно, все эти глаза — это люди, которые были до меня и которые окажутся здесь после.
— Звучит глубокомысленно, — бормочет Тайлер. — Мне нравится.
— Мне тоже, — Джош слабо улыбается, и даже усталый и совершенно неухоженный, он довольно симпатичный. Если таким Джош будет выглядеть в зрелости, то Джошу чертовски повезло.
— А что насчет тебя?
— Что ты имеешь в виду?
— Почему
ты здесь? Тебя послал Бог, чтобы мне помешать?
— Возможно, — говорит Тайлер, потому что он действительно не знает, почему он здесь или почему он вообще где-то. — С чем помешать?
Джош постукивает пальцем по подоконнику. Тайлер видит, что на выступе с краю стоит пузырек с таблетками. Когда Джош дотрагивается до него рукой, он отрывается от края и падает в лес, без звука дребезжания таблеток.
— Я принял их больше часа назад. Ты, наверное, опоздал.
Грудь Тайлера сжимается. Он чувствует себя так, словно кто-то ударил его в живот. Возможно, это не
его Джош (немного странно называть Джоша своим), но это Джош. Тайлер высовывается из окна, словно может выхватить пузырек с таблетками прямо из воздуха, прямо из прошлого и наполнить его обратно.
— Зачем ты это сделал, чувак?
— Не говори так грустно. Я должен был сделать это давным-давно, — он делает глубокий, прерывистый вдох. Когда он улыбается Тайлеру, его глаза наполняются мерцающими слезами, которые ловят отблеск лунного света и скрывают темноту его глаз. — Если ты не торопишься, можешь остаться со мной? Я знаю, что я слишком стар для этого, но я боюсь. Я не хочу умирать в одиночестве. Наверно, это звучит глупо.
— Это не так, — говорит Тайлер, глаза щиплет. — Я просто хочу, чтобы ты этого не делал. Мне надоело смотреть, как ты умираешь, даже не по-настоящему.
Глаза Джоша расширяются.
— Не по-настоящему?
Тайлер медленно мотает головой. Он не знает, насколько достоверен этот Джош.
— Нет.
Джош слишком быстро принимает тот факт, что, между ними двумя, ненастоящий мир — именно
его. Лицо мужчины искажается. Он отворачивается от окна и падает на колени, как будто у него нет сил стоять, прислоняется к стене домика на дереве и кладет голову на руки. — Если всё не реально, тогда почему я так
боюсь? Почему это
так больно?
Тайлер соскальзывает вниз, чтобы присоединиться к нему на полу. Без лунного света на них ему не нужно стараться не плакать. Пока он будет говорить ровным голосом, Джош не узнает.
— Хороший вопрос, — говорит Тайлер, прижимая кулак к груди, как будто это поможет избавиться от боли, которую он чувствует в своем сердце. — Я действительно не знаю ответа.
— Может, я даже сам не настоящий, — выдыхает Джош. — И от этого всё равно больно. Это
нечестно.
В темноте Джош тянется к руке Тайлера. Сначала он находит его колено, но Тайлер знает, что ему нужно. Он протягивает руку, и они переплетают пальцы. Джош крепко сжимает, и Тайлер старается соответствовать его хватке. Они не в первый раз держатся за руки. Ну, это не первый раз, когда он держится за руки с Джошем. Теперь это действие словно привычное. У Джоша приятные руки. Тёплые.
— Зачем ты принял все эти таблетки? — шепчет Тайлер. Нет никаких причин говорить тихо, разве что потому, что в ночном домике на дереве царит святость, как будто слишком громкие слова могут нарушить покой. Он словно в церкви, и его голос естественно приглушен той удивительной силой, которая здесь присутствует.
Джош пожимает плечами, шмыгая носом. Он плачет и не так хорошо скрывает это, как Тайлер, но Тайлер много практиковался, а Джош, возможно, нет. Когда он говорит, его голос невнятен, как будто у него полный рот воды.
— Мне нечего не оставалось.
— Есть миллион других дел, — говорит Тайлер.
— Я знаю. Я знаю. Я просто не мог о них думать. Например, я знаю, что где-то там есть светлячки, но я их больше не вижу. Мне очень жаль, — он плачет ещё сильнее, дрожа от невыразимого горя и, возможно, даже сожаления.
— Не плачь. Может, ещё не поздно всё изменить. Может, если ты… я не знаю. Может, тебе выблевать таблетки? Я…
— Я слишком устал, — бормочет Джош сквозь слезы. Он вытирает щеки. В темноте он — просто расплывчатая фигура и тёплое тело. Тайлер хочет видеть его получше. Голова Джоша безвольно падает на его плечо, и волосы, которые прижимаются к его щеке, пахнут отбеливателем и на ощупь напоминают солому, но Тайлер совсем не возражает.
Небо за пределами домика на дереве светлеет, становясь темно-синим. Раздаются слабые звуки птиц, только что проснувшихся и заменяющих стрекотание сверчков.
— Хотел бы я быть тем Джошем, которого ты искал, — бормочет Джош. — Смотри… солнце встаёт.
Вместе они наблюдают первый восход солнца за тридцать лет, в то время как дыхание Джоша становится всё длиннее и медленнее, а затем и вовсе прекращается.
***
В другое время и в другом месте Джош достает барабанную палочку из колчана на спине. Размытый — трудно даже представить этого маленького двойника Тайлера злым демоном, который
дважды пытался убить Джоша, — дергается в сторону от быстрого движения. Карты покемонов вылетают у него из рук и рассыпаются по полу, когда он поднимает руку перед лицом, чтобы отразить ожидаемый удар.
Однако Джош не бьет его, просто крепче сжимает палочку. Он ни за что не смог бы причинить вред (а тем более убить) ребенку, даже тому, кто называет себя таким именем. Однако какой бы спектакль ни разыгрывал Размытый, он не будет длиться вечно, и Джош планирует быть готовым.
— Что случилось? — вскрикивает Размытый. — Прости!
— Почему ты извиняешься, если не знаешь, что случилось? — говорит Джош. Успокаивающий, мягкий тон, который он непреднамеренно использовал, разговаривая с Тайлером (и другими детьми, которых встречает), теперь исчез. — Что ты сделал?
— Я… я не знаю, но, кажется, я что-то сделал. Ты злишься.
Очень, очень трудно злиться на такого хрупкого на вид девятилетнего ребенка, особенно который начинает плакать. Вопреки здравому смыслу, Джош опускает палочку к себе на колени, но продолжает крепко сжимать.
— Я не злюсь, — говорит Джош. — Я просто… я тебя знаю.
Размытый сопит.
— Правда?
— Да, но ты совсем другой. Размытый, которого я знаю… плохой.
Ребенок шмыгает носом.
— Я знаю, что я такой. Ты, наверно, теперь хочешь уйти.
Он начинает собирать карты так аккуратно, как только может своими маленькими ручками, останавливаясь, чтобы вытереть слезы предплечьем, громко шмыгая носом.
— Ты… позволишь мне уйти?
— Если хочешь, — бормочет Размытый. — Спасибо, что поиграл со мной в карты минутку. Мне было весело.
Джоша разрывает на части. Это уловка; это должно быть уловкой, потому что представлять Размытого чем-то меньшим, чем его истинная, злая форма, наихудшим образом выбивает из колеи. Злодеи не должны казаться беззащитными, они не должны быть людьми. Они не должны заставлять Джоша
думать или
страдать из-за них.
— Ты знаешь Тайлера? — спрашивает он.
— О да, — говорит мальчик. Его лицо кажется немного светлее, как будто кто-то открыл окно и позволил свету коснуться его. — Я люблю Тайлера. Хорошо, что
он контролирует наше тело, потому что иначе я бы, наверное, портил всё ещё больше.
— Если он контролирует, то почему ты можешь что-то портить?
Он хотел лишь обдумать это в своей голове, но слова всё равно слетели с его губ. Этот вопрос кажется слишком сложным для маленького мальчика. Джош наблюдает, как глаза Размытого бегают взад-вперед, пока он думает, его взгляд пуст. Его губы опущены, а выражение лица задумчивое, затем обеспокоенное.
— Я… не знаю. Плохое случается, и… в этом я виноват.
— Кто сказал?
— Все.
— Тайлер?
Размытый не отвечает, он жует внутреннюю сторону щеки, пожимая плечами.
Джош не знает, что думать или чувствовать по этому поводу.
Это всего лишь трюк, — напоминает он себе. Он повторяет это в своей голове, как мантру, потому что это очень, очень хороший трюк, и ему почти удалось его одурачить.
Он осторожно встает, колени скрипят оттого, что так долго сгибались под ним. Теперь у ребенка сложены все карты, и он слабо пытается их перетасовать, печально глядя на свои руки и отказываясь даже смотреть на старшего. Джош крадется к веревочной лестнице, всё время держа Размытого в поле зрения.
Он взбирается и медлит, пальцы касаются деревянного люка, закрывающего выход в потолке.
Теперь, когда Джош уходит, Размытый даже не пытается притворяться, что играет с картами.
Он закрывает лицо руками, плечи трясутся от слез.
— Послушай, — говорит Джош. Мальчик поднимает голову, лицо красное и мокрое. — Если я выберусь — то, возможно, я когда-нибудь вернусь.
Мальчик смотрит на него мудрыми не по годам глазами, всё ещё мокрыми от слез.
— Я не буду слишком на это надеяться.
Не находя больше слов, Джош отодвигает второй люк и щурится от яркого солнечного света за ним. Он подтягивается наверх так быстро, как только может, чувствуя себя уязвимым, оставляя любую часть своего тела безоружной и перед Размытым.
Он вытаскивает себя на плоскую крышу домика и видит, что Тайлер уже там. Он свесил ноги с края деревянной крыши и смотрит на яркий, густой лес. Атмосфера почти противоположна тихой, холодной комнате, в которой только что был Джош, и по сравнению с ней стрекотание цикад и пение птиц теперь кажутся слишком шумными.
Когда он замечает лицо Тайлера, его глаза и щеки красные от слез, более взрослая версия грустного маленького мальчика, оставшегося позади.
— Тайлер, — говорит Джош. — Ты в порядке? Я думал, что потерял тебя, когда был там.
— Не потерял, — говорит он. Он кладет локти на колени, прикрывая ладонями закрытые глаза и запуская пальцы в волосы. Белая рубашка, которую он носит, ещё с моста разорвана в клочья, влажная от пота и обнажающая несколько дюймов худого загорелого живота. Джош отводит взгляд, чувствуя себя неуважительно по отношению к Тайлеру.
— Ты в порядке? — осторожно спрашивает Джош. Он занимает свое место рядом с младшим парнем. Плач Тайлера заставляет его чувствовать себя неуютно. Нет, забудьте — плачущие люди
в целом доставляют ему дискомфорт, но Тайлер
ещё хуже. Он хочет утешить его, но не знает как. Он чувствует беспомощность. — Что случилось?
— Я не хочу об этом говорить, — произносит Тайлер. — И я пока не готов идти в следующий домик. Мне нужна минута. Просто… дай мне минуту.
— Конечно, чел, всё, что тебе нужно, — бормочет Джош. Он ударяется коленом о колено Тайлера.
Я здесь ради тебя, — говорит это колено так, как могут говорить только неодушевленные части тела. Второй парень позволяет это, ударяя его коленом в ответ.
Спасибо, — отвечает его колено.
Остаток сна они проводят, греясь на солнце, обливаясь п
отом, но продолжая чувствовать себя очень холодно.
***
Он просыпается под звук будильника. Джошу сегодня в школу, и эта мысль заставляет его съежиться. С затуманенными от усталости глазами он тянется к таблеткам на тумбочке и проглатывает одну, чуть не подавившись. Врач сказал принимать их перед сном, но можно и в экстренной ситуации. И это
школа.
Он всё ещё в рубашке — наверно, снова заснул, переписываясь с Тайлером, — и это душит его. Джош снимает её и отбрасывает в темноту своей комнаты. Он лежит в темноте, пытаясь не заснуть снова, но отчасти надеясь, что это случится. Время идет, ощутимое только по восходящему за окном солнцу. Джошу действительно нужны дополнительные усилия, чтобы задергивать шторы перед сном.
С надвигающейся угрозой прихода его любопытной мамы, если она не услышит, как он проснулся, он встает с постели и начинает свой день, чувствуя себя так, словно направляется скорее на гильотину, чем в старшую школу.
За завтраком его мама выглядит так, словно вот-вот заснет, уткнувшись лицом в тарелку с хлопьями. Его младшие брат и сестры ужинают в гостиной под утренние мультики, но Эшли нигде не видно.
— Заболела, — отвечает его мама, когда он спрашивает. — Простыла, наверно. Она сказала, что у неё болит всё тело. Так что постарайся держать младших подальше от неё, хорошо? Последнее, что нам нужно, — это чтобы вы все заразились. Мы пока не сможем позволить себе посещать врача.
— Меня не будет дома, я пойду к Тайлеру после школы.
— А тебе обязательно это делать? Твоя сестра
болеет.
— Ей пятнадцать. Она может сама о себе позаботиться. Эбби с Джорданом всё равно, как только выйдут из автобуса, сразу побегут смотреть мультики. Они её даже не побеспокоят.
Его мама не отвечает. Она автоматически отправляет в рот ещё одну ложку, уставившись в свою тарелку, как будто секрет жизни написан на сладких кругляшках, и это не тот секрет, который она хотела видеть. Она ест хлопья даже не с каким-то там вкусом. Ради всего святого, она ест классические. Серьёзно. Джош не смог бы такого придумать, даже если бы попытался.
— Я напишу Эшли после школы и удостоверюсь, что с ней всё в порядке. Хорошо? — Джош вываливает остатки своей недоеденной каши. Он голоден, но ему неинтересно находиться дома больше, чем это необходимо. — Я пошёл.
— Люблю тебя, — говорит его мама.
— И я тебя, — бормочет Джош. На выходе он взъерошивает волосы Джордана, но младший мальчик даже не замечает этого. По телевизору идёт Губка Боб. Понятно.
Выйдя на улицу, Джош подставляет лицо солнцу и чувствует его тепло. Он пытается впитать его в себя и почувствовать до мозга костей, но оно не проникает так глубоко.
Тайлер будет в школе, — утешает он себя. —
Нам нужно вместе поработать над нашим художественным проектом. Будет круто.
Это всего лишь старшая школа, но Джош не может избавиться от ощущения, что у него был небольшой отдых. Небольшой отдых, благодаря медикаментам и тревоге, из-за которых он стал как ленивец под препаратами, — но тем не менее это был отдых.
Хватит ныть, — думает он, переходя улицу, чтобы продолжить свой маршрут. Он почти не чувствует телефона в кармане, что напоминает ему: после школы он отправится к Тайлеру Джозефу домой. Насколько это круто? Как сверхдраматичная завязка во всех мыльных операх и ситкомах, когда-либо существовавших. Всё, что ему нужно сделать, это пережить учебный день.
Правда, что плохого может произойти?
