Край ночи

По темно-синему небу растекалось бесчисленное множество мерцающих звёзд, подобных ярким бриллиантам. Сегодня они сияли ярче, чем когда либо. Их свет проникал сквозь вершины высоких деревьев, заставляя отбрасывать длинные, стройные тени. Они покрывали всю местность, лишь расположившееся прямиком перед лесом озеро оставалось нетронутым тенями. Водная гладь, подобно зеркалу, отражала в себе весь небесный свод. Вокруг царит полная тишина, только шелест ветра, шуршание листвы и тихий плеск разбивающихся о берег волн напоминают об окружающей природе. В таком безмолвии можно было услышать даже мерцание звёзд, похожее на звон хрусталя и стрекот цикад. Истерзанная кровавыми сражениями и бесконечным бегством душа неизменно находила здесь покой. Можно было забыть о суете и молча наслаждаться таинственной, магической, величественной и в то же время умиротворенной атмосферой. Смотреть на океан сверкающих звёзд, что из-за отражения в озере, казалось, разлился повсюду, можно было бесконечно. Однако сегодня было нечто более важное, чем непостижимая красота природы. Ночь лишает масок, выводит на откровения, обнажает все чувства. Карине всегда было сложно не то что говорить, даже думать о чем-то личном. Считать себя инструментом в чужих руках, бесстрастным оружием давно вошло в привычку. Малейшая близость с другими людьми заставляла бежать без оглядки, как можно стремительнее разрывать все связи и навсегда исчезать из жизни, оставляя после себя только горькое послевкусие. Она следовала этим принципам всю свою жизнь и продолжала бы дальше, если бы не он. От него совсем не хотелось отдаляться, хотя определенно стоило бы. Высокомерный маг, презирающий всех, кто уступал по силе или статусу. Он был влюблен только в самого себя и вовсе не скрывал, а гордился этим. Опасность его верный спутник, ведь жалости он не испытывал ни к врагам, ни к союзникам. Он совершенно ледяной, как снаружи, так и внутри. Представить его выражение лица, лишенное демонстративного пренебрежения, было практически невозможно. Но Карине и представлять не стоило. Ведь Эймон здесь, совсем рядом, лишённый своего высокого титула и строгих правил поведения. Несмотря на врожденную тягу к власти и желание контролировать все вокруг, он добровольно сдался в плен, не оказав ни одной попытки сопротивления. Что скрывать, подчиняться ему нравилось гораздо больше, чем командовать. Особенно, если подчиняться приходилось ей. — Никогда бы не подумала, что однажды смогу увидеть тебя… таким. Карина отстраняется. Хочется дыхание задержать, чтобы ненароком не нарушить такую приятную иллюзию, но усмешка вырывается неосознанно. Нет, в ней вовсе не было презрения, снисходительности или вызова. Скорее, нечто вроде “и как же я до этого докатилась”. — Тебе больше нравилось, когда я был с тобой жесток? Впервые его голубые глаза сверкали так задорно. Действительно непривычно. Все это кажется настолько подозрительно особенным, что кончики пальцев непроизвольно тянутся к аристократически бледной коже, чтобы окончательно убедиться в реальности происходящего. Она касается увереннее, её рука медленно скользит по покрытой шрамами шее, оглаживает торс и останавливается на низу живота, в опасных паре сантиметров. — Солгу, если скажу, что нет. — эльфийка совсем незаметно сокращает дистанцию, прижимается всем своим телом, от такой близости даже самый тихий шепот оказывается услышан, — Ты любым мне нравишься. Её губы искажаются в игривой усмешке, прежде чем робко коснуться шеи. Она оставляет горячие поцелуи, неосторожно задевая клыками кожу, и параллельно освобождает себя от вставок на бёдрах, в боях заменяющих элементы брони. С громким, но не отвлекающим звоном они отлетают в сторону, где уже лежал металлический корсет, покрытые царапинами наплечники, серебряная корона с подобием рогов и прочие детали одежды, без которых увидеть её было практически невозможно. Не прерываясь, она стягивает с себя последнее и предстаёт во всей красе. Изящные изгибы резко контрастируют с четкими контурами мышц. Это только добавляет шарма. Её тело можно было без задней мысли назвать идеальным. И ещё больше она этим раздражала. Карина не стремилась к власти, но когда та невольно оказывалась в руках, пользовалась безо всякого стеснения. Она пресекала любые попытки без разрешения коснуться её и, тем более, взять хоть какой-то контроль над ситуацией. Недовольство росло, но ничего, кроме самодовольной улыбки, не вызвало. Лишь достигнув пика собственного желания, эльфийка снизошла. Карина откинулась, сложила руки за головой и сдвинула бедра, приподнявшись. Голубые волосы медленно растеклись по её плечам и опустились на грудь. От опустившихся лунных лучей заблестело влажное тело. Исходящий от кожи жар можно было почувствовать, даже не прикасаясь. Сердце пропускало удары, внизу живота разливалось приятное ощущение, подрагивали напряженные мышцы. Легкая эйфория затуманивала сознание. Она намеренно медлила, стараясь максимально оттянуть ключевой момент, но, кажется, уже сама была на пределе. Карина плавно поднимается выше, придвигается. Дыхание учащается от осознания, что долгожданная награда вот-вот наконец будет получена. Но она снова тянет, разводит бедра так медленно, что, казалось, даже не опускается. Что ж, она всегда была равнодушной к чужим страданиям. Однако стоило ли проявлять подобное пренебрежение сейчас, находясь один на один с сильнейшим магом всех поколений и по совместительству герцогом самого влиятельного дома во всей империи? Для него власть над людьми не преимущество, работающее от случая к случаю, а прерогатива, принадлежащая в любой без исключений ситуации. Очередная игра не была оценена по достоинству. Громкий возглас перерастает в сдавленный стон. Забавно смотреть, как её гордость моментально разбивается на осколки. Дрожь охватывает тело, губы пересыхают, лицо заливается краской. Неожиданно воздух покидает легкие. Руки мага перемещаются с бёдер на талию, слабо надавливают, заставляют упасть вперед. Где-то над ухом слышится низкий голос, с нескрываемой усмешкой отпускающий пошлые комментарии, но разобрать их не получается, да и ни к чему — его голос возбуждал без контекста. В сознании закручивающее в себя все мысли торнадо проносится, прежде чем разбиться об ощущения и обрывистыми клочками разбросать повсюду не долетевшие до языка фразы. Отчаянная попытка выдавить из себя хотя бы его имя растворяется в приглушенном стоне. Мышцы судорожно сокращаются. Острые когти невольно царапают кожу. Влажное хлюпанье, звучащее все громче от нарастающего темпа, разрушает ночную тишину. Было бы чертовски стыдно, если бы сейчас поблизости находился хоть кто-то. Но и утверждать наверняка, что это было не так, нельзя. Ощущение откровенного риска мешалось с возбуждением, вызывая странные чувства. Но размышления так же быстро забылись, как и возникли. Не до них. Вскоре в голове не остается ни единой связной мысли, кроме по кругу вертящихся слов, и те прерывались стонами, что звучали теперь как и в сознании, так и наяву. Гордость никогда не позволяла открыто признавать свои чувства, но черт, как же это было приятно. Пусть над мыслями до сих пор контроля не было, отныне тело было подвластно. Она выпрямляется, неожиданно становясь выше. Рука эльфийки плавно скользит по щеке, очерчивая глубокий шрам. Едва сдерживается, чтобы не полоснуть когтями и не оставить новых. Её возбуждение всегда граничило с безумием, но ещё никогда до этого в нем не было сладкого привкуса влюблённости. Только это сдерживает от проявления всех чувств в наивысшей форме. Но кроме границ, она также даёт привилегии. Никто другой бы не удостоился чести получить от неё хоть немного ласки. Дольше секунды не удалось смотреть без действий. Она резко приближается и, не спрашивая разрешения, настойчиво целует в губы. Неаккуратные движения приводили к тому, что она раз за разом задевала клыками кожу, но даже жаловаться было некогда, она не давала и малейшей передышки. Разве что на пару секунд могла остановиться, чтобы с силой сделать пару грубых толчков — нравилось слушать вымученные стоны и немые просьбы не останавливаться. Незаметно контроль снова оказался в её руках, и теперь темп стремительно менялся. От быстрого к медленному, от глубоких к поверхностным, от откровенной жестокости к предельной осторожности. Все хаотичнее становился её порядок, все тяжелее было предугадать. Казалось, она сама сбивается. Внизу все пульсирует. Снова начинают подрагивать мышцы. Все мысли сливаются в белый шум. Становится так горячо. И так приятно. Совсем близко. Ещё немного и… — Извини. Клянусь, я сделал это не специально. Я просто не успел и… Его тихий, взволнованный голос резко сводит на нет все возбуждение. — Эй, ты в порядке? Почему ты молчишь? Снова обиделась? Я правда не хотел делать этого. Странное ощущение, похожее на тупую боль, чувствуется в районе макушки. Холодом вдруг обдает плечи. Легкий ветер доносит запах дыма, старых книг и терпкого кофе. Какого черта?... — Похоже, я ещё и разбудил тебя? Шансов на прощение у меня нет, но хотя бы имей ввиду, что мне жаль. Карина, наконец, открывает глаза. Сказать, что было бы лучше этого не делать — ничего не сказать. Ни звёздного неба, ни водной глади, ни чертовски горячего мужчины. Точнее, он как раз и был здесь — но разве можно признать в этом измученном работой юном герцоге, готовом самые глупые претензии с виноватым видом выслушивать, дерзкого и отчасти хамоватого мага, принимающего свою безграничную силу и власть как должное? Воспоминания о прошлом, порой, всплывали по кусочкам, но это действительно было больше похоже на обычный сон, заставивший лишний раз разочароваться в реальности. — Здесь мало извинений. Благодаря Вам, господин герцог, теперь я вынуждена собирать себя по осколкам. Я уже не требую содействия, но чтобы ещё и мешать мне в процессе… — эльфийка задирает носик, демонстрируя свою обиду. Такой милый жест заставляет улыбнуться. — Ты никогда не просила меня о помощи. Я готов рассказать все, что может быть полезным. Он торопливо собирал разлетевшиеся по всему кабинету бумаги, судя по всему, свалившиеся пару минут назад на голову Карине. Она неудачно расположилась на полу, облокотившись на стол, и, несмотря на команду охранять, давно потеряла бдительность и задремала. — Так что ты видела? — между делом спрашивает Эймон, даже короткого взгляда на неё не бросив. К счастью. Было бы очень неловко, если бы он заметил, как бесстыдно эльфийка пожирает его глазами. Может, все это и было лишь сном, но он на самом деле ничуть не изменился. Всё так же хорош. Хоть и снова холоден. — Какое тебе до этого дело? Ещё бы ты моим состоянием интересовался. — усмехается нахально, руки на груди складывает. — Мне нет смысла притворяться, когда мы наедине. Считай, что я пытаюсь искупить вину за то, что сделал. — Забудь. Вряд ли это было что-то важное. Всего лишь сон. — О чем? Карина недовольно цокает и закатывает глаза, за раздражением пытается скрыть заливший щеки румянец. Всё это выглядело так правдоподобно, словно действительно только что происходило наяву… О таком не то, что рассказывать, но и думать стыдно. Стыдно и приятно. Тому видению так так не хватало окончания... — Ты говорил, что определённые ситуации, схожие с теми, что уже когда-то происходили со мной, могут вызвать у меня воспоминания о прошлом? — скользит по лицу ехидная ухмылка. — Я не могу утверждать точно, но, в общих чертах, это так. — он быстро заканчивает с беспорядком, магией распределяя документы по своим местам, и наконец переводит взгляд на Карину. — Насколько я вижу, ты уже освободился. Можем мы проверить кое-что?