Когда часы замрут

      Неделя, после отбытия из Пристани Лотоса, пролетела незаметно. Казалось, что только вчера они покинули Юньмэн Цзян, наконец, позволив хозяевам резиденции облегченно выдохнуть. За это время, что было вполне очевидно, главы орденов не успели завершить все свои дела. Но с некоторыми насущными проблемами, которые по возвращению не требовали отлагательств, всё же смогли разобраться, ближе к тому моменту, как от Верховного заклинателя, по орденам и нескольким кланам, разошлись письма с предложением продолжить чтение занимательной книги в Цишань Вэнь — непосредственно в резиденции Вэнь Жоханя, что было подобно охоте хищника на мелкую дичь. И дичью, в данном случае, чувствовали себя все, кому «посчастливилось» получить приглашение. Отказать никто не мог.       В Юньмэне подобное собрание недавно закончилось и повторно наведываться туда, было бы не очень вежливо; всё же запасы ордена, как и бюджет, далеко не бесконечны, хоть Юньмэн Цзян и относился к числу Великих орденов. В Цинхэ Не же, тоже не шибко горели желанием принимать гостей, по крайней мере, точно не сейчас. Глава ордена Не имел очень сильную и стойкую неприязнь к Верховному заклинателю. И не знал об этом разве, что глухой. Да и у ордена сейчас были определённые проблемы. В Главном зале Нечистой Юдоли, намечался широкомасштабный ремонт. Орден Гусу Лань, с его трехтысячной стеной правил, тоже отталкивал людей. Рассадник павлинов, что буквально кричал о своём богатстве, излишней, гранящей с безвкусицей, роскошью и помпезностью, во главе с главным дамским угодником Поднебесной? Он даже не рассматривался. Почему? Ответ был прост. Госпожа Башни Кои, устроила мужу весёлую неделю… Теперь Цзинь Гуаншань лежал под опекой лекарей, исключительно мужчин, потому что женщинам, она даже близко запретила приближаться к похотливому кобелю, который, к огромному сожалению мадам Цзинь, является её законным супругом. А сами женщины-лекари были и не против держаться от Цзинь Гуаншаня как можно дальше. И как можно дольше.       В Цишань заклинатели прибывали ранним утром, когда над большинством территорий была ещё непроглядная тьма, переходящая в легкие сумерки. Однако, то место, куда заклинатели держали свой путь, не зря назвали Безночным Городом. Ведь там, действительно не было даже намека на потёмки. Было ярко, как днём! И те, кому раньше не доводилось бывать здесь, искренне восхищались зрелищем невиданным до этого дня. В то время, как некоторых, красоты резиденции главы Вэнь, очаровывали, главы Великих орденов чувствовали напряжение, а главы малоизвестных орденов и представители различных кланов, испытывали настоящий ужас. По миру ходило достаточно слухов о резиденции Верховного заклинателя и особенно красочными сплетнями, наверняка, благодаря главе Яо, обрастала Огненная площадь — место для пыток, проводимых главой ордена Вэнь, так же как и Кровавый дворец, наличие которого, впрочем было не подтверждено, возможно, только потому что почти никто не возвращался оттуда живым, а те кто всё же возвращались, были больше похожи на сумасшедших, к которым особо никто не прислушивался, в большинстве своём, предпочитая игнорировать, дабы не привлечь к себе ненужного внимания главы ордена Цишань Вэнь.       Дворец Солнца и Пламени, принадлежащий Верховному Заклинателю, отыскать было не сложно — это самое высокое здание в Безночном Городе, с широкой, вымощенной из камня площадью под ним. Дворец был гордостью Жоханя: он был построен ещё при основателе ордена Вэнь — Вэнь Мао и в нём с тех пор мало, что изменилось, разве что крышу, имевшую в общей сложности двенадцать гребней, украшали Небесные звери.       У ворот резиденции, прибывающих заклинателей уже встречали слуги Вэнь Жоханя, а самого хозяина этих владений, пока что, не было и в помине. Никто не решился узнать, куда же делся глава ордена Вэнь. Он должен почтить гостей своим присутствием, но, скорее всего, чуть позже.       В главном зале резиденции их уже ждали: дева Вэнь, Вэнь Цюньлинь и старший из сыновей Вэнь Жоханя. Вэнь Сюй терпеливо объяснял и показывал слугам, что и куда следовало расставить для гостей. Видимо об их удобстве, всё же постарались не забыть. Но, несмотря на это, оставался вопрос, почему же нигде невидно ни Вэнь Жоханя, ни его младшего отпрыска? Однако, долго размышлять им об этом не пришлось. Вэнь Сюй, увидев гостей, выдохнул и ответил на немой вопрос заклинателей:       — Отец скоро подойдет, вместе с моим братом. — юноша тяжело вздохнул, вспомнив, что на сегодняшнем чтении должен присутствовать и его неугомонный, даже в некоторой степени скудоумный братец, ещё и не один, а вместе со своей пассией. Даже, несмотря на то, что внешне она была очаровательной особой, и это по словам его братца (!), он чувствовал, что это девушка ещё принесёт им проблем, а учитывая её плохое образование, мелочный характер и высокомерие… она, как никто другой, вызывала у первого наследника Вэнь сильнейшее отвращение. Да и, кажется, проходя в главный зал, он даже слышал, что отец вызвал Вэнь Чао и Вэнь Чжулю в свой кабинет, как и Ван Линцзяо, дабы поговорить о чём-то без лишних ушей и Вэнь Сюй искренне надеялся, что отец сможет вложить его младшему братцу в голову мысль, что сегодня гостей задирать или унижать не стоит. Особенно эту мысль было важно донести и до подстилки младшего брата. Война с Великими орденами — последнее, чего хотел Вэнь Сюй, да и его отцу это было ни к чему. В последнее время старший сын Жоханя чувствовал особое напряжение, витавшие в воздухе. Казалось, что от чего-то характер отца постепенно становился всё сквернее, хотя гостям, он вряд ли позволит это узреть…       За время отсутствия главы ордена Вэнь, старший из сыновей Вэнь Жоханя успел рассадить гостей и рассказать им, где и кто будет располагаться во время присутствия в резиденции. На количество мест для гостей, дворец Солнца и Пламени никогда не жаловался, поэтому только мужья с женами располагались в одной комнате, так же как братья или сестры. Поэтому Вэй Усянь был безумно рад, что он не останется в одиночестве, а комнаты сестры и приёмных родителей, удачно располагались рядом, поэтому он немного успокоился, как и Цзян Чэн, с Яньли. Им очень не хотелось бы разделяться, особенно на чужой территории.       Глава ордена Вэнь вернулся вместе с сыном и его пассией довольно скоро, только вот, многие заметили, что младший наследник Вэнь на удивление, тихой, даже какой-то боязливой тенью следовал за отцом, как и Ван Линцзяо, за спиной которой, с очень большой неохотой, шёл Сжигающий Ядра. И никто не знал, что же такого случилось, что высокомерный Чао, неожиданно смирно вёл себя сейчас и спокойно сел по правую руку вместе с братом, а Сжигающий Ядра исчез за спинкой трона главы Вэнь, который впрочем не торопился садиться на своё место, а предложил, для начала, уставшим гостям утолить голод и немного отдохнуть с дороги, прежде чем перейти к чтению книги. И от такого предложения никто не желал отказываться. Ведь действительно, поднятые с утра пораньше заклинатели, были очень голодны. Хотя ни за что не признались бы в этом, даже если бы их не пригласили за накрытый стол, который без труда уместил всех заклинателей в зале.

***

      После довольно пышного завтрака, заклинатели ещё какое-то время отдыхали, прежде чем глава ордена Вэнь взял в руки книгу, привезённую главой Цзян из Пристани Лотоса. И, убедившись, что все расселись по местам и готовы слушать, начал чтение:              Однако, погладив кольцо какое-то время, Цзян Чэн заставил себя поумерить пыл.              Те, кто ещё помнил, чем же закончилось прошлое чтение, неосознанно выдохнули. Всё же старший Цзян Ваньинь не собирался ни на кого нападать. А уж как выдохнул Вэй Усянь, понявший, что смог избежать встречи с Цзыдянем… Да, конечно, его заслонил собой Лань Ванцзи и за это Усянь был тому бесконечно благодарен. И даже выразил эту самую благодарность, глянув с улыбкой в сторону Второго Нефрита и одними губами прошептал: «спасибо».       Ванцзи заметил этот жест со стороны юньмэнца и молчаливо кивнул, видимо, говоря таким образом, что не стоило благодарности. И только Сичэнь заметил, как слегка покраснели кончики ушей у его брата, которые тот поспешил спрятать за волосами, как бы невзначай, поправив их.       Юй Цзыюань намного нахмурилась, ведь не стоило забывать, что Цзыдянь, пока ещё, находившийся в её руках, был не просто каким-то кольцом и красивой побрякушкой, способной преображаться в кнут. Он является магическим артефактом, передающимся в её семье по наследству и по сути, ему ничего не стоило обогнуть препятствие и хорошенько ударить цель, но Ваньинь из будущего, кажется не был осведомлён о данной возможности, иначе Старейшина Илин уже распластался бы на земле. Однако этого не случилось и это, несомненно, для старшей версии Вэй Усяня, было уже хорошо. Но Усяня больше пугал даже не сам кнут, на данный момент, а его особенность. Ведь наверняка, стоило бы только Цзян Чэйну пройтись Цзыдянем по спине Старейшины Илин, как душа того, покинула бы новообретённое тело и в итоге, Вэй Усянь снова окажется мёртв. По крайней мере, так должно быть, так думали: Вэй Усянь, мадам Юй, сам Цзян Чэн, сидящий в зале, и многие другие слушатели. О том, что кнут может дать осечку, никто и не задумывался. Ведь никогда ранее такого ещё не происходило. А если и происходило, то Юй Цзыюань не была осведомлена об этом.       Мадам Цзинь, знавшая способности Цзыдяня, как никто другой, могла посоветовать Старейшине Илин только одно — поскорее убираться оттуда. Так далеко, как только тот сможет. Впрочем, такие же советы могли бы посыпаться на его голову от всех сидящих в зале и находившихся в напряжении от ожидания дальнейшей развязки событий. Даже те, кто были только наслышаны о мощи Цзыдяня, предпочли бы никогда не сталкиваться с ним в действии.       Цзинь Лин же, видевший облегчение на лице старшего дяди, мог только посочувствовать ему, зная, что на самом деле, это всего лишь вопрос времени. Было даже удивительно, что со временем его дяди смогли возвести между собой новый мостик доверия, хоть и хлипкий, но Цзинь Лину хватало этого. По крайней мере, без серьёзных причин разумеется, он стал меньше слышать, что младший дядя переломает ему ноги. Что было существенным прогрессом. Хотя теперь большинство угроз связанных с этой травмой летело в сторону Вэй Усяня, который, кажется тоже обзавёлся иммунитетом на подобные проявления «заботы и беспокойства» со стороны Саньду Шэншоу.       Сычжуй и Цзинъи, тоже прекрасно помнившие тот день, глянув на лицо сидящего в зале Вэй Усяня, решили его не расстраивать. Он ведь сам потом узнает, что вовсе в тот день ему не повезло. Так зачем портить ему настроение раньше времени?       Несмотря на бурлящую злобу, ему, как главе ордена, приходилось многое брать в расчёт, и он не мог бросаться в омут с головой, подобно Цзинь Лину. После заката Цинхэ Не Великих орденов осталось три. Гусу Лань и Ланьлин Цзинь были довольно близки, благодаря дружеским отношениям их глав. Цзян Чэн как глава Юньмэн Цзян уже находился на особом положении. Ханьгуань-цзюнь, или Лань Ванцзи, был весьма прославленным заклинателем, а его брат Цзэу-цзюнь, или Лань Сичэнь — главой ордена Гусу Лань и братья всегда поддерживали хорошие отношения друг с другом. Если удавалось избежать открытого конфликта, это и было лучшим решением проблемы.       И глава Цзян, и его супруга, были рады, что их сын сумел удержать себя в руках. Даже, если этому благоразумию поспособствовала неуверенность в своих силах в бою с младшим из Нефритов. Цзян Чэн в их глазах бесспорно повзрослел, поэтому они улыбнулись, глянув в его сторону, а Вэй Ин, наклонился и очень тихо, так чтобы только близкие могли его услышать, сказал Цзян Чэну:       — Молодец! — Вэй Ин улыбнулся смущённому брату, который не привык к похвале. Поэтому Ваньинь покраснел, едва заметно, но вскоре даже этот румянец смущения исчез с его лица, потому что наследник Цзян тут же постарался взять себя в руки.              Яньли так же подарила Цзян Чэну тёплую и мягкую улыбку, слегка приобняв его и сказала так же, как и Усянь, полушёпотом:       — Ты станешь хорошим главой ордена. — И в своих словах дева Цзян нисколько не сомневалась, потому что, если верить книге, орден Юньмэн Цзян обрёл богатство ещё большее, в сравнении с тем, что они имеют сейчас.       Цзинь Лин слегка надулся. Да, он порою и правда делал многое не обдумав, но это было до тех пор, пока он не стал главой ордена. Да, он не стал бы утверждать, что совсем изменился и сразу стал ответственным взрослым, но он старался быть лучше. Многие утверждали, что он достаточно хорошо справляется со своей ролью. Но, конечно же, ему помогают в этом иногда и дяди. Вэй Усянь и Цзян Чэн, и каждый по-своему. Старший дядя, коим является Старейшина Илин, как позднее узнал Цзинь Лин, был ознакомлен с тем, как управляться с орденом, лишь потому что в будущем должен был стать правой рукой Цзян Чэна, его подспорьем. И он им позднее всё же стал, когда Саньду Шэншоу отбывал на достаточно длительный срок дядя Вэй, по мнению Цзинь Лина вполне себе справлялся и с документами и с аудиенциями и прочими моментами в роли временного главы ордена.       Цзинъи, надувший щёки Жулань, напомнил хомяка, спрятавшего свою добычу, однако его тихое хихиканье прервал Сычжуй, что впрочем тоже не остался равнодушен к этой картине, но только улыбнулся. Если Цзинь Лин заметит, что они хихикают над ним, то он точно обидится на них или же начнёт ругаться в манере своего дяди. Хоть он и имел прозвище: «Юная госпожа» — характер у него совсем не кроткий и уж точно Цзинь Лин мог сквернословить не хуже чем его дяди. А, если это услышит кто-то из сидящих в зале, они явно окажутся под впечатлением от юньмэнских ругательств, которые извергнет юный Цзинь в порыве возмущения.       — Закат Цинхэ Не? — Не Минцзюэ в недоумении глянул на книгу, борясь с дурным предчувствием, — Неужели наш орден тоже пал? — в ожидании ответа Чифэнь-цзюнь уставился на трио, прибывшее из будущего, а если быть точнее на уже четверых адептов. Последнего, четвертого юношу, почему-то многие опять не замечали, но кажется Оуян Цзычжэнь давно привык к этому. И он невозмутимо ответил:       — Глава ордена Не, ваш орден не уничтожен, но какое-то время под управлением младшего господина Не, он был в тени, но позднее хм… ваш брат смог снова возвести орден Цинхэ Не к Великим и в нашем времени Великих орденов по-прежнему четыре. — По привычке Цзычжень чуть было не назвал Не Хуайсана — «Незнайкой».       Да, бесспорно, нынешний глава ордена Не и его брат ещё услышат это прозвище из книги, но, пока юноша не хотел рисковать. Ведь, кто знает, как отнесутся братья Не к этому, почти оскорбительному прозвищу. Ведь долгое время Не Хуайсана считали самым никчёмным главой ордена Цинхэ Не. Однако положение дел изменилось и довольно значительно, когда младший Не, стал не только главой ордена Цинхэ Не, но и Верховным заклинателем.       Не Минзюэ, услышав это, позволил себе облегчённо выдохнуть, понимая, что брат всё же смог управится с орденом после его ухода. С плеч словно свалился огромный груз. Правда только, он был больше чем уверен, что Не Хуайсану ещё и помогали. Вполне мог помогать даже Лань Сичэнь. Но это было уже не так важно.       Не Хуайсан же почувствовал подкативший к горлу ком, противный ком, который никак не удавалось сглотнуть. Брат. Его брат! Он там… Умер. Он не мог в это поверить. Воображение вдруг само нарисовало ужасную картину в которой его брата настигло вечное проклятье ордена. И истерика накрыла Не Хуайсана с головой. Он вцепился в ханьфу брата до побеления костяшек, глотая слёзы. А Не Минцзюэ так и застыл, не зная, что делать. Он ненавидел такие моменты. Но сейчас, он прекрасно понимал, что ругать брата нельзя. Тот только сильнее вцепиться и будет рыдать, пока слёзы совсем не иссякнут или же попросту, пока не потеряет сознание, поэтому глава Не, глянул в сторону Вэнь Цин, которая тут же поднялась, едва увидев, что Не Хуайсан побледнел и начал реветь, благо не сотрясая стены дворца Солнца и Пламени отчаяным криком. Дева Вэнь прекрасно понимала, что случись что-то с её братом, она бы тоже не удержалась, поэтому она покинула зал, чтобы приготовить отвар для младшего наследника Не.       Не Минзюэ осторожно провел большой и тёплой, мозолистой от тренировок с саблей, ладонью, по спине. Он делал это крайне неловко, потому что не привык к появлению излишней нежности, особенно на глазах такого большого количества людей.       Вэй Усянь и Цзян Чэн могли лишь растерянно смотреть на братьев Не. Они не знали чем помочь. Успокоить Не Хуайсана своими силами они вряд ли могли, но и оставлять его в таком состоянии…       Вэй Усянь, неуверенно поднялся со своего места, вместе с пиалой, в которой был обычный чай и, подойдя к Не Хуайсану, отдал ему пиалу.       — Не-сюн… — Не зная, что делать Вэй Усянь мог только наблюдать за тем, как его друг с красным, от накатившей истерики, лицом, прислонил чашку к губам и с хлюпаньем начал пить предложенный чай, пытаясь сдержать новые приступы слёз. Он даже не ожидал, что Вэй Ин подойдёт к нему, а за ним, немного подумав, всё ещё не уверенно, пошёл и Цзян Чэн, и тоже, немного мрачно глянул на друга:       — Не-сюн, твой брат сейчас рядом с тобой… — сам Цзян Чэн не знал, чтобы делал, если бы потерял сейчас Вэй Усяня или Яньли… Даже мысль об этом обжигала, что-то внутри. Что говорить он тоже не знал, поэтому просто приобнял друга, под удивлённые взгляды Не Минцзюэ, госпожи Юй и Цзян Фэнмяня. Да и многих других людей, с удивлением, смятением и сожалением, наблюдавших слёзы младшего Не.       К тому моменту, как дева Вэнь вернулась в зал, Не Хуайсана уже удалось успокоить. Но лицо у него всё ещё было красным и зарёванным. Но от отвара Вэнь Цин, он вежливо отказался. Зато его немного хлебнул глава Не на пробу, а затем и допил залпом, почти не чувствуя горечи. Такая истерика брата обескуражила Не Минцзюэ и напугала до чёртиков, хотя никому мужчина не признался бы в этом.       Лань Сичэнь и сам одарил Не Минцзюэ встревоженным взглядом. Пусть он и понимал, что проклятье рода Не неизбежно, но всё же, пытался отсрочить его всеми силами, играя главе Не, одну из мелодий для успокоения духа. «Покой» — эта мелодия, вполне благоприятно влияла на старшего Не.       Глава ордена Вэнь, поняв, что все успокоились, снова вернулся к книге, при этом, оторвав усталый взгляд от младшего сына, который сидел тихо, кажется лишь из-за того, что шептал какие-то глупости своей любовнице, тихо подхихикивающей рядом с ним. Эта девица совершенно не нравилась ни отцу, ни брату Вэнь Чао. Но, пока они вели себя более менее пристойно, на это можно было закрыть глаза. Хотя определённо, глава Вэнь всегда будет против этой девушки, что охмурила его сына, кажется испортив его ещё больше, но при этом определённо, Жохань всё ещё имел больший вес в глазах своего отпрыска, чем эта расфуфыренная постельная грелка, а значит, пока с этим ещё можно было мириться, всё было относительно хорошо.       Кроме того, Цзян Чэн никогда не скрещивал свой меч. Саньду с мечом Лань Ванцзи, Бичэнем, и невозможно было даже предположить, кто выйдет победителем из этой схватки.       Хотя он и владел могущественным артефактом, кольцом Цзыдянь, которое передавалось в их семье по наследству, гуцинь Лань Ванцзи по имени Ванцзи тоже славился не малой мощью. А больше всего Цзян Чэн ненавидел вступать в бой без явного преимущества, поэтому, не имея абсолютной уверенности в победе, он не рискнул сразиться с Лань Ванцзи.       Вэй Усянь вспомнил, какой мощью обладал меч Второго Нефрита ордена Гусу Лань. И, конечно, тогда ему пришлось тяжко, очень тяжко, особенно с грузом в руках, в виде парочки сосудов «Улыбки Императора» и ему до сих пор было жалко один из тех несчастных сосудов, который не уцелел в том сражении. Такая трата прекрасного вина! Но, помня это, Усянь точно не решился бы поставить на победу своего шиди, даже если очень сильно его любил и знал, что тот в самом деле далеко не слаб и прекрасно владеет мечом.       Многие сочли решение Цзян Ваньиня вполне осмысленным. Он не поддался своим эмоциям, а прекрасно понимал, что лучше иметь преимущество над противником для полной уверенности в победе. Поэтому, ни один здравомыслящий человек не решился бы назвать действия книжного Цзян Ваньиня трусостью. Однако было несколько молодых людей, что всё-таки посчитали действия старшего Ваньиня побегом от проблемы, в данном случае, — сражения со вторым Нефритом. Но, в умственных способностях тех людей, вполне можно было сомневаться. Они относились к тому типу личностей, что были готовы сигать, как говориться, сразу с места и в карьер, только вот ни у кого из них не нашлось смелости вслух высказать своё мнение о поведении будущего главы ордена Цзян. Всё-таки какие-то крупицы мозга позволяли им держать язык за зубами, хотя бы потому что никто из них не желал познакомиться с Цзыдянем. А госпожа Юй вполне могла устроить некоторым такое знакомство, которое приятным вряд ли кто-то назовёт. По крайней мере в здравом уме, не страдающий мазохизмом. А мазохистами не были ни Вэнь Чао, ни его пассия, искренне считавшая, что уж её молодой господин, всяко лучше юньмэнского юнца. Было ли так от того, что отец Вэнь Чао является Верховным заклинателем? Возможно. Наверное, будь у неё шанс, она бы куда с большим удовольствием охмурила главу Вэнь, однако тот навряд ли хоть как-то отреагировал на её «чары», а скорее посчитал бы дурой, старающейся схватить кусок пирога больше, чем та способна съесть. Уж какой бы дурой она не была, Ван Линцзяо прекрасно понимала, что ни глава Вэнь, ни его старший сын, ею не заинтересуется, а вот младший наследник был вполне ей по зубам и был девушкой доволен. Но скорее всего лишь потому, что любая другая кривила лицо от его вида.       Цзян Чэн невольно стиснул одну руку в кулак, немного нахмурившись. Да, он знал, что блистательный Лань Ванцзи превосходит его в несколько раз, даже его братец восхищался силой младшего из Нефритов клана Лань, невольно заставляя Цзян Чэна завидовать ледышке в белом, которая наверняка кроме тренировок и изучения свитков из библиотеки своего ордена ничем не занималась, постоянно совершенствуя тело и дух. Цзян Чэн сильно сомневался, что у этой, ещё более мрачной копии Лань Цижэня, были хоть какие-то другие занятия, даже в детстве, он наверняка не резвился и не шалил как другие дети.       Лица госпожи Юй и Цзян Фэнмяня приобрели одинаково мрачное выражение, стоило им снова услышать о Цзыдяне. Да, в какой-то мере, они уже смирились с тем, что в том будущем они уже вероятно мертвы и теперь только, хотели узнать причину. Однако, как только книга снова упомянула артефакт в руках Цзян Чэна им показалось это до жути не правильным, поскольку оба привыкли, что это грозное оружие находилось в руках Юй Цзыюань и она, пока ещё точно не решила кому из своих детей передать Цзыдянь. Конечно, Цзян Ваньинь был будущим главой ордена и скорее всего отдать Цзыдянь ему, будет самым правильным решением, но он, как и Усянь, уже имел меч. А вот их старшая дочь была безоружна и вполне, кольцо госпожа Юй могла бы вручить и ей, однако же, если её дочь всё же войдёт в орден Ланьлин Цзинь, как супруга Цзинь Цзысюаня, то отдавать ей Цзыдянь будет опрометчивым решением, потому что госпожа Пристани Лотоса не желала, чтобы столь мощный артефакт, передаваемый в её семье по наследству, вдруг со временем утёк в руки Цзиней, хотя против госпожи Цзинь, женщина ничего не имела, но загребущие руки её супруга, порядком настораживали Юй Цзыюань.       Вэй Усянь, услышав имя гуциня Лань Ванцзи, невольно прикрыл рот рукавом, издав смешок. И это ещё он говорил, что имя его меча вздор?       Фантазия Лань Чжаня показалась ему крайне скудной, хотя имя музыкальному инструменту младшего из Нефритов и правда подходило, но незнающий Лань Ванцзи человек, мог бы подумать, что преисполнившись чувством собственной важности, Второй Нефрит, назвал инструмент в свою честь. И, несведующие люди, присутствующие в зале… Они и впрямь подивились высокомерию одного из братьев Лань, но, лишь по началу. А, когда им книга услужливо пояснила смысл имени гуциня, то уже стало более ясна причина такого имени для инструмента. Определённо, при желании, Ханьгуань-цзюнь тоже мог бы вводить простых людей в ступор именем своего музыкального инструмента.             Цзян Чэн медленно убрал левую руку с кольца. Похоже, что Лань Ванцзи не собирался отступать, поэтому упорствовать дальше не было смысла. Цзян Чэн взвесил все за и против и решил записать этот долг на счёт Лань Ванцзи.       Сичэнь позволил себе немного улыбнутся, услышав, что его брат не отступил, да и разве были у того причины так делать? Да, он уничтожил сети, заботливо предоставленные главой Цзян своему племяннику, но ведь в их потере он был виноват сам. Это была не частная территория ордена Юньмэн Цзян, а наследник Цзян, вполне, можно было сказать, запугал людей, чтобы те не мешали охотиться сыну его сестры и да, конечно же, Сичэнь тоже мог бы многое сделать, так же и для брата, но даже он не зашёл бы так далеко.       — Интересно о каком именно долге говорит книжный Цзян Чэн? — Вэй Усянь глянул в сторону брата, в надежде услышать от него предположения, но тот лишь пожал плечами, тоже не особо понимая, что именно Ханьгуань-цзюнь успел задолжать его старшей версии.       — Возможно он имеет в виду стоимость испорченных сетей? — своё предположение высказал старший сын Вэнь Жоханя, после недолгих раздумий. В конце концов сети стоили баснословных денег, а старшая версия Лань Ванцзи уничтожила их все, без малейшего зазрения совести.       Те, кто уже немного подзабыл начальный источник конфликта между взрослыми Ванцзи и Ваньинем, наконец вспомнили о сетях и поняли, что возможно так оно и есть. И тогда, становилось наконец ясно, какой именно долг был у Ханьгуань-цзюня перед юньмэнцем.       Цзинь Лин не стал говорить людям, что его дядя отказался от компенсации за сети из-за собственной гордости… Книга всё равно об этом расскажет.       Он повернулся к Цзинь Лину, который сердито продолжал прижимать руку ко рту, и произнёс:       — Ханьгуань-цзюнь хотел наказать тебя, так прими этот урок. Ему тоже было непросто — воспитывать учеников из других кланов!       Тон его голоса нёс нотки сарказма, но кого именно он высмеивал, понять было невозможно. Лань Ванцзи же никогда не опускался до бессмысленной полемики, и лицо его по-прежнему оставалось непроницаемым, будто он ничего не слышал.       Цзинь Лин, Цзинъи и Вэй Усянь одинаково скривились, словно съели лимон. Заклятье молчания — одно из худших наказаний, которые только можно было придумать! И было даже не удивительно, что его придумали именно в ордене Гусу Лань. Однако, некоторые по-прежнему негодовали от того, что Ванцзи применил это заклинание на чужом адепте, так ещё и во время ночной охоты, где каждая минута дорога! Но ещё больше людей возмутила реакция книжного Цзян Ваньиня. Было прекрасно понятно, кого именно пытался высмеять глава. Но Ханьгуань-цзюнь никак не среагировал на это, а точнее просто проигнорировал. Однако, что творилось у него на душе на самом деле? Многие думали, что любой другой, на его месте, придёт в ярость от такой провокации, но если учесть, что это говорил глава Великого ордена… пусть пока ещё здесь он им и не был… многим пришлось бы смолчать. Снося подобного рода оскорбление…       — Я всё ещё не пойму, почему ты так не взлюбил Лань Чжаня? — Вэй Усянь с интересом глянул на рядом сидящего брата, который фыркнул, но всё же сказал возможную причину придирок к Лань Ванцзи:       — Возможно, потому что ты постоянно восхваляешь своего Лань Ванцзи, восхищаешься им? Уверен, что будущему мне это надоело. Вот теперь он и пытается вывести твоего идеального Ванцзи на эмоции или наоборот, выплеснуть свои. — в голосе Цзян Чэна, Вэй Ину послышалась явная обида. Было очевидно, что наследник Цзян так же хотел, чтоб им восхищались, но он вечно был вынужден тонуть, то в тени ледяной глыбы из Гусу, которой восхищался его брат, то собственно, в тени Вэй Усяня, перспективного Первого ученика Юньмэн Цзян. А где же он? Почему никто не хвалит его? Почему им не восхищаются?!       — Что с того, что я им восхищаюсь? Я признаю не только его таланты и восхищаюсь не только им. Ты например, всегда готов прийти мне на помощь и защищаешь меня от госпожи Юй, когда она сильно злиться. А в будущем, так ты вообще сможешь приумножить богатства ордена! — Вэй Усянь хлопнул легонько брата по плечу, улыбаясь. — Ты например намного лучше меня разбираешься в бумагах, которые нам показывает дядя Цзян.       Госпожа Юй сильно удивилась откровению Вэй Усяня о том, что Цзян Чэн лучше него разбирается в делах ордена. И она была очень рада это слышать И, конечно, какая-то доля этой радости, была и от того, что Цзян Чэн в чём-то превзошёл Вэй Ина, своего старшего братца, которого кажется, это ничуть не смущало. Возможно, что он этим даже гордился. Как гордятся старшие братья успехами своих младших.       Лань Цижэнь же, глянул недовольно в сторону бывшего ученика, но тот все равно не спешил извинятся. За что ему было приносить извинения, если этого даже ещё не случилось? Но ещё большее негодование у старика вызвало то, как фривольно Вэй Усянь обращался к Ванцзи по молочному имени! , однако он не заметил на лице младшего племянника признаков какого-либо недовольства, поэтому только вздохнул, потерев виски. Он беспокоился за племянника, слишком беспокоился, чтобы позволить сердцу младшего племянника вновь разбиться… Ветренность Усяня вовсе не вызывала в Цижэне доверия, а для А-Чжаня он без сомнения хотел лучшего.        Лань Сичэнь тоже был недоволен тем, что будущий глава клана Цзян попытался задеть Ванцзи, ещё и на людях, да и при учениках, а учитывая неразговорчивость Лань Ванцзи, глава Цзян просто не понимал чем это может обернуться для него. Да, Ванцзи был сдержанным, но это не значило, что он не умел злиться. И, если уж его брат был зол… Сичэнь всё же надеялся, что Ванцзи не атакует сына четы Цзян, хотя, кажется, последний всеми силами будет выводить младшего брата Хуаня из себя, лишь бы получить хоть какую-то реакцию на свои действия. На словах же, Вэй Усяня, он не стал заострять внимания, надеясь, что и негодующий дядя не станет цепляться за молочное имя его брата из уст юньмэнца.       Ванцзи же, сам кажется проигнорировал то, что было в книге, однако слова о том, что Усянь восхищается им взаправду, были неожиданными и приятными и от смущения, уши Лань Чжаня покраснели, но это осталось незамеченным, так как уши были спрятаны за волосами.       Цзян Чэн вновь обернулся к своему племяннику, и в голосе его послышалась издёвка:       — Ты всё ещё здесь? Ждёшь, когда добыча сама придёт и бросится на твой меч? Если сегодня ты не поймаешь тварь, которая терроризирует гору Дафань, не смей показываться мне на глаза!       Цзинь Лин замер. Хоть он и не рассказал дяде о многих вещах, что с ним происходили, сейчас же и его родители, и дяди, да все! Они могут узнать во сколько передряг он влип и сколько всего скрыл от своего дяди, боясь, что тот и впрямь когда-нибудь переломает ему ноги…       Мадам Юй тяжело вздохнула, увидев ещё одно доказательство того, что была слишком строга и груба с сыном. От Фэнмяня, Цзян Чэн не мог перенять подобную манеру общения, а вот от неё… Она даже вспомнила, как сама так же говорила и Цзян Чэну, и Вэй Ину. Разница была лишь в том, что даже она не запрещала детям показываться ей на глаза, по крайней мере, своему родному сыну так точно. Что она за все эти года могла наговорить Вэй Усяню? Она уже и не помнила. Но то, что злость, долгие годы застилала ей глаза, пропитывая ядом все её слова, в отношении этого неугомонного урагана… Она была уверена, что успела порядком наговорить гадостей, которых воспитанник не заслуживал услышать от неё.       Фэнмянь немного приобнял супругу, видя, что та снова погрузилась в невесёлые думы и даже знал какие. И сам глава Цзян подумывал о том, что родители из них вышли не самые лучшие, но и не худшие, если учесть историю тех же Нефритов. Но это было слабым оправданием и успокаивало лишь одно, у них ещё был маленький шанс исправить всё.       Госпожа Цзинь тоже заметила задумчивую мрачность на лице подруги, но решила не вмешиваться. Лишь незаметно протянула ей пиалу, новую, ещё не тронутую, полную обычной тёплой воды, которую госпожа Юй с удовольствием приняла. Она была уверена, что скоро от чаёв и отваров, принимаемых в последнее время слишком часто, начнёт страдать от изжоги.       — А-Чэн. — Яньли вздохнула, глянув в сторону брата, итак уже прекрасно понимавшего, что он перегнул палку, а точнее его будущее «Я», удивительно перенявшие большую часть характера от матушки, кажется…       — Это говорю не я. Сестра, но я постараюсь быть с А-Лином мягче. — пообещал, смотря на сестру.       Цзинь Лин же отнёсся к обещанию дяди крайне скептически. То, что, как оказалось, его матушка пожертвовала собой, чтобы спасти Вэй Усяня, как-то не остановило дядю Цзяна — Цзян Ваньина, от того, чтобы принять участие в осаде на гору Луаньцзан. Хотя, теперь уже, возможно, что тот не был убийцей своего шисюна. Раз уж имела место быть версия о том, что Вэй Усянь покончил с собой, направив на себя мертвецов. Что впрочем звучало ещё ужаснее, чем если бы Цзян Ваньинь убил ужасного Старейшину Илин. Как говорилось в слухах.       Цзинь Лину, оставалось только догадываться насколько сильной была боль, которую перенёс его неугомонный дядя, который почти всегда был весел и не отлипал от вечно холодного Второго Нефрита надолго.       Цзинь Цзысюань сочувственно глянул на сына. Если воспитанием Цзинь Лина занимался исключительно брат его будущей жены… Было даже сложно представить насколько обоим приходилось тяжело… Цзян Ваньину от недостатка опыта в воспитании детей, а Цзинь Лину от слишком требовательного дяди, тоже было не сладко. Хотя и поведение его сына, явно указывало на то, что его баловали. Много баловали.       Глава Юй глянув в сторону книги, вздохнул он ни раз и ни два говорил А-Юань, чтобы та была мягче к сыну и воспитаннику. Он понимал, что вся мягкость, любовь, доставалась разве что Цзян Яньли, которая и была для своих братьев лучиком света.       Цзинь Лин бросил на Вэй Усяня суровый взгляд, но на Лань Ванцзи — человека, заставившего его замолчать, — глядеть побоялся. Юноша убрал меч в ножны, выразил своё почтение старшим и с луком в руках скрылся в лесу.       Вэй Усянь вздохнул, уже понимая, что слова Цзян Чэна ещё аукнутся на этой ночной охоте. А Цзинь Лин, вряд ли сможет побороть тварь, терроризирующую гору Дафань. Однако от мыслей его отвлекло то, что его племянник даже смотреть боялся на Лань Ванцзи. Это от чего вызвало у него тихий смешок, который мало кто услышал.       — Почему-то мне кажется, что Вэй-сюн и Цзян-сюн, потом пойдут за ним. — Не Хуайсан задумчиво постучал сложенным веером по левой руке.       — Конечно, пойдём. — Вэй Усянь вздохнул, уже понимая, что племянник имеет то же шило в одном месте, что и он сам. И за ним нужен будет глаз, да глаз.       Цзян Чэн, пришедший к такому же неутешительному выводу, полуобречённо прикрыл глаза, массируя пальцами виски и думая, как племянник мог перенять это самое шило, если даже не встречал Вэй Усяня ранее.       Лань Сычжуй произнёс:       — Глава ордена Цзян, орден Гусу Лань вернёт столько божественных сетей, сколько было повреждено.       Представители ордена Лань в ужасе выдохнули. Четыре сотни сетей… Это совсем не то, что орден Гусу Лань сейчас мог бы вытянуть без последствий. Знал ли мальчишка о чём говорит?!       Лань Цижэнь слыша это в ужасе замер и глянул на Лань Сычжуя так, словно он предал весь их орден огню.       — В будущем не только орден Юньмэн Цзян имеет обширные богатства. — Цзинъи поспешил сказать, протянув старику Лань успокаивающий отвар, который, судя по всему, тот будет скоро хлебать бочками… Однако хуже этого было только осознание того, что всё, что они читают в начале, ещё цветочки. До ягодок старина Лань Цижэнь рисковал и вовсе не дотянуть со своей впечатлительностью.              — И глава ордена Цзян отказался от возмещения убытков, понесённых от действий Ханьгуань-цзюня. — Сычжуй неловко улыбнулся. На самом деле, он до сих пор не мог понять, почему тот отказался. Но и настаивать тогда он не собирался, ведь их же ордену будет лучше если не придётся возмещать всё то добро, что Ханьгуань-цзюнь изрезал своим мечом.       Цзян Чэн презрительно усмехнулся:       — Нет необходимости. — Затем развернулся в противоположном направлении и спокойным шагом стал спускаться с горы.       — О чём Сычжуй и сказал. — Цзинъи хмыкнул, всё ещё не понимая, как глава ордена может быть таким высокомерным. Пусть, в этой временной линии, Цзян Чэн всё ещё был наследником, Цзинъи это ни сколько не смущало. Он одарил, пока ещё юношу, недоумённым взглядом. Это в будущем они будут разительно отличаться и он должен будет высказывать Цзян Ваньину, как главе чужого ордена, уважение. Но сейчас же, он и будущий глава Цзян, были примерно одного возраста и это означало, что, пусть ничего и не говоря, не самый ланистый Лань, мог кинуть осуждающий взгляд в сторону юньмэнца, но при этом, приходилось избегать взгляда госпожи Юй, которая впрочем тоже была в лёгком недоумении. Однако, вскоре, она всё же смогла понять причину такого поступка. Её сын не хотел терять лицо, понимая, что в самом деле, поступил совсем не честно, дав племяннику большое преимущество над конкурентами, а если проще говорить, то совсем прогнал их.       Цзян Фэнмяню такие методы сына совсем не нравились, но он не спешил ругать его. По крайней мере, не при таком количестве народа… Тем более он прекрасно понимал, что этого ещё даже не произошло.       Приглашённый заклинатель, который прибежал из леса с дурными вестями, отправился вслед за ним. Вид он имел весьма кислый, потому что знал: по возвращении ему не избежать наказания.       После того как фигуры исчезли в ночи, Лань Цзинъи сказал:       — Как глава ордена Цзян может вести себя подобным образом? — но тут же осёкся, вспомнив правила ордена Лань, запрещающее говорить о людях за их спинами. Он замолчал и робко глянул на Ханьгуань-цзюня.       Все прекрасно понимали, что ученика, принёсшего Саньду Шэншоу дурные вести, не ждёт ничего хорошего. По крайней мере, в приятном смысле слова: «хороший». А то, что этот ученик мог получить неплохую трёпку Цзыдянем, так это уж точно. Тем более, Цзян Ваньинь находился в особенно дурном расположении духа, вызванном неудачей, настигшей племянника на первой, в его жизни, охоте, которая для Цзян Чэна и Вэй Усяня в юношестве, тоже прошла не самым лучшим образом, но на радость семье Цзян, они тогда вернулись не только с ссадинами, ушибами и царапинами, но и с добычей, пусть и не самой внушительной, но всё же… Речные гули, что тогда особенно сильно расплодились в озерах Юньмэна, вкусили на себе азарт двух юнцов, наконец вырвавшихся на свободу от чужого пригляда.       Лань Цижэнь глянул в сторону Цзинъи, крайне недовольно. Он не понимал, как в его ордене мог появиться такой адепт, шедший вразрез всем представлениям о благовоспитанных юношах, выходящих из Облачных Глубин. Определённо, этот юноша из будущего, стал очередным позором — неудачей на учительском пути Лань Цижэня. В том, что этот чудной Лань прибавит ему седых волос, учитель Лань не сомневался и он уже горел большим желанием узнать, кто же родители этого мальчишки.       Вэй Усянь же, позволил себе хихикнуть, бросив взгляд в сторону мрачной нефритовой статуи. Лань Ванцзи сидел как всегда с непроницаемым лицом, источая ледяную ауру безучастия и спокойствия, поэтому было не удивительно, что ученики его уважали, а может даже и справедливо побаивались. Во всяком случае, брат Лань Сичэня, наверняка в будущем стал ещё более отстранённым от мирских сует…       Что было довольно печально и значило, что Усяню так и не удалось его растормошить.              Лань Сычжуй же слегка улыбнулся Вэй Усяню:       — Молодой господин Мо, вот мы и встретились вновь.       Вэй Усянь растянул губы в кривой улыбке, а Лань Ванцзи обратился к ученикам:       — Займитесь делом.       Его приказ был чётким и ясным, без пустых витиеватых фраз.       Юноши наконец вспомнили, зачем пришли на гору Дафань. Они сосредоточились, почтительно ожидая дальнейших указаний.       Через мгновение Лань Ванцзи добавил:       — Делайте всё, что в ваших силах, но не пытайтесь прыгнуть выше головы.       Сычжуй, услышав о том, что улыбка на лице его А-Ньян была натянутой, удивился. Он даже не заметил этого. Думая, что тот действительно был рад их встретить. Хотя, возможно присутствие Ханьгуань-цзюня порядком нервировало недавно воскресшего Старейшину Илин.       Лань Сичэнь же был рад услышать, что молодое поколение их ордена уважает его брата, а не сторониться.       Цижэнь тоже был этим доволен. Без сомнений, его племянники заслуживали уважения. И младшим, и старшим, он безумно гордился. И не мог не заметить правильность наставлений младшего племянника ученикам, вышедшим на ночную охоту на горе Дафань. Что-то подсказывало Лань Цижэню, что нечисть будет не просто опасная, раз уж с ней ещё не разобрались другие заклинатели. Но он надеялся на лучшее. Хотя эта вера уже давно порядком пошатнулась, после того, как мать его племянников была несправедливо осуждена и после того, как его брат ушёл в уединение, бросив свою ношу на его плечи. Управление орденом и воспитание двух мальчишек было совсем не лёгким делом. Хотя он всеми силами и старался. Справлялся как мог. Но тем не менее он потерпел неудачу в воспитании младшего племянника, который совсем залез в ледяную скорлупу.       У любого, кто оказывался слишком близко к Лань Ванцзи, при звуках его глубокого и завораживающего голоса трепетало сердце. Ученики учтиво ответили: «Слушаемся» — и, не желая тянуть время, поспешили в чащу леса. Вэй Усянь же подумал: «Цзян Чэн и Лань Чжань, бесспорно абсолютно разные люди. Даже их советы младшим отличались как небо и земля» Погружённый в размышления, Вэй Усянь вдруг увидел, что Лань Ванцзи едва заметно кивнул ему, и крайне удивился.       Вэнь Жохань зачитал с удивлением первые строчки, едва сдерживая усмешку, мельком глянув в сторону Лань Циженя, который сидел так, словно вот-вот отойдёт к предкам, но это ему явно не позволит сделать Вэнь Цин. Он прекрасно видел со своего места, как его племянница достала иглы и воткнула парочку игл Лань Цижэню, лицо которого, тут же расслабилось.       Глядя же на младшего племянника Цижэня, Жохань сильно сомневался, что кто-то из девушек сможет терпеть подобного безэмоционального человека. И, даже, если в симуляции они все уже видели любовь Вэй Усяня к Лань Ванцзи, всё равно было удивительно, как отреагировал далеко уже не юный, по книге разумеется, Старейшина, на голос Ханьгуань-цзюня. Если в чём-то глава Вэнь и был уверен, так это в том, что Старшина Илин влюбился во Второго Нефрита ещё раньше, чем понял это.       Цзян Чэн почувствовал надвигающуюся мигрень. Он до последнего надеялся, что шуточка брата в деревне Мо, не больше чем шутка. А оказалось, что его брат и впрямь обрезанный рукав! А ведь он одаривал почти каждую встреченную им девицу комплиментами. Да и интереса к другим юношам Цзян Чэн, кажется, не видел у своего горе-братца. Или это Второй Нефрит ордена Гусу Лань оказался исключением?       Цзян Чэн глянул в сторону младшего из братьев Лань, который, кажется чем-то был обеспокоен, по крайней мере сейчас он меньше напоминал непоколебимую нефритовую статую. Даже не имея особых навыков Лань Сичэня, позволяющих понять настроение Лань Ванцзи, это было видно невооружённым глазом. Лань Ванцзи стискивал свои белоснежно-крахмальные одеяния на коленях. Эта реакция была куда более чем просто странная. Обычно Ванцзи был куда спокойней. Да и сейчас ничего особо пугающего не звучит. Неужели просто волнение от слов книги?       Несколько девиц хихикнули. Пусть они и не могли сейчас оценить голос Второго Нефрита, но они нисколько не сомневались, что голос действительно завораживающий, ведь и сам Вэй Усянь обладал приятным, пусть и очень громким голоском.       С юных лет Лань Ванцзи являл собой образец дисциплины, от которого у остальных сводило зубы. Он всегда выглядел серьёзным и строгим, словно в жизни не дурачился. Лань Ванцзи не мог допустить и соринки в своём глазу, и, конечно, он никогда не одобрял выбор Вэй Усяня, который пошёл Путём Тьмы. Скорее всего, Лань Сычжуй уже рассказал Ханьгуань-цзюню о странном поведении душевнобольного в деревне Мо. И всё же Лань Ванцзи кивнул Вэй Усяню, вероятно желая поблагодарить за помощь ученикам ордена Гусу Лань. Не раздумывая, Вэй Усянь склонил голову в ответ. Когда он поднял взгляд, Лань Ванцзи уже исчез.       Сичэнь, слыша такое описание брата, мог лишь удручённо вздохнуть. Из-за правил ордена Ванцзи и впрямь никогда не дурачился, не играл как другие дети за пределами Облачных Глубин. Другие дети не происходящие из ордена Гусу Лань, могли позволить себе невинные игры и дурачества, погоню за фазанами, кроликами, бабочками, могли позволить себе лазить по деревьям и слушать обеспокоенные «охи» и «ахи» родителей, пытающихся снять их оттуда.       Лань Цижэнь ни за что бы не признался никому, что искренне сожалеет. Сожалеет, что у племянников не было обычного детства. Не было времени для того, чтобы побыть с отцом и матерью…       Сычжуй смущенно улыбнулся. На самом деле ему почти ничего не пришлось говорить. Ханьгуань-цзюнь заметил подозрительные следы прибывания тёмного заклинателя, ещё когда осматривал трупы, которые явно не могли вступиться за адептов сами по себе. Было бы странно если бы Второй Нефрит не заметил странностей ещё, когда только прибыл в деревню Мо.       Многие взрослые были согласны с описанием книги, некоторых из них буквально сковывало холодом от взгляда, который они иногда встречали от Лань Ванцзи. Юные же заклин+атели или же, лучше сказать ровесники Ванцзи тоже были согласны с книгой у некоторых и впрямь сводило зубы от праведности Второго Нефрита, которого некоторым родители или родственники ставили в пример! Но им вот совсем не хотелось походить бы на эту безэмоциональную глыбу.       Немного помедлив, Вэй Усянь повернулся к дороге, ведущей вниз.       Теперь уже было не важно, что за существо засело на горе Дафань, он все равно не собирался ловить тварь. Вэй Усянь отнял бы добычу у любого, но только не у Цзинь Лина.       Ну почему именно Цзинь Лин?!       Цзинь Лин глянул на старшего дядю, замерев. Он и не знал, что Вэй Усянь действительно был так сильно расстроен встречей с ним, хотя не в целом встречей, а скорее всего винил себя за неосторожно брошенные слова. Но душу Цзинь Лина приятно грело что-то внутри от осознания того, что у него дядя никогда бы не забрал добычу, как бы та не была нужна ему самому, да и вытаскивал его «страшный и ужасный» Старейшина Илин из всевозможных передряг часто, ничего не рассказывая при этом дяде, даже когда они помирились.       После того, как открылась правда — настоящая причина смерти его родителей, Цзинь Лин злиться на Усяня перестал окончательно и поскольку дядя Цзян редко упоминал его родителей, больше всего приходилось спрашивать через Усяня, который при этом старался не рассказывать ему плохого об отце хоть и имел с ним в юности не очень хорошие отношения, но так же не в ладах с его отцом в самом начале был и дядя Цзян и всё же в юношеской голове никак не укладывалось то, что его отец не любил его матушку во время первой помолвки и эта мысль в какой-то мере вызывала у Жуланя ужас, ужас от понимания того, что он мог бы не родиться, его родители могли бы никогда не узнать насколько любят друг друга и могли бы выбрать совсем иную пару, создать разные семьи…       Вэй Усянь почувствовал себя паршиво, пусть и не впервые, но знать, что своими неосторожными словами он задел сына своей любимой сестры… Если бы Старейшина Илин с самого начала узнал своего племянника, он бы вряд ли позволил чему-то подобному сорваться с языка. Возможно их встреча прошла бы намного радушнее.       В ордене Ланьлин Цзинь состояло множество учеников, и он никак не ожидал, что повстречает именно Цзинь Лина. Если бы Вэй Усянь только об этом знал, он ни за что не стал бы высмеивать юношу и говорить: «У тебя что, нет матери, которая научила бы тебя достойному поведению?» Более того, если бы кто-то другой сказал подобное Цзинь Лину, Вэй Усянь тут же объяснил бы, что необдуманные слова до добра не доводят. Но так уж получилось, что эти слова сказал он сам…       — А-Сянь именно поэтому нужно хорошенько подумать, прежде чем сказать кому-то нечто настолько жестокое. — дева Цзян покачала головой, не представляя, что же с ней могло случиться в том будущем, раз А-Лин и А-Ин настолько остро отреагировали. Предположений было не много. Скорее всего она тоже умерла, но от чего?       Семье Цзян тоже не понравились эти строки. И честно говоря, не понравились они не только им, а Усянь неожиданно задрожал всем телом, уставившись куда-то в пустоту, отсутствующим взглядом.       Перед его мысленным взором почему-то предстали размытые пейзажи неясной местности, множество заклинателей и его сестра… его шицзе, а в ушах он услышал словно собственный крик: «Прочь! Все прочь! Не смейте её тронуть!» — и дальше стало только хуже, вся «картинка» словно опасно накренилась, вспыхнув перед глазами на долю секунды, а затем, он вдруг увидел свою шицзе, свою дорогую сердцу шицзе, грудь которой пронзило мечом и ему стало дурно… он увидел кровь! Но не ту, что ярко-бордовая. Кровь в его видении напоминала скорее брусничный или малиновый оттенок и тем не менее, она казалась не реальной, словно кто-то всё же старался уберечь рассудок юного Усяня от помутнения, однако, он все равно почувствовал, как где-то в горле вместе с криком, встали слёзы и желчь. Он казалось даже не заметил, как обжигающие дорожки слёз покатились по щекам, а затем он закашлялся. Его вывернуло на пол желчью и остатками недавнего завтрака. Руки дрожали, лицо стало бледным настолько, что обратившие на него внимание заклинатели, ужаснулись открывшейся картине…       Цзян Фэнмянь, первый заметивший неладное, поднялся со своего места бросившись к Усяню. Он не знал, что случилось и от чего юноша так побледнел. А Вэнь Жохань же, увидев, что дело совсем плохо, бросил взгляд на Вэнь Цин. Она тут же достала иглы, воткнув парочку в Вэй Усяня, тот замер, но по подбородку всё ещё текла желчь, которую стерла дева Цзян, успевшая подойти к Усяню, от которого брезгливо отвернулись некоторые заклинатели в числе которых были Вэнь Чао, глава Яо, Цзинь Цзысюнь и Су Шэ, подобная картина у них отзывалась омерзением и приступом близившейся тошноты.       То, что произошло с Вэй Усянем определённо требовало время на перерыв, чтобы помочь юному заклинателю. Юноши из будущего, в смятении глядели на Усяня и старались хоть как-то помочь старшим заклинателям, взяв со стола воды. Сычжуй даже положил голову Усяня на свои колени и начал прощупывать его пульс, стараясь понять причину, по крайней мере, он надеялся, что это ни что-то достаточно серьёзное, чтобы его А-Нян забрали лекари. Однако Вэнь Цин разрушила его надежды. Но семья Цзян, так же беспокоившаяся об Усяне тоже не сразу посчитали идею с лекарским павильоном Вэнь хорошей идеей, поэтому юньмэнца осмотрели в зале, но заключение было одно Усянь испытал сильный шок и вызвавший такую реакцию. Никто не мог понять, чем этот самый шок вызван, пока книга не ответила на их вопрос:

Прежде чем книга попала в ваше время, с ней довольно долго и часто взаимодействовали два заклинателя. Это Старейшина Илина и Ханьгуань-цзюнь.

Следствием их частого нахождения рядом с книгой стало то, что небольшие частички их душ переместились в книгу, а после нашли вместилище в телах здешних, более юных Ванцзи и Усяня.

Вместе с душой перешли юным заклинателям и кусочки воспоминаний и одно довольно травмирующее воспоминание, пусть и слегка искажённое для юного ума, всплыло перед взором младшего Вэй Усяня, что и вызвало шок. Через какое-то время он придёт в себя.

      Даже несмотря на некоторые пояснения, беспокойство семьи Цзян вовсе не уменьшилось, а только набрало обороты. Теперь им, как и многим другим людям, присутствующим в этом зале, стало ясно от чего же иногда Вэй Усянь казался странным, словно иным человеком. Однако не только о нём пеклись в этот момент.       Лань Цижэнь, Лань Сичэнь, да и другие Лани, они не упустили тот факт, что и Ванцзи имел в себе сейчас частичку из будущего, а значит и за ним требовалось пристальное внимание. Однако, сам Лань Ванцзи, пропустил часть того, что говорилось о нём. Сердце в груди заполошенно билось, хоть лицо по-прежнему казалось отстранённым. Он едва не сорвался с места, увидев, что Вэй Усяню плохо. Но поняв, что вокруг него итак собралось достаточно народу, решил подождать. Не желая лезть в толпу. Тем более через какое-то время Вэй Усянь и вовсе потерял сознание и дева Цзян предложила продолжить чтение. Кто знает сколько ещё осталось. да и пока Усянь был без сознания, он явно больше не получит травмирующих воспоминаний, хотя скорее всего это будет не последний раз, когда лекарские таланты девы Цин понадобятся снова.       После короткого неожиданного перерыва книга перешла в руки девы Вэнь, а сам Вэнь Жохань пришёл к выводу, что в течении чтения каждой главы книга наверняка будет переходить из рук в руки минимум двум людям за одну главу. Или же придётся делать частые перерывы, что крайне нежелательно, если они не хотят сидеть с одной главой до поздней ночи. Самым оптимальным было разве, что делал перерывы на приёмы пищи и небольшую прогулку, чтобы всё же не превращать обычное чтение книги, пусть даже книги о будущем, в пытку.       Вэнь Цин, приняв книгу из рук главы Вэнь, оглядела присутствующих в зале гостей, стараясь не задерживать свой взгляд на Вэнь Чао, который, по прежнему любовался своей пассией не замечая никого вокруг или почти не замечая. Вэнь Цин была благодарна ему хотя бы за то, что он не был похож на Гуаншаня и не обводил каждую присутствующую девушку и женщину сальным, похотливым взглядом. А пока он сидел тихо, можно и вовсе было сделать вид, что его и нет в зале.       Постояв мгновение неподвижно, Вэй Усянь поднял руку и отвесил себе пощёчину.       Оплеуха вышла звонкой и сильной, правая щека сразу же загорелась огнём. Неожиданно рядом раздался шорох: из зарослей кустарника появился ослик. Стоило Вэй Усяню опустить руку, как осёл сам подошёл к хозяину, хотя такая покорность была ему совсем не свойственна. Вэй Усянь потянул его за длинные уши и выдавил из себя улыбку:       — Ты хотел спасти красавицу, попавшую в беду, но в итоге вся работёнка досталась мне.       Цзинь Лин и Цзинь Цзысюань замерли с удивительно похожими выражениями лиц, а выражали они недоумение и растерянность.       Никто в зале даже предположить не мог, что такой вечный весельчак и шутник, привыкший забывать многое довольно быстро, так остро воспримет свои опрометчиво брошенные слова. Если кто-то и думал при первых строчках, что пощёчина это слабое наказание для Старейшины Илин за не в меру длинный и острый язык, то вот большинство больше удивлялось тому с какой силой он отвесил пощёчину сам себе и сколько силы вложил в неё, если щека сразу загорелась огнём. Он злился. Действительно злился на себя за обиду и боль, причинённую собственному племяннику.       Дева Цзян удручённо покачала головой, она знала дурную привычку А-Сяня винить себя во всех грехах. Да, он ранил чувства племянника, но вряд ли пощёчина могла хоть что-то изменить. Хотя, если судить по отношению Цзинь Лина, сидящего в зале, к Вэй Усяню, можно понять что тот давно его простил. И Яньли мучал всего один вопрос: закончил ли А-Ин заниматься самоистязанием? Она никогда и никому не говорила о столь пагубной привычке, но её беспокоило это не на шутку. Она замечала небольшие ранки на теле Вэй Ина и даже предполагала, что тот получает их в результате неудач на ночной охоте… но ранки были почти незаметными и покрывали исключительно ноги, закрытую их часть и Яньли узнала об этом лишь когда случайно зашла в комнату Вэй Ина, когда тот переодевался и разумеется она этого не знала, а просто собиралась позвать ещё одного младшего брата поесть суп, так как он пропустил в тот день ужин и наверняка был голоден…       В ответ осёл недовольно зафыркал. Внезапно на склоне показалась толпа заклинателей, которые спешили на вершину После того как меч Лань Ванцзи уничтожил четыреста божественных сетей, те, кто опасался гнева Цзян Чэна и отсиживались в Ступнях Будды, вновь хлынули на гору. И каждый из них был потенциальным соперником Цзинь Лина. Вэй Усянь задался вопросом, стоит ли вновь прогнать их отсюда силой, поразмыслив, молчаливо отошёл с дороги, пропуская их.       Мадам Юй удовлетворённо хмыкнула, ей уже хватило позорных действий младшего сына, который почему-то решил, что территория горы Дафань его личные угодья и, что непременно он должен прогнать всех, чтобы никто не помешал удачной охоте Цзинь Лина. И в данном случае подобные действия накрывали тенью позора не только орден Цзян, но и орден Цзинь. Люди Цзян, привыкшие поступать по совести и чести в этом недалёком будущем от чего-то стали подозрительно походить на выходцев из Цишань Вэнь. А иметь с цишаньцами что-то общее, госпоже Юй не хотелось, даже если там, среди кучи гнили и имелись достойные люди.       Госпожа Цзинь тоже не испытывала восторга от мысли, что Цзян Ваньинь больше позорил своими действиями своего племянника — её внука, который, если всё же судить по его словам хотел участвовать в охоте по правилам, но кажется излишнее беспокойство одного неравнодушного человека принесло ему больше проблем чем пользы, повезло ведь ему ещё, что второй, не так давно воскресший дядя решил не вмешиваться и пустил бедолаг, выгнанных с горы, обратно, дабы те могли продолжить охоту.              Поднимаясь на гору, ученики в разноцветных одеждах — воспитанники множества орденов — возмущались:       — И Ланьлин Цзинь, и Юньмэн Цзян слишком балуют молодого господина! Он ещё очень юн, а уже такой высокомерный и грубый. И если однажды он станет главой ордена Ланьлин Цзинь, кто знает, что ему взбредёт в голову. Боюсь, мы такого не выдержим!       Цзинь Цзысюаню от чего-то показалось до боли знакомым это порицание со стороны людей. Хоть он и не сирота, но его так же слишком баловали, даже он это понимает и понимал ещё с давнего времени. Он знал, что и о нём ходит множество неприятных слухи за стенами родного ордена, да и в его стенах тоже было достаточно сплетен и слухов. Даже более чем достаточно, но больше конечно сплетен было о похождениях его отца, в которые он старался не вслушиваться и не слишком задумываться сколько бастардов успел породить его отец за время своих похождений.       Дева Цзян обеспокоенно глянула в сторону будущего сына. Совсем не высокомерным и грубым она хотела бы видеть своё дитя и где же в будущем она не доглядела. чтобы он стал таким? Это огорчало её. Ей безусловно хотелось чтобы её малыш вырос сильным и добрым юношей, как А-Сянь. Хотя разумеется Цзинь Лин бы никак не смог удовлетворить желание девы Цзян. По крайней мере хотя бы потому что он был совсем иным человеком. да и воспитывался он отнюдь не под лаской и заботой родителей, а дядей, который кажется даже близко не знал до появления Цзинь Лина, как воспитывать детей, поэтому старался как мог.       Вэй Усянь замедлил шаг.       Добросердечная заклинательница вздохнула:       — Как же его не баловать? Он ведь потерял родителей в таком раннем возрасте!       — Шимэй, это все равно неправильно! Да, его мать и отец умерли, но на свете полно сирот! Представь, что будет, если каждый из них станет вести себя так, как он?!       Многие ещё помнили, как по прибытии отреагировал на деву Цзян и Цзинь Цзысюаня молодой Цзинь, поэтому весть об их смерти никого не удивила. Скорее больше вызывала печаль. Многие задавались вопросом, как же случилось так, что оба родителя Цзинь Лина покинули его довольно рано. Всем было интересно, что же случилось.       Госпожа Цзинь больше всего беспокоившаяся за судьбу сына, невольно сжала руки. Она знала, знала в душе, что стоило готовиться к чему-то подобному, но слышать… к этому подготовиться было нельзя. Сердце госпожи башни Кои обливалось кровью и она хотела лишь знать, как она потеряла сына, кто или что виновато в его гибели, чтобы уберечь его от такой печальной судьбы.       Семья Цзян Яньли тоже испытала тревогу. Им не хотелось даже слышать о том, что их любимая дочь, племянница, внучка, погибнет так рано… Госпожа Цзян хотела знать кто или, что посмело отнять у неё дочь, чтобы уберечь её, защитить и предотвратить трагедию. Даже если в книге всё это произошло после их с Цзян Фэнмянем смерти, здесь и сейчас она была жива и готова сделать всё, чтобы изменить будущее своих детей и дать им более счастливое будущее.       Цзян Фэнмянь не знал, не понимал что чувствует, кроме пустоты. Он любил дочь, любил, даже скорее обожал свою маленькую хрупкую девочку, так сочетающую в себе его мягкость и при этом суровость его супруги, если дело касалось семьи.       — У меня в голове не укладывается, насколько же был жесток Вэй Усянь, если решился на такое! Мать Цзинь Лина приходилась Цзян Чэну родной старшей сестрой, а Вэй Усяню — шицзе, воспитавшей его.       — На свою беду, Цзян Яньли пригрела змею на груди, и та укусила руку, её кормившую. Цзинь Цзысюаню повезло ещё меньше. Он кончил так плачевно только потому, что имел какие разногласия с Вэй Усянем.       — Вэй Ин? — Цзян Фэнмянь нахмурился, переведя взгляд с книги на лежавшего без сознания Вэй Усяня, ему слабо верилось, что он был способен на подобное. Он бы поверил во что угодно, но не в то, что Вэй Усянь мог причинить вред Яньли. Скорее уж юноша сам бы отдал свою жизнь без раздумий за своих брата и сестру, но никогда не убил бы их… не по собственной воле уж точно.       Цзян Чэн едва услышав это вскочил с места. Он не верил в это! Кто угодно, но точно не его брат был причиной смерти Яньли!       — Это бред, он бы никогда даже грубым словом не обидел сестру! — сейчас Ваньинь как никогда был одновременно и зол и испытывал облегчение от того, что Вэй Усянь лежит без чувств на коленях сестры. Если в чём Цзян Чэн и был уверен так это в том, что Усянь не вынес бы этой информации.       Пурпурная Пачиха стиснула руки, впиваясь тонкими ноготками в собственные ладони от негодования. Она испытывала целую бурю внутри. Одна часть её хотела бы привычно накричать на Усяня, может даже отходить его Цзыдянем, но тот был бессознания, а вторая же, кажется более здравая, не хотела этого. Она понимала, что тот не мог бы убить её дочь. Не мог, однако от этого Цзыдянь на её пальце, искрящийся, готовый вот-вот обернуться кнутом не мерк. Она не знала. Она ничего сейчас не знала. Как правильно поступить?       Безусловно от старых, привычных методов решения проблем ей было крайне сложно отказаться.       Дева Цзян же смотрела на книгу, не понимая как подобное могло случиться и нет, она вовсе не верила, что её А-Сянь, её маленький, любящий А-Сянь мог совершить нечто подобное. И чем дольше она смотрела на книгу, переводя взгляд на безмятежно-бесчувственное лицо на своих коленях, тем сильнее она убеждалась, что это наверняка просто глупые слухи не менее глупых людей.              Глава клана Яо, не так давно желавший сказать какую-то очередную гадость, неожиданно почувствовал на себе чей-то ледяной взгляд, а затем ощутил, что губы его намертво склеены и он не может сказать ни слова. И, если бы это был кто-то из учеников Лань, возможно глава Яо позднее мог бы возмущённо что-то высказать, но чего он точно не ожидал, так это наткнуться на хмурый взгляд Лань Цижэня, который в других обстоятельствах может быть и принялся снова порицать Вэй Усяня, но не сейчас. Он прекрасно понимал, что члены семьи Цзян сами разберутся. Да и они были уверены, что Усянь невиновен, так от чего он должен был возмущаться? Тем более он не желал кровопролития и потому заткнул главу Яо, заткнул ради его же блага.       Цзысюань даже не знал, что думать. Конечно он понимал, что отношения с братьями невесты у него, мягко говоря, не самые лучшие, но всё же он не верил, что Вэй Усянь мог спокойно убить его. Возможно сильно поколотить, но не убить.       — Можно подумать, что существует хоть один человек, с которым Вэй Усянь не имел разногласий…       — Это точно. Ты когда-нибудь слышал, чтобы он сближался с кем-то, кроме своих бешеных псов? Его окружали враги, и он, в свою очередь, причинял зло всем, кто был рядом. Даже с Ханьгуань-цзюнем они, словно вода и пламень, не выносили друг друга.       — Кстати сегодня, если бы не Ханьгуань-цзюнь…       — Вздор… — Ванцзи сказал это не слишком громко, но в полной тишине зала его негромкий ледяной голос привлёк всех и некоторые даже вздрогнули, забыв о том, что Второй Нефрит присутствует в зале. — Не ненавижу Вэй Ина.       Лань Сичэнь глянул удивлённо на брата, да конечно он помнил симуляцию. Он помнил счастливое лицо своего младшего брата и господина Вэя и помнил, что если верить книге, то осколочки души старшего Ванцзи, сейчас были вместе с его маленькой версией. Но всё же это было неожиданно, когда его немногословный брат заговорил.       Пройдя немного по тропинке, Вэй Усянь услышал переливчатое журчание ручья.       Он не помнил, чтобы ему встречался ручей по дороге наверх. И только тут Вэй Усянь догадался, что идёт не той тропой. Должно быть, ошибся на развилке.       Никто в семье Цзян даже не удивился услышав подобное. Вэй Усянь в принципе мог довольно много чего не помнить, только хвала Небожителям, этот странный недуг не распространялся на него в заклинательской сфере. Мадам Юй была готова признать, что в будущем из Усяня действительно будет прекрасный заклинатель, ведь в этой сфере он чувствовал себя как рыба в воде и многих мог переспорить, причём прекрасно аргументируя свою точку зрения. Этого у него было не отнять.       Вэнь Сюй ни раз и ни два сам сталкивался с похожей ситуацией, поэтому мог точно понять, что претерпевая внутренние муки сожаления и совести Старейшина Илина достаточно глубоко ушёл в себя, настолько, что даже не обращал внимание на окружение, поэтому просто шёл бесцельно и скорее ни куда глаза глядят, а — туда, куда ноги приведут.       Держа ослика за поводья, Вэй Усянь остановился у самой воды. Луна над головой поднялась уже высоко. Ручей был прозрачен и чист, а берега не завалены ветками или пожухлыми листьями. На воде играли неровные белые блики, и Вэй Усянь увидел своё лицо, непрестанно искажаемое неутомимым потоком.       Он звонко ударил ладонями по поверхности, разрушив портрет, поднёс мокрые ладони к лицу и смыл оставшийся грим.       Теперь в воде отражался стройный и красивый молодой мужчина. Словно омытый лунным светом, он выглядел непорочно. Мягко очерченные брови, яркие глаза, слегка приподнятые уголки губ. Вэй Усянь опустил голову ниже, чтобы рассмотреть себя, и капли воды упали с ресниц, словно слёзы.       — Наконец-то Вэй-сюн смыл его! — Не Хуайсан, как истинный ценитель прекрасного, высказал своё довольство крайне тихо, поэтому слышал его разве что сидящий в непосредственной близости дагэ, который не мог не согласиться с своим младшим братцем. Макияж призрака-висельника у него тоже не вызывал восторга.       Вэнь Чао же, пропустивший благополучно, первую часть чтения, хотел было узнать у брата, что за макияж имелся ввиду и почему с ним расхаживает Вэй Усянь, но был проигнорирован братом так, словно его вообще не существовало, что в свою очередь у младшего отпрыска Жоханя, вызвало крайнюю степень негодования, но так как при отце тот не решался выкидывать какие либо фокусы, ему оставалось только вернуть своё внимание к любовнице, талию которой он от негодования сжал довольно сильно, заставляя её задушенно пискнуть от боли, но молчать. Вызывать ещё большее недовольство Вэнь Чао она не хотела, видя, что он итак сегодня после разговоров с отцом прибывает не в лучшем настроении.       Вэнь Жохнань же иногда нет, нет, да и бросал на первого ученика Юньмэна заинтересованные взгляды. Что-то его внешности казалось Жоханю до ужаса знакомым, по-вэньски знакомым и родным. А учитывая, что недавно он нашёл весьма интересные записи в своём семейном архиве, ему хотелось как можно скорее убедиться в правильности или ошибочности своих догадок.       В отражении он увидел молодое, незнакомое лицо. Оно не принадлежало Старейшине Илина, Вэй Усяню, потрясшему мир и омывшему его кровавым дождём.       — Даже так? Омыл мир кровавым дождём? — Как-то не выходило у Не Минцзюэ представить, что этот милый юноша, сейчас лежащий в зале без чувств, мог действительно в одиночку сотворить что-то подобное. Нет, он мог бы представить Вэнь Жоханя в роли подобного чудовища, но не озорного, совсем ещё ребёнка, что подружился с его братом. Хотя был ли это прежний беззаботный адепт, или же осколки души Старейшины Илин уже могли дать ему воспоминания из будущего, не такого уж и далёкого, как хотелось бы думать?       В зале поднялся гул из шепотков. Некоторые уже значительно прониклись симпатией к Вэй Усяню, да и его старшая версия, в книге не сделала ничего такого, за что его следовало бы серьёзно осуждать. Однако были и те, кто не питал к Усяню тёплых чувств нашли ещё одну причину поплеваться ядом за его спиной, только достаточно тихо, чтобы не привлекать внимание госпожи Юй на себя, ведь Пурпурная Паучиха явно не спустит это с рук и уже не закроет глаза на их ядовитые речи, как раньше, когда сама изрядно заставила Вэй Усяня терпеть оскорбления в свою сторону.       Не Хуайсан замер, от удивления схлопнув веер. Одно дело было слышать в самом начале книги, как об этом судачили другие люди и заклинатели, явно не возлюбившие Усяня, возможно даже ещё в годы его юности, а другое дело слышать это от Старейшины Илин. Однако, помня смутно, про войну с орденом Цишань Вэнь, которая однажды упомянута была в симуляции, он не спешил с выводами, а вот некоторые в зале с напряжением забормотали и зашептались, кажется думая, а не предотвратить ли это смертью Вэй Усяня, который прибывал сейчас в крайне уязвимом состоянии. Однако, дойдя до этой мысли, не особо обременённые умом и моралью заклинатели вспомнили, что он под крылом ордена Цзян и если уж кому и судить Усяня, придавая смерти, так это соответственно самим Цзянам, которые кажется были в раздумьях, но как-то наказывать Вэй Ина не собирались. Вполне логично, если учитывать, что наказывать и судить ещё было не за что.              Посмотрев на нового себя ещё немного, Вэй Усянь вновь плеснул в лицо водой, потёр глаза и плюхнулся возле ручья.       Нет, дело было вовсе не в том, что он не мог вынести порицание общественности… В конце концов, давным-давно, когда Вэй Усянь делал свой выбор, он в полной мере осознавал, что его ожидает. И с тех самых пор он часто напоминал себе о девизе ордена Юньмэн Цзян: «Стремись достичь невозможного».       — Осознавал, но всё равно свернул на тропу Тёмного заклинательства... — Лань Цижэнь вздохнул, не понимая почему… Слишком мало им было известно о Старейшине Илин, что первым рискнул сам проложить себе тяжёлый путь к порицанию, призрению и ненависти и если он осознавал это достаточно хорошо, то, что заставило его прибегнуть к использованию тёмного заклинательства? Если что-то Лань Цижэнь и мог заметить, так это то, что ребёнок, сейчас находящийся в зале, явно не стремился ни к власти ни к ей подобным вещам. Это было куда больше присуще амбициозному главе Вэнь.       Цзян Фэнмянь покачал головой, даже, если в том возможном будущем сын его друга отрёкся от их ордена, это далеко не значило то, что и принципы ордена он позабыл, а девиз ордена кажется был для юноши самым настоящим жизненным кредо. И Цзян Фэнмянь искренне ценил в приёмном сыне это стремление, но иногда оно серьёзно ставило жизнь Вэй Усяня под угрозу, даже несмотря на то, что в некоторых ситуациях лучшим решением было бы уступить и позвать старших…       Госпожа Юй же просто игнорировала слова книги, решив, что дальше им всё расскажут и покажут если потребуется. Она не хотела больше судить раньше времени, не сейчас, когда ещё многое покрыто мраком неизвестности. В конце концов сподвигнуть Усяня на тёмный путь могло, что угодно и можно было это предотвратить только узрев причину. Тем более заинтересованности в тёмных практиках она у воспитанника пока ещё явных не видела. А использование крови при снятии барьера было необходимо, да и не вызывало у Усяня восторга.       Однако, хотя Вэй Усянь и думал, что сердце его превратилось в камень, он всё же был человеком, а не бесчувственной зеленью.       Ослик, словно понимая, что Вэй Усяню сейчас не совсем весело, наверное впервые в жизни сдержался и не стал нетерпеливо реветь. Вместо этого немного потоптался на месте и развернулся, махнув хвостом, будто хотел уйти. Вэй Усянь продолжал сидеть у ручья, не обращая внимание на происходящие. Ослик обернулся, посмотрел на него и стал бить копытом по земле. Никакой реакции. Тогда он с недовольным видом подошёл к хозяину, вцепился зубами в его воротник и потянул за собой.        Сычжуй и Цзинъи с Цзинь Лином переглянулись. Ни у одного из них, даже в самом фантастическом сне не выходило представить такого озорного человека бесчувственной зеленью. Такой характеристикой не мог похвастаться даже всем известный Второй Нефрит ордена Гусу Лань, кажется способный примораживать всякого к земле одним только взглядом.              Дева Цзян, лучше всего знающая Вэй Усяня, почувствовала тревогу и жалость к тому, более старшему, но всё же её А-Сяню. Она была уверена, что не так часто видала его в таком плачевном состоянии. Она не была уверена, что у ослика, к которому симпатией прониклись многие слушающие, хоть как-то повлияет на ситуацию.       Цзян Чэн даже близко представить не мог, насколько в душе Старейшины Илин было на тот момент паршиво от понимая того, что он успел наговорить. Одно он понимал точно, что животинке, прихваченной из деревни Мо, придётся сильно постараться и Ваньинь искренне надеялся, что его брат не пробудет долго в раздумьях. Ему не нравилось, когда брат становился таким, но не потому что он переставал развлекать Цзян Чэна своими шалостями, а потому что наследник Цзян понятия не имел как в такие моменты растормошить брата. Он не понимал, что ему делать и это его пугало. А особенно часто Вэй Ин прибывал в таком состоянии от слов его, Цзян Чэна, матушки по поводу родителей первого юньмэнского ученика. Даже Цзыдянь, казалось, в такие моменты не причинял вечному балагуру столько боли, сколько упоминание его родителей в не самом лучшем ключе.       Двигаться дальше или же оставаться на месте — разницы нет. Но, увидев решительный настрой осла, который даже пустил в ход зубы, Вэй Усянь всё же пошёл. Ослик потащил его до ближайших деревьев, затем отпустил и принялся топтаться вокруг какого-то предмета, лежащего в траве. Им оказался мешочек цянькунь, запутавшийся в обрывках золотой сети. Похоже, его обронил неудачливый заклинатель, пытаясь выбраться из ловушки. Вэй Усянь поднял мешочек и открыл его. Внутри лежали различные магические предметы: тыквы-горлянки, служащие сосудами для лечебных алкогольных настоек, талисманы. зеркальца, отражающие демонов, и тому подобное.       — Хозяйственный ослик. — Юй Цзыюань, совсем недавно, нервно стучавшая по краям фарфоровой пиалы своими ноготками, облегчённо выдохнула. Этот осёл, способный перебороть по упрямству Вэй Усяня, похоже станет теперь её любимчиком. И госпожа Цзинь, находившаяся в этот день из-за отсутствия мужа в прекрасном расположении духа, была с ней согласна. Если бы все ослы были такими, как тот, который достался Усяню, они бы стали на вес золота, каждый.       Цзян Фэнмянь тоже позволил себе немного расслабиться и перестал гипнотизировать взглядом книгу в руках юной целительницы ордена Цишань Вэнь, которая переводила дух и что-то бормотала задумчиво себе под нос, пока ещё не зная, как стоит относиться к юньмэнскому юноше, хотя её брат уже кажется начал считать Вэй Усяня хорошим человеком и даже сказал, что хотел бы подружиться с Вэй Усянем, но пока всё ещё стесняется к нему подойти, что очень даже свойственно её брату. Порою она даже жалела о том, что он настолько боится или стесняется абсолютно всех, кроме неё.              Немного порывшись в мешочке. Вэй Усянь наугад выудил какой-то талисман. В тот же миг в его ладони вспыхнул сгусток пламени.       Это оказался талисман горящего мрака. Как ясно из названия, в качестве топлива он использовал тёмную энергию и при любом контакте с ней, воспламенялся сам по себе. Чем больше энергии, тем ярче пламя. И то, что талисман зажёгся сразу же, как только Вэй Усянь извлёк его, означало одно: неподалёку находился дух!       «Наугад выудил какой-то талисман» — Юй Цзыюань вздохнула, думая как с такими действиями её воспитанник ещё не убился. Нет она, конечно понимала, что у Усяня в принципе кажется не всё как у людей и она очень сильно сомневалась, что Вэй Усянь убедился в том, что никакой из талисманов не испорчен. В конце концов он только посмотрел содержимое.       — Талисман горящего мрака… А раз он воспламеняется от воздействия тёмной энергии, разве он не мог вспыхнуть только из-за того, что находился в руках Вэй-сюна? Он же тёмный заклинатель… использует тёмную энергию. — Не Хуайсан, что обычно особо не проявлял такого интереса, даже немного пододвинулся ближе к книге, чем вызвал удивление брата. Сам же Не Хуайсан точно был уверен. что изобретение с таким названием принадлежит его другу. А ещё Не Хуайсану от чего-то казалось, что раз его друг тёмный заклинатель, то должен прямо как нечисть просто фонить тёмной энергией!       Сычжуй покачал головой и ответил:       — Сянь-гэгэ хоть и тёмный заклинатель, но он не испускает ту же энергию, что и тёмные твари, поэтому талисман в его руках без присутствия нечисти не воспламениться, только если конечно он сам не направит в талисман немного своей тёмной энергии.       Яньли глянув на юношу улыбнулась, мягкое и нежное «Сянь-гэгэ» звучало так тепло, что было сразу видно любовь юноши к её А-Сяню.       Представители ордена Гусу Лань предпочли игнорировать подобное обращение своего адепта в сторону юньмэнца. А Ванцзи попытался игнорировать странное чувство, словно он из-за этого юноши начинал пить уксус!       Вэй Усянь насторожился и начал медленно крутиться по сторонам, намереваясь отыскать духа. Когда он повернулся на восток, пламя ослабло, а когда обратился на запад, разгорелось ярче. Он сделал несколько шагов в этом направлении и увидел под деревом белую сгорбленную фигуру.       Талисман прогорел и пеплом опал с ладони Вэй Усяня в траву. Спиной к нему, тихо бормоча, сидел старик.       Вэй Усянь медленно приблизился к фигуре.       Бормотание стало яснее:       — Больно, мне больно…       Вэй Усянь спросил:       — Где больно?       Старик ответил:       — Голова, моя голова.       — Дай взглянуть. — попросил Вэй Усянь.       Все замерли в ожидании к чему же привёл талисман бывшего Старейшину Илин и даже сначала не поняли при чём здесь старик, но старый глава Юй сразу смекнул, что это призрак, потому что если талисман горящего мрака привёл их неугомонного кузнечика к этому месту, старик не мог быть обычным человеком уж точно, а значит страдал от головной боли не просто так и это как-то было связанно с его непосредственной смертью, а значит вскоре они явно услышат что-то малоприятное.       Так же как и глава Юй, многие не испытывали энтузиазма, готовясь к худшему: некоторые девицы придвинулись ближе к своим отцам, братьям и женихам, смотря на книгу, ведь их уже пугали стенания старика, пусть и только книжные; Не Хуайсан тоже уже успел подсесть к брату бочком, пряча своё лицо за веером. Он вот никак не понимал, почему Вэй Усянь просто не обошёл старика другой дорогой и не пошёл по своим делам. Так же думал и Цзинь Цзысюнь, который не за что бы не признался, что трусит, но он все равно пробормотал себе под нос, так что его слышали только госпожа Цзинь и Цзинь Цзысюань:       — Зачем сыну слуги сдался этот злосчастный старик… Нельзя его что ли просто обойти. Зачем нам про него вообще слушать всякую жуть       Госпожа Цзинь цыкнула на племянника, решив в этот раз обойтись без подзатыльника, однако её стремление не рукоприкладствовать в отношении Цзысюня, явно не разделял Цзысюань, который слегка пнул кузена под столом. Да, он тоже не любил Усяня, но всё же он был братом его будущей невесты, если верить книге, да и живое доказательство имелось. Да и не только из-за девы Цзян Цзысюань пнул брата. Всё же Усяня теперь нельзя было считать «сыном слуги» иначе это уже полное унижение ордена Цзян, а ни с кем из них сориться явно не стоило, да и была у будущего главы Цзинь маленькая надежда на то, что он и братья Цзян подружатся, по-крайней мере станут хорошими знакомыми, если уж и не друзьями, после того, что он сказал в Облачных глубинах.       Он обошёл старика, посмотрел на него спереди и увидел во лбу огромную окровавленную дыру. Скорее всего, несчастного убили ударом в голову. Призрак сидел в погребальных одеждах тонкой работы, изготовленных из дорогого материала. Выходит, старика положили в гроб и с почестями похоронили, соответственно, он не мог быть одной из потерянных душ ещё живых людей.       Однако подобные призраки не должны появляться на горе Дафань. Вэй Усянь никак не мог найти внятного объяснения для такого из ряда вон выходящего происшествия. Испытывая нарастающее беспокойство, он вскочил на осла, с окриком шлёпнул его и помчался в ту сторону, куда ушёл Цзинь Лин.       Дева Вэнь остановилась, зачитав этот абзац сразу же живо вообразила такую картину и вздохнула, понимая, что старик умер бы в любом случае без хорошего лекаря, а есть ли они там откуда старик родом? Она сильно в этом сомневалась, хороших лекарей найти довольно тяжело, тем более способных справиться с такой ужасной раной и старик мог умереть как и быстро, почти мгновенно, так и довольно долго мучиться, истекая кровью.       — Интересно кому же помешал этот старик? Уж не городскому лодырю ли, что неожиданно разбогател? — Глава Не нахмурился. Вся эта история с потерей душ, обезумевшей дочерью кузнеца, лодырем, храмом и прочим тому подобным дерьмом ему совсем не нравилась. Но интерес все равно распалялся.       Глава Вэнь, кажется что-то прикинув в уме высказал свою догадку:       — Старик и его семья была явно не из бедных, возможно его дети, если таковые имелись, захотели загребсти всё богатство раньше, чем их отец отойдёт в мир иной в положенный срок и ускорили его кончину или же кто-то из завистливых соседей постарался. В любом случае мы уже вряд ли узнаем ответ на этот вопрос, так что зря гадаем…       Среди древних захоронений слонялись толпы заклинателей, надеясь, что монстр сам себя преподнес на блюдечке. Кто-то осмелился использовать флаг-приманку, но привлёк лишь кучу мелких призраков, которые безостановочно и отчаянно рыдали.       Вэй Усянь потянул за поводья, осмотрелся вокруг и громко, чётко сказал:       — Прошу прощения за беспокойство, вы, случайно, не видели, куда направились молодые господа из кланов Лань и Цзинь?                    Глава Не поморщился       — Дурачьё, думают, что тварь пожирающую души они смогут привлечь таким образом? Только сами себе усложнили задачу какофонией из потревоженных призраков местных…       Представители озвученных кланов напряглись, все, кроме детей из будущего, что и вовсе не ожидали, что Старейшина Илин будет о них беспокоиться и если с Цзинь Лином было всё ясно, он был племянником тёмного заклинателя, то вот почему он беспокоился о ланятах, которые были вместе с Ханьгуань-цзюнем на этой охоте или же они что-то упустили?       Лань Цижэнь вздохнул. Не хотелось признавать, но он был благодарен сыну Цансэ за то, что несмотря на свою временами дырявую память он помнил не только о своём племяннике, но и учениках Лань. И ведь Цижэнь помнил, что никто из взрослых, ни Цзян Ваньинь, ни Лань Чжань не пошли за детками, надеясь, что в случае чего те пустят сигнал. Однако терзали учителя Лань смутные сомнения на этот счёт и было неспокойно, даже если учесть, что дети сидят рядом, да только вот почти ничего им не говорят       Теперь, когда он смыл с лица макияж, люди перестали относится к Вэй Усяню с пренебрежением.       Один заклинатель ответил:       — Они пошли туда, в храм Богини.       — Если бы он смыл его ещё раньше, то они и поблагодарили бы его за спасение, а не делали вид, будто так и надо. — Цзинь Цзысюнь глянул на книгу, всё ещё не понимая чем, сын слуги заслужил такую честь, быть кажется главным героем книги, да ещё история кажется шла именно со стороны Старейшины Илин, чудом вернувшегося с того света спустя долгих тринадцать лет.       Если кто-то и был согласен с племянником госпожи Цзинь то смолчал. Ему не успел ответить даже заскучавший Вэнь Чао, который не успев рта раскрыть, получил от брата суровый взгляд и пинок по колену.       Вэнь Сюй знал, что ничего хорошего его брат не скажет.              Вэй Усянь переспросил:       — Храм богини?       Сельский клан, спасённый Вэй Усянем, прослышав, что все божественные сети уничтожены, тоже вернулись на гору и приступили к ночной охоте. Предводитель отряда узнал одежду Вэй Усяня и его кривляку-осла и понял: это тот сумасшедший, который помог им. Он почувствовал себя очень неловко и притворился, будто ничего не случилось.       Запугал людей, расставил сети… Совсем не этому Пурпурная Паучиха учила своих сорванцов. Ей было неприятно, неприятно не от действий сына, нет от того, что она сама породила в нём страх, страх неудач, всё время твердя одно и тоже, хотя прекрасно могла бы понять, что это не самая лучшая тактика. Теперь её сын не хотел, чтобы племянник знал, что такое поражение, даже если в будущем тот и позволит племяннику выдохнуть и совершать ошибки, то сейчас Саньду Шэншоу хотел лишь одного — успеха в первой охоте Цзинь Лина. И уж точно не ей, и не Цзян Фэнмяню было винить Ваньиня за его стремление.       Круглолицая девушка же, напротив, показала ему дорогу:       — Это там. Божественный храм в пещере на горе.       Вэй Усянь снова спросил:       — Какому божеству посвящён этот храм?       Круглолицая девушка ответила:       — Кажется… кажется, каменной статуе, которая возникла естественным путём.       — Я конечно не большой спец в различных тёмных тварях, но мне кажется, что это дело принимает всё более дурной оборот — маленький и тощенький старичок, сидящий среди Вэней, нахмурился теребя край «солнечных» одежд. И многие были с ним согласны. Здесь не нужно было далеко загадывать, чтобы понять, что ситуация скоро значительно усугубиться, а те, кто глянул в сторону детей, прибывших из будущего, только сильнее в этом убедились.       Лица юных заклинателей были мрачны. Они до сих пор помнили, что случилось на горе Дафань и дело было не только в твари, но и в людях… Цзинъи боялся представить реакцию ордена Вэнь, когда они узнают о Призрачном генерале. Это для них он был давно привычным лютым мертвецом. а для сидящих здесь и сейчас, это по-прежнему был живой человек и возможно, завтра ещё до чтения, близких Вэнь Нину людей следовало подготовить к подобной шокирующей информации, а иначе кто знает, чем следующее чтение закончится для одного конкретного юньмэнца.              Закончив разговор, он припустил в направлении храма Богини изо всех сил подгоняя осла.       Семье Цзян совсем не понравился этот абзац. Если кто-то и задавался вопросом от чего Старейшина Илин так начал изводить своего «скакуна», то вот Цзян Чэн и его близкие почувствовали, что дело принимает скверный оборот, если балагур и весельчак в лице Вэй Усяня начинает вести себя так. Он явно боялся за племянника и ланят, да и даже дураку должно быть понятно, что случилось или должно было случиться, что-то не очень приятное.       Женитьба сельского лодыря; молния, уничтожившая гробы; жених, разорванный волками; отец и дочь потерявшие души; погребальные одежды тонкой работы… Нить пронзила разбросанные бусины и собрала их в ожерелье! Теперь понятно, почему ни компасы зла, ни флаг-приманка не сработали. Тварь, обитающую на горе Дафань, недооценили. Это существо являло собой совсем не то, за что его все приняли!       Даже самые юные заклинатели, только вступившие на тропу заклинательского пути, поняли, что всё не так просто, как многим показалось. Но вот, кто же засел на горе Дафань? Что за тварь поселилась на горе, пожирая души невинных людей?       Глава Не почувствовал азарт. Тварь явно обещала быть интересной и сильной, достаточно сильной, чтобы ему было чем себя занять.       Глава Вэнь сам не заметил, как на лице расплылась хищная улыбка от догадки, посетившей его. На горе Дафань упоминалась богиня, а если она слышала желания и к ней стекались толпы людей, то вполне вероятно было то, что люди сами создали себе проблему. А точнее, создали ложную богиню, которую победить оружием заклинателей будет невозможно… Ведь это не привычная тёмная тварь, с которыми привыкли бороться заклинатели.       Мадам Юй и Лань Цижэнь тоже почувствовали некоторое беспокойство, даже несмотря на то, что юноши, сидящие перед ними уже пережили это смертельно опасное приключение. Оставалось лишь узнать, что же собственно там произошло и госпожа Пристани Лотоса была более чем уверена — без Вэй Усяня там не обошлось.       Вэнь Цин закрыла книгу и убрала её на стол, устало потирая глаза. На эту главу ушло не так уж и много времени, как могло показаться. Но многие порядком утомились, сидя на одном месте, как на иголках. И это не только от событий, происходящих в книге. Прибывание в резиденции её дяди, кажется, тоже порядком нервировало и обывателей и заклинателей, которые тем не менее, старались сохранить лицо.       Вэнь Жохань поднялся со своего места, смотря на гостей и сказал, что пару часов отдыха никому не помешают, поэтому все разошлись по выделенным им покоям, чтобы и успокоиться и переварить полученную информацию, а кто-то ушёл, чтобы просто перевести себя в порядок и проверить не появились ли седые пряди…       Цзян Чэн же, забрав всё ещё находящегося в беспамятстве Усяня, отнёс его в предоставленные им гостевые покои.