***
Стид вышел из каюты, пропуская внутрь кислого, словно квашеная капуста, Иззи. Его сердце бухало набатом и мужчина неосознанно прижал ладонь к груди. Стучит ведь! Болит! Живое и горячее! Господь всемогущий! Когда блондин пришел в себя, что случилось часа три назад, сначала ему показалось, что все произошедшее — страшный сон, случившийся от переедания, не иначе! Он встал с кровати, немного удивившись тому, что не переоделся в любимую ночную рубашку и колпак, а завалился на чистые простыни прямо так: в белой рубахе, кюлотах и чулках. Хотелось срочно рассказать Эду, какая ересь ему приснилась. В принципе, это можно было сделать за завтраком. Нужно было только его найти! Копну темных с проседью волос было сложно не заметить. Они неопрятной волной стекали с мягкого локотника. Видимо хозяин шикарной шевелюры опять заснул на диване и забыл ее вычесать, потому как Стид точно помнил, что когда он самолично приводил это великолепие в должный вид, то пряди выглядели куда более гладкими и блестящими. Шагнув тихонько вперед с твердым намерением разбудить со-капитана, он так и застыл столбом глядя на красивое, но искаженное нечеловеческим страданием лицо Эдварда Тича, которое казалось слишком открытым из-за отсутствия на нем привычной бороды. Колени дрогнули, и только схватившись за край стола Стид смог устоять. Значит все правда? Значит ужас последних дней не сон и не бред? Мужчина сжал виски, пытаясь справится с лавиной воспоминаний, которые вспахивали и без того воспалённый разум несчастного аристократа. Его как будто пытались четвертовать, настолько не было в нем покоя и согласия. Как Стид мог осознать, что этот мужчина, распластавшийся на диванчике, мужчина, навеки укравший его сердце и душу, отнял у него еще и жизнь? Но голос в голове истерично вопил, что недаром Черную Бороду считали чуть ли не дьяволом воплоти, пытаясь спрятать страх за изображением семи пистолетов и демона с горящими глазами. Что ему смерть жалкого аристократишки, когда команда Королевы Анны убивала, грабила, насиловала по всему Карибскому бассейну. За алыми парусами этого трехмачтового сорокопушечного судна тянулся не менее алый след. Кто-то жуткий просил снять со стены богато украшенный кортик и вогнать его в грудь спящему монстру, вынуть из груди трепещущее сердце и кинуть в воду, на корм рыбам. Он, словно книжные иллюстрации, пролистывал в уме все ужасы, что принес на грешную землю Тич, заставляя руки Стида подрагивать. Но вместо этого, мужчина привычным движением открыл тайный гардероб, занырнув в ванну, где лежали баночки с маслами и была припасена бочка с питьевой водой. Любовь намертво застлала ему глаза, задушив на корню страх и трепет, но Стид всегда знал, что Черная Борода не пушистый шпиц, а матерый и жестокий пират, беспощадный воин и прекрасный стратег. Просто помимо монстра, которым его писала изумленная публика и, даже, его старпом, он умудрился рассмотреть под просоленной шкурой бандита нечто прекрасное и даже сейчас это прекрасное остается внутри. За эту душу стоило побороться! Стид набрал воды, добавил туда пахучих масел и вернулся обратно, принявшись обтирать лоб Эдварда. Он искренне хотел унять боль, вспоминая, насколько испуганным был Тич, когда лежал в ванне, признаваясь в убийстве отца. Этот человек не боялся бороздить океан, не боялся быть насаженным на рапиру, но до ужаса страшился собственной эмоциональности, уязвимости и сострадания. Эта хрупкость поразила Стида, она дала понять, что интерес, который он испытывал, был направлен не просто на книжный образ непобедимого разбойника, но на человека, чьи слабости и достоинства он готов был пестовать. Как легко было всего несколько недель назад. Как быстро они шагали на встречу друг другу, и как все неожиданно обратилось в прах. Сейчас меду ними лежало общее страшное прошлое, не только связанное со смертью Стида, но и с его уходом… Он ведь действительно не пришел на пирс. Сейчас можно было бы все списать на неотвратимость судьбы и проклятие, но Боннет слишком хорошо знал себя и точно понимал, что будь иллюзия реальностью, он бы все равно ушел к жене. Иначе он не смог бы отпустить прошлое, не смог бы исцелиться, скинуть как ненужные тряпки слова отца и отвращение Мэри, чтобы вернуться к Эдваду и остаться рядом до последнего вздоха, что бы тот не натворил. Ну, может быть, пару-тройку скандалов он все-таки закатил бы, расстраиваясь из-за того, как Тич обошелся с доверенной ему командой. Ох, без разговора с Мэри он даже не смог бы понять, какую боль причинил человеку, которого любил. Как хотелось бы отмотать время вспять… Чтобы упокоиться, он принялся напевать песню, которую услышал однажды на улице, а потом слезно просил Нану научить его мелодии и словам. История про несчастную девушку, которую убили пираты и она стала мстительной русалкой завораживала юношу. Екало сердце от того, что капитан был наказан в итоге не только смертью, но и неразделенной любовью к той, кого погубил. Кто мог сказать в те годы, что он почти дословно повторит народную байку. Даже свадебный наряд не забыл. Скажи, жестокий капитан, а ты все еще способен полюбить меня? Сейчас же, когда Эдвад проснулся и наотрез отказался принимать от него помощь, ответ был довольно очевиден. И все же, от своей идеи Стид не мог отказаться. Нужно было поговорить с командой и составить план действий.***
Гвалт стоял такой, что все чайки, окромя Карла, взлетели высоко в небо, обижено крича о том, что так шуметь в море могут только они да поющие киты. Израэль скривился, глядя на то, как Стида Боннета пускают по кругу, и не так, как ему бы хотелось. Все, включая Айвана и Клыка, пытались обнять, пощупать, похлопать по спине вынырнувшего из небытия капитана. Единственное, что радовало Хэндса, так это то, что Эдвард сидел на ступенях трапа ведущего с квартердек на капитанский мостик и, вроде бы, безразлично взирал на творившийся на верхней палубе бардак. Иззи действительно боялся того, что из капитанской каюты Стид и Эдвард выплывут под ручку пялясь друг на друга телячьими глазами, но все случилось с точностью да наоборот. Боннет оказался за дверью, а ему, впервые за последнее время, было дозволено помочь с утренним переодеванием, чтобы не повредить все еще свежую рану. Хотя, несмотря на радость, что-то свербело у старпома в груди. Бывали моменты, когда он не узнавал Тича. Вместо незаурядного человека, сильного капитана, которого матросы уважали и боялись, перед ним, да и перед всеми остальными, представал хтонический ужас. И даже не в звериной жестокости было дело, этого добра на любом пиратском корабле вагон и маленькая тележка, а то, какими глазами Борода порой смотрел на него. Когда-то черные глаза заставляли сердце Хэндса екать, в них было столько неподдельного интереса и хитрости, столько любви к жизни и авантюризма, что он и сам заражался легкостью и бесшабашностью, в разумных пределах естественно! Последние же дни – с момента их не очень приятного разговора в каюте – в глазах Эдварда не было ничего. Совсем. Будучи пьяным до беспамятства он не выходил из своей каюты, но стоило ему протрезветь или выйти к команде, некогда красивое лицо превращалось в посмертную маску, лишенную любых страстей. Он мог скалиться, смеяться или разговаривать, но эмоции никогда не поднимались выше нижней половины лица. Никогда не доходя до глаз. И вот теперь, искренне радуясь тому, что Черная Борода все еще не утратил стойкости и собственного достоинства, и не упал в объятия морской твари, Иззи пытался унять тянущий под ложечкой страх. Глаза Эда были бесстрастны. А меж тем, словно заботливая матушка, Стид рассадил команду на тюки и ящики, а сам взгромоздился на бочку, сложив ногу на ногу. Казалось, настало время очередной сказки на ночь, если бы только солнце не висело над головой обжигающим желтым диском. Боннет, к некоторому удивлению присутствующих, не переоделся в привычные цветастые и вычурные одежды, а так и остался в простой рубашке, да кюлотах. Когда он начал рассказ, начиная с попытки побега, даже Эдвард немного подался вперед, вслушиваясь в полный эмоциональных модуляций голос. На истории с Бэдминтоном Тич слегка нахмурился, но промолчал, да так и остался сидеть со сведенными к переносице бровями пока Стид описывал разрушенное имение, говорил о своем недоумении, о встрече с не случившейся женой и бывшей прислугой. Когда дело дошло до рассказа о видении, все, включая Черного Пита удивленно выдохнули. Благо, бывший аристократ в подробности не вдавался, описывая случившееся на Анне в трех словах. Хэндс устало массировал виски. Он не хотел вспоминать тот случай, но все равно перед глазами встал образ измученного молодого парня, чья кожа была белой, хоть и запятнанной уже синяками и следами зубов. Какое же презрение он испытывал глядя на зарвавшегося аристократишку, решившего что море его примет, что руки, не державшие ничего тяжелее пресловутой вилки для эскарго, смогут удержать канат. А может Иззи просто отыгрывался за то, что сам он, равно как и все матросы на их корабле, вылезли из нищеты и трущоб, не зная даже, как выглядит кровать с пуховой периной и что значит пожрать, когда захотелось, а не когда Бог подаст. Закончив свой рассказ, Боннет чуть не свалился с бочки от обилия вопросов, которые перекрывали друг друга: — Значит мы теперь настоящие русалки? — Швед теребил светлую прядь явно задумываясь над тем, сможет ли он околдовывать людей пением. — Почему мы ничего не помнили, а сейчас как вспомнили?! — А мы совсем умереть не можем? — Пит и Джим хитро переглянулись. — Это ж мы можем столько всего украсть! Будем богачами! — Да зачем вам богатства! — Французик запустил пятерню в кудрявую шевелюру. — Мы ж мертвые! Одного не пойму, почему нас молитвы не убивают. Ну там, не испепеляют на месте, и типа того? — Может это только на земного Дьявола работает? А мы порождения Дьявола морского! Можно попробовать себя поджечь! — Нет, Джон, — Стид замахал руками, — никого поджигать не нужно! Боже… — На корабле никогда запасы не кончаются? Или как? Могу я печь апельсиновые пироги хоть каждый день? — Таракан стриг ногти тесаком. — И трюмы всегда чистые, вот что самое лучшее, — Олуванде меланхолично улыбнулся. — А мы такие, потому что Черная Борода нас убил, и мы свою жизнь не дожили? — Люциус отложил альбом и задумчиво кусал губу. — А почему Борода? В мире же много и других капитанов, которые косят народ пачками. Или не капитанов. Эти вот… мерзкие братцы… они ведь прирезали немало народу, но по их душу Океан не послал личного убийцу. — Кэптн, — Пуговка как обычно не повышал голос, но слышал его, кажется, весь корабль, — значит, вы решили пойти против Океана? Спасти убийцу? — Ну…эм…я… — Стид умоляюще посмотрел на команду, но те притихли, будто только сейчас осознав, к чему все это было и почему Эдвард Тич, по прозвищу Черная Борода, все еще сидит живой и относительно здоровый. — Может, проголосуем, а? — первым опомнился Люциус и обезоруживающе улыбнулся. — Кто за то, чтобы убить капитана Эдварда? Клык, Айван, Иззи, душечки, вы не голосуете, поскольку все еще живы, — лицо Израэля в этот момент выражало крайнюю степень отвращения, и обозначить его как «душечку» мог только такой идиот, как Сприггс, — А Стид, простите капитан, лицо заинтересованное. Хэндс поморщился и напрягся, сжимая пальцы на рукояти шпаги. Его коробило от того, что наглый мальчишка посмел назвать Тича по имени, однако он не был дураком, и прекрасно понимал, что Сприггс таким обращением давит на относительно нейтральные или хорошие воспоминания команды о Черной Бороде. Мнения разделились: Пит, Джим, Джон и Таракан проголосовали за казнь, Олу, Французик, Люциус и Швед высказались против. Двенадцать пар глаз уставились на Пуговку, который о чем-то шептался с Карлом. Стид нервно мял рукав рубахи, проклиная себя за то, что сам привил команде понимание демократии и всеми силами поощрял совместное решение проблем. Научил на свою голову. И что он сделает, если они решат Эдварда убить? Придется выбирать между любовью и…семьей. Опять… — Прогулка по доске была не приятной, — Баттонс по-птичьи склонил голову на бок. — И Карл пострадал... Но умереть всегда успеется. Куда держим курс, кэптн? Стид едва не расплакался, глядя на то, как проголосовавшие «против» с улюлюканьем хлопают рулевого по плечу. Но вопрос Пуговки был куда более насущным, чем все моральные дилеммы: — Дорогие мои, я не могу сейчас ответить вам на все вопросы, поскольку знаю не больше вашего, но я клянусь, что мы сумеем найти выход и избавится от проклятия без лишнего кровопролития! Я думаю, что перво-наперво необходимо найти ведьму, что наложила заклятье. А там посмотрим. — И где ее искать? — Пит почесал щетинистый подбородок. — Я… эм… в последний раз Урсула была на Барбадосе. Может она все еще там? — Нет. Ее там нет, — все обернулись, глядя на то, как Черная Борода, до этого терпеливо ожидавший решения своей участи, тяжело спрыгнул с лестницы. — Как-то я хотел получить от старой карги еще предсказание, но хижина была пуста. Потом у меня появилась куча пиратских дел, шавки короны слегка оборзели и все такое, так что мне было не досуг искать мерзкую шельму. Но я точно знаю, кто может быть в курсе. — Командуй, — Стид улыбнулся, глядя на то, как ветер наполняет паруса Мести. — Держи курс на Пиратскую республику.