Его свет

Под завывания ветра, треплющего шатёр ставки Тайшакутена, Ашура дремал. Он был вымотан после перехода через ущелье, и стоило им найти относительно безопасное место, лишь смыл с себя кровь в ледяном озере и позволил себе поспать несколько часов. Когда он проснулся, Тайшакутена ещё не было. Ашура цыкнул, считая про себя, чтобы собраться с силами встать и пойти на его поиски, как вдруг полотнища ткани, скрывающие вход, дрогнули. В тишине поступь босых ног оглушала: Ашура приоткрыл глаза, чтобы посмотреть на то, как суетливо роется в походной сумке с медикаментами Тайшакутен. — Иди ко мне, — хриплым со сна голосом позвал Ашура. — Я согрел тебе место. Тайшакутен отрицательно помотал головой и продолжил вытаскивать пузырёк за пузырьком. Их перезвон казался неприятным — то ли от того, что руки Тайшакутена дрожали, и баночки бились друг об друга, норовя выскользнуть из неаккуратных пальцев, то ли от того, что Ашура слишком устал. — Что случилось? Когда мы разбивали лагерь, ты ведь всех осмотрел. Тайшакутен нервно дёрнул плечом, и одна баночка всё же упала на пол, чудом не разбившись о камень. Ашура цыкнул, поднимая откатившееся к ногам лекарство, и тяжело поднялся с вороха тряпок, изображающего постель. — Иори подвернул ногу, — с деланным спокойствием ответил Тайшакутен, тем самым голосом, за которым почти всегда стояла внутренняя буря. — А ещё у нас закончилось обезболивающее. — Иди спать, — Ашура громко стукнул пузырьком по столу с разбросанными медицинскими принадлежностями, и сделав глубокий вдох, продолжил. — Я подежурю вместо тебя. Тайшакутен промолчал, деловито, но совершенно бесцельно перебирая лекарства и приборы. Ашура прекрасно знал такое его состояние. Как будто некогда чистое озеро затянуло тиной, зацвело, полнясь водорослями, и воздух наполнился едким запахом донной гнили. — Иди спать, — тихо и твёрдо произнёс Ашура. В такие моменты нужно было быть полностью сосредоточенным, Ашура весь подбирался, как готовый к бою клинок. Казалось, будто он лежит на краю бездны, держа бессильно обмякшего Тайшакутена за руку, который не то, что не пытается выбраться, напротив, норовит разжать пальцы и рухнуть в пропасть. — Тайшакутен, — мягко позвал Ашура и коснулся плеча, — ты ни в чем не виноват. Тайшакутен снова помотал головой, обернулся, крепко перехватывая руку за запястье, но помедлив, оттолкнул от себя. Он всегда так делал: пытался сбежать, отгородиться, когда ему было плохо, как будто никому в этом мире не доверял. Почему-то Тайшакутен решил, что должен нести весь груз своих мыслей и чувств в одиночку. Как будто его, Ашуры, рядом не было. — Дай мне, пожалуйста, пройти, — тихо попросил Тайшакутен. Ашура не позволил. Духовная сущность взвилась в воздух, цепко обвиваясь вокруг рук и ног Тайшакутена. Оставить его одного в таком состоянии Ашура не мог, хоть и знал, что его силы сейчас бесполезны. Он не мог ни утешить, ни успокоить боль мятежного сердца, и всё же продолжал тянуться, словно желая обнять всем своим существом. Когда Тайшакутен попытался дёрнуться, Ашура сжал щупальца сильнее и прикрыл глаза, считая про себя выдохи и вдохи. Духовная сущность гудела и рычала, но подчинялась — пока ещё, — оставаясь гладкой и блестящей, как сталь. Они оба находились на краю бездны — один шаг, и оба погибнут, но Ашура прикладывал все свои силы, чтобы удержать тонкую руку в своей. — Если бы я выбрал другой путь, Казахая и Ран не упали бы, — нервно дёрнулся Тайшакутен, его лотосы беспорядочно тянулись к клинкам-щупальцам, но увядали, не коснувшись их. Ашура ощутил, как чужая ладонь высказывает из его руки, сталь угрожающе зарычала, едва не превращаясь в клинки, и Ашура рывком убрал свою духовную сущность, испугавшись поранить. — Ты ни в чём не виноват, — тихо выдохнул он, стараясь успокоить сумасшедшее сердцебиение. — Если бы ты выбрал другой путь, скорее всего, нас всех бы сожрали. Тайшакутен опустился на пол и зарылся руками во взъерошенные волосы, будто нахохлившаяся напуганная птица. Ашура сел рядом с ним и осторожно обнял за плечи. — Это не твоя вина, — повторил Ашура вкрадчиво и прижался щекой к макушке. Слова не шли, всё, что хотел сказать Ашура, казалось бессмысленным, глупым и неподходящим. Он боялся сказать лишнее слово и окончательно утопить, поэтому лишь судорожно обнимал. Тайшакутен поверхностно рвано дышал, как будто ему не хватало воздуха, из груди рвались всхлипы, но глаза оставались сухими. Казалось, они оба летят в бездну, и Ашура не мог это остановить, кроме как обнять крепче и дождаться, когда дыхание Тайшакутена выровняется. Это повторялось из раза в раз, как проклятая временная петля. Никто из "Крыльев" не знал, что их врач, а теперь уже — командир — подвержен таким приступам. Рядом был только Ашура, но и он ничего не мог сделать. Незаменимый и непобедимый на поле боя, в том, что касалось человеческих чувств, Ашура был полностью бесполезен. — Пожалуйста, Тайшакутен. Тайшакутен рывком отстранил его от себя и вскочил на ноги. Он был невыразимо бледным, его руки дрожали, и он чуть не сорвал ткань шатра в попытке выйти наружу. — Скоро вернусь, — рвано кинул Тайшакутен через плечо и растворился в сумерках. Ашура обессиленно оперся спиной о ножку стола. На поле боя прикосновения Тайшакутена возвращали его к реальности, слова были отчётливо слышны даже сквозь морок безумия, указывая дорогу к свету. Тайшакутен мог проникнуть в любое сердце, но своё всегда оставлял закрытым. Сколько бы Ашура ни пытался коснуться его души, Тайшакутен всегда прятался, не позволяя себе помочь. И видя, как ломается под невыносимой ношей тонкий лотос, Ашура испытывал неподдельный чудовищный ужас. Если его свет однажды погаснет, то кто тогда спасёт его самого?