легендарное фикло

Основная часть презентации закончилась, и костюм в крошечную клетку снова замельтешил перед уставшими глазами единственного зрителя. Низкий потолок безоконного зала вдавил беднягу в сиденье, а голос клетчатой докладчицы – напротив, высокий и пронзительный – пригвоздил его к спинке кресла. — Таким образом... Мы опять замечтались? Клетчатая дама так часто употребляла «мы», что Оби становилось не по себе. Он помотал головой, и женщина оскалила мелкие зубы: — Очень хорошо. И что мы уяснили? — Что наш... мой рейтинг пребывает в существенном упадке. Не сочтите за грубость, но я об этом знал и до знакомства с вами. Если пиар-группе было важно донести до меня... Дама-в-Клетку громко хмыкнула. — Ты не знал ничего, раз находишься здесь. Пиар-группа! Очевидно, для нее это слишком тяжелый случай, иначе меня не пригласили бы. Поэтому я повторю вопрос: что мы уяснили? Оби уязвленно засопел: во-первых, он не любил, когда его перебивали. Во-вторых, колоссальная часть информации, которую следовало «уяснять» в ходе доклада, представлялась ему сущей ерундой. Чего только стоило заявление о том, что последние опросы, якобы проведенные среди зрителей трёх самых популярных телеканалов, показали, будто порядка семидесяти процентов желали видеть Лобу в качестве главной ведущей «Модного преображения»! Но куда более абсурдным было то, что самого́ Оби эти респонденты – вне всякого сомнения, выдуманные – вовсе не хотели наблюдать в шоу: больше половины из них ответили, что Каталист на его месте смотрелась бы куда лучше. В целом свое падение в глазах общественности Оби переносил с завидной стойкостью. Всё началось со злополучного интервью; а уж когда новым домом Игр стала на ладан дышащая Клио – рог изобилия фанатской любви окончательно трансформировался в бездонный ушат помоев. — Мне не привыкать! – гордо вскидывая подбородок, говорил Оби. – Пока ненависть и злоба отравляет души этих несчастных, мой дух укрепляет вера в торжество справедливости. Он слегка лукавил: привыкнуть к некоторым явлениям ему никак не удавалось. С момента битвы близ «Щенячьей радости» прошло несколько месяцев, и за это время КАЛ был почти полностью смыт с территорий Внешних земель. Никак не тонул лишь один кусок этой структуры: пользуясь закалившейся веками модой на толерантность, «Круглый Абсолют Любви» не просто продолжил существование, но еще и заручился поддержкой Синдиката. Разумеется, «Абсолют» больше не мог действовать враждебно по отношению к отказывающимся спариваться легендам, однако в медиаполе его адепты практически получили кард-бланш. — Ничего не понимаю! – сокрушалась Хорайзон. – Я не могу теперь делиться фотографиями наших чаепитий? — Можешь. Только уже не в этом месяце, – с тоской отвечала Тресса. – Не хочу, чтобы какие-нибудь витчкрафтеры закидали НЬЮТа яйцами. И доктор Сомерс, для которой еще совсем недавно «витчкрафтеры» были такой же непостижимой блажью, как фриганы и стримснайперы, тяжело вздыхала. Легенд обязали подогревать интерес ко всем мало-мальски востребованным пейрингам и не лоббировать свои настоящие любовные интересы – это означало, что постоянно светиться в конкретной компании было нельзя. Пиар-менеджеры даже составили так называемый «фансервисный график», в котором чередовались взаимодействия тех или иных пар. Этот «график» поначалу носил рекомендательный характер, однако затем произошла забастовка шипперов лайфхаунда: возмущенные скудностью коннекта между Бладхаунд и Аджей, они грозились отменить всё, до чего только могли добраться. Тогда верхушки «Абсолюта» и Синдиката сели за стол переговоров, где было заключено соглашение: «график» становится обязательным, а лайфхаундеры тайно умерщвляются внутренними силами «Абсолюта». Показательная казнь состоялась, и бастующих пустили на корм ищейкам (в СМИ это было названо «несчастным случаем во время пикника»); всем остальным имевшим виды на Бладхаунд в сочетании с кем-либо, кроме Фьюза, пригрозили той же участью, поскольку именно фьюзхаунд был маскотным пейрингом и рекламным двигателем в общей медиасфере. Но если у Фьюза и Бладхаунд был своего рода иммунитет, то всех прочих принудили ходить друг с другом на бранчи, обмениваться взглядами неоднозначного толка и по расписанию оказываться в пикантных ситуациях. За полтора месяца жизни в новом ритме депрессия развилась почти у всех; кайфовал только Патфайндер – он был одинаково рад и боулингу в компании Миража, и конной прогулке с Ревенантом. В большинстве же легенды почти перестали общаться между собой вне информационного поля: они много спали, злоупотребляли спиртным и неумолимо толстели в попытках заедать навалившийся стресс. Так, свыкнуться с новым укладом не мог и Оби, хотя его ситуация куда больше походила на фьюзхаундовскую: в самом начале Октейн, не без помощи родственных связей, смог вытребовать для них облегченный «график», который предусматривал всего две-три встречи в месяц с кем-то, кроме друг друга. Об этом Оби зачем-то упомянул, когда в процессе перечисления почерпнутого коснулся пункта «Напряженные отношения с шипперами». — Вот! – Дама-в-Клетку воздела стилус над головой. – Октавио – самое топкое место в нашем болоте. Из-за него ты теряешь рейтинг у противников Синдиката, шипперов и просто его идейных антифанатов – этих, как мы можем видеть на графике, тоже немало... Она тут же вывела на экран новые бессмысленные схемы, и Оби начал моральную подготовку к очередной волне чепухи. — Кризис-менеджер, нанятый Синдикатом, называет одну из самых продвигаемых звёзд Синдиката «топким местом», как интригует, – сказал он. — Верно, ведь его рейтинги тоже страдают! – позади кризис-менеджера снова скакнули графики. – Что мы видим? Жители Клио, Борея и сочувствующие им активисты оставляют в соцсетях Октейна тысячи гневных комментариев. Плюс ко всему, многие из его подписчиков считают тебя позером, а уж о шипперских претензиях и говорить не приходится. — Не могу поверить, что слышу всё это наяву. Женщина с сочувствием игуаны развела руками: — Принимать скверные новости бывает нелегко! — «Новости»? Это вздор, не заслуживающий ни капли внимания, – спокойно отозвался Оби. – Если это всё, что вас обязали донести до моего сведения, то разрешите поблагодарить вас за потраченное время и... Клетчатая дама снова не позволила ему договорить, властным взмахом выставив перед собой ладонь. — Послушай, мальчик, – звонко начала она, – я скажу тебе еще раз: к моим услугам не обращаются просто так. Рейтинги – это деньги. Ты – это деньги. Перестаешь приносить их – ничего, побудешь декорацией до тех пор, пока не найдется предлог безболезненно избавиться от тебя. Но если ты становишься убыточным... Кризис-менеджер, не оборачиваясь, переключила слайд. — Это прогноз на будущий месяц. Согласно подсчетам финансистов, ты станешь причиной миллионных потерь в самое ближайшее время. Ты знал, что на последней Игре впервые за пять лет пустовали три сектора? Оби, возмущенный переменившимся тоном беседы, молча сверкнул ледяными глазами. — Билеты на них выкупили и сдали за полчаса до начала Битвы. Оказалось, что таким образом «Лига Оби-хейтеров» бойкотировала твоё присутствие. — Кто? Какая чушь! — «Лига Оби-хейтеров». Объединение тех, кому ты неугоден по тем или иным причинам, – пояснила кризис-менеджер. – Разве ты не слышал о них? Ах да, мы же чересчур хороши для соцсетей!.. Ну, если бы ты заглянул в комментарии к любому посту с твоим упоминанием, то понял бы, что каждый второй там – «лох». Не дожидаясь, пока шокированный Оби придет в себя, она пролистала ещё десяток страниц с осями и диаграммами. — «Лохи» вели себя как обычные диванные воины, пока к ним треть года назад не присоединились шипперы-радикалисты из «Круглого абсолюта любви». Помним, что мы тогда натворили? Точно: решили, что можем позволить себе столько же, сколько фьюзхаунд! Оби оглядел экран, в полстены демонстрировавший коллаж из сотен кадров их с Октейном встреч. В одном из них он с ужасом признал совместное селфи, которое Тави сделал перед входом в офисный небоскреб Синдиката два часа назад. Угадав направление его взгляда, Дама-в-Клетку язвительно фыркнула. — А ты думал! – сказала она. – Между нами говоря, сынок господина Сильвы – просто оторви и выбрось; если бы за ним не следили, весь штат состоял бы из одних только кризис-менеджеров... да чего мы так вылупились? Не переживай, никто, кроме отдела безопасности, ваши дикпики не увидит. Это я так, добавила для наглядности – надо же нам понимать, как много глаз вокруг на самом деле! С видом плотно полакомившегося хищника кризис-менеджер выключила проектор, и зал погрузился в полумрак. — Это переходит все границы... – севшим голосом сказал Оби. Чтобы получше разглядеть его ошалевшее лицо, кризис-менеджер подошла вплотную; на лацкане ее пиджака Оби заметил маленький значок со странным сочетанием эмодзи. — Вовсе нет! – живо возразила она. – Или мы не читали условия контракта? Синдикат вправе делать всё для своей защиты. «Любые меры безопасности, предпринятые в целях сохранения репутации работодателя, одобряю; осознаю возможные последствия, в дополнительных разъяснениях не нуждаюсь». Знакомая формулировка? — Да, однако... Разве это не покушение на частную жизнь? Я даже могу смириться с «фансервисным графиком», но всё прочее, о чём я сегодня узнал, в наивысшей степени возмутительно. Более того, – Оби указал на стену, где минуту назад был коллаж, – кое-что, полагаю, и вовсе незаконно! — Ох, может, мы еще и иск составим? Оби ничего не ответил, и женщина ехидно мигнула бровями. — По-человечески я согласна с тобой, но мы рассматриваем проблему с коммерческой и репутационной точки зрения. Синдикат не потянет три канона разом – мы же знаем, как работает квота?.. Рене и Эллиотт следующие в очереди эндапов, но даже им, возможно, придется ждать до старости – тут уж сколько лет кое-кому пошлет Всеотец, хе-хе... Так что контроль проблемы вполне оправдывается контрактом: сначала вас замечают в шоурумах, куда Октавио никогда не сунул бы и носа, а теперь вы позволяете себе делать совместные снимки средь бела дня. А каких колоссальных трудов специалистам стоило убедить публику, что на тех кадрах из лифта грешили совершенно другие люди! Она обошла стул, на котором сидел Оби, и положила руки на его плечи. — Как видишь, я тщательно готовилась к нашему разговору. Я не монстр, просто выходов у нас не так уж много: заниматься сверхактивной благотворительностью или угождать шипперам. Вот только в первом случае результат заставит ждать себя слишком долго – если, конечно, у тебя не завалялось миллиардов сто-двести для единовременного доната страдальцам с Клио... — Намек мне ясен. Будьте любезны, напомните, – Оби повернулся, сбросив с себя чужие ладони, – что будет, если я откажусь кому-либо угождать? И, прошу, не упоминайте контракт – я не так уж боюсь покинуть Игры. — «Покинуть»? – удивилась женщина. – Похоже, не упомянуть контракт я не смогу – ведь мы, кажется, все-таки его не читали... Видишь ли, ты не можешь «покинуть Игры», если причинил финансовый ущерб Синдикату. Проще говоря, ты ограничен серьезной материальной ответственностью, и будешь вынужден оплатить все издержки. Пустые сектора, работу пиар-группы, которая старается держать на плаву твое доброе имя, мою работу, в конце концов – а ты вряд ли представляешь, насколько ценно мое время... В случае одностороннего расторжения контракта вся история участия в Играх обратится против тебя долговым бременем. Убедившись, что оппонент достаточно опечален, Дама-в-Клетку улыбнулась. — Посему, как это ни прискорбно, и остается только один вариант: добиваться лояльности шипперов. Но даже это не так просто – как я уже говорила, ваша неожиданная «дружба» успела вызвать слишком много подозрений, и в нашем случае, боюсь, просто вписаться в «график» уже будет недостаточно... Ее грудь торжествующе поднялась, и Оби понял, что в крышку гроба вколочены еще не все гвозди. — Я говорю это с тяжелым сердцем, – ее улыбка на выдохе стала еще шире, – но тебе придется расстаться с Октавио. На пороге кабинета Оби врезался в какое-то яркое желе: с трудом сфокусировав мутный взгляд, он признал в нём Злату Лемек. Она задрала прыщавое лицо – глаза ее возбужденно сияли. — А-а, Злата! – обрадовалась кризис-менеджер. – Как жаль, что ты уже уходишь, Оби! Злата как раз представляет «Абсолют»... — Мы встречались, – угрюмо вставил Оби. – Полагаю, если бы я не знал настоящего господина Сильву, его сотрудничество с террористами могло бы меня удивить. — Разве можно так про тестя? – с насмешливым укором спросила Дама-в-Клетку. — Про бывшего можно! Злата захихикала, но кризис-менеджер строго зыркнула на нее, и та прикрыла герпесный рот рукавом. От невыразимого возбуждения ее щёки быстро пошли красными пятнами, а студнеобразное тело зашлось дрожью. Не в силах наблюдать такую гадость, Оби бросился вон из кабинета. Октейн, ожидавший его в холле, тут же спрыгнул с подоконника. — Ух, mi corazón, ты цел! Я было подумал, что эту бабищу прислали доедать твои останки. — Ущипни меня. Дважды просить не пришлось, и Октейн фривольным крабом цапнул Оби за бедро. — Значит, я не сплю. Это... удручает. С такими словами Оби надвинул на глаза панаму и молча направился к выходу. Порядком озадаченный Октейн после секундного замешательства поспешил следом. — Ты плачешь, что ли? – он уперся переносицей в подбородок Оби, пытаясь заглянуть под головной убор. – Чё случилось-то? Я скажу бате – он уволит... кого-нибудь. Я так и не понял, у кого ты был. — Твой отец, Сильва, и так сделал достаточно. Я даже не могу собраться с мыслями, чтобы описать, как я ему благодарен. — О-о-о, по фамилии назвал! Дело дрянь, да? — Ты фантастически прозорлив. Они вышли из здания. Вечер сгущался; воздух начинал остывать, и Тави накинул на плечи Оби свою олимпийку. В такси Октейн долго стучал подошвой по полу, прежде чем непрочную дамбу его терпения наконец прорвало: — Блин, чё ты тянешь?! Опять нищеброды с твоей планеты что-то отчебучили? Мать жива? В смысле, ну... реально, старики в порядке? Оби с укором посмотрел на него и быстро проговорил что-то на языке предков. — Не болтай глупости, – сказал он. – Меня хотят лишить моего шоу. — Его до сих пор кто-то смотрит? Вы ж по второму кругу уже пошли, кому это интересно? Октейн не соврал: «ОбиЛоба» давно переодела не только всех легенд, но и, при наличии, их ближайших родственников и знакомых. При этом, несмотря на повторно перекрашенного в «королевский синий» Ревенанта, рейтинги бьюти-шоу оставались внушительными. — Даже если бы никто его не смотрел, это мой проект. Я вкладывался в него физически и эмоционально. Впрочем, – Оби перевел грустный взгляд на окно, за которым проносились вылизанные псаматские улицы, – это только малость. Ты знал, что твой отец за нами следит? — Да за нами только покойники не следят, мы ж типа мегаперспективная пара! Не как фьюзхаунд, конечно, но мы им еще покажем, а? — Не мегаперспективная – скорее, мегаобсуждаемая. Если не сказать осуждаемая... И, к слову, «следит» в самом натуральном смысле, Октейн. У него есть доступ к данным твоего смартфона. — Да ну? Припозднился он с «родительским контролем», ха-ха-ха! Такси затормозило на регулируемом перекрестке, и Оби недоуменно уставился на Октейна. — Ты и теперь ничего не предпримешь? Переписки, фото, персональные данные – вероятно, он знает даже, какие ролики ты смотришь перед сном! — А, понял: это байт, чтобы я проболтался, какие ролики я смотрю перед сном! — Вовсе нет. Что?.. Погоди, я порой тебя совсем не понимаю. — Ну, ты боишься, что батя узнает про мои фетиши? Да пофиг, у него столько жён было – вряд ли он чему-то удивится. Оби открыл рот, но молчал до тех пор, пока машина вновь не сдвинулась с места. Это вывело его из ступора и он, моргнув несколько раз, спросил: — Это шутка, или ты действительно не видишь ничего такого в том, что кто-то самым бесстыдным и противоправным образом нарушает твое личное пространство? — Я вообще удивлен, что папаше есть до меня дело! Может, решил в семью поиграть? — Нет! В семьях такое поведение не считается нормой, о чем ты говоришь?! Это вообще нигде не считается нормой, Сильва: твой телефон прослушивают! Наши интимные, в конце концов, материалы каждый день видят чужие люди! — Да что ты завелся? Какие-то дурацкие фотки его напрягают, а как на крыше под самой аэрострадой полировать мне... Оби шикнул и взглядом указал на М.Р.В.Н.а-водителя, который с невинным любопытством наблюдал за ними в зеркало. — Это другое, – сконфуженно прошептал он, – нас никто не видел! Ты сам говорил: купол прозрачный только с внутренней стороны. — Говорил, а как иначе я бы тебя на это уломал? Ха-ха-ха! — Ты можешь быть серьезным? Прошу тебя, хотя бы пять минут в сутки! Октейн задержал дыхание и сомкнул веки. — Si, – выдохнул он, – пять минут могу. Ну, мне купить другую трубку или что я должен сделать? — Дело не в трубке. Тави, неужели ты не понимаешь? За каждым твоим шагом следит человек, цели которого нам до сих пор не ясны, и который пытается использовать тебя в качестве инструмента для этих целей. Всё, что он делает, может иметь катастрофические последствия. Напряженный вид, который старался сохранять Октейн, с каждым мигом выветривался в открытое окно автомобиля. На его губах снова заиграла улыбка, и Оби покачал головой. — Прежде, чем ты продолжишь отшучиваться, я приведу пример, – без особой надежды проговорил он. – Дуардо Сильва установил сотрудничество с людьми, которые недавно пытались нас убить. И эти люди теперь буквально управляют нашими жизнями. — А это разве не дипломатия? От шипперов всё равно никуда не денешься, вот папаша и пошел с ними на компромисс. — Неужели? Тогда нам придется расстаться – как тебе такой дипломатический ход? Брови Октейна взлетели к самому краю роста волос: — ¿Por qué? — Потому что того желают террористы, от которых – вообрази, какая ирония – зависят наши рейтинги. А если я на это не пойду, то меня вынудят покинуть Игры. Признаюсь, в свете последних событий я не счел бы это большой бедой, но... — Ты останешься должен кучу бабла, – хмуро договорил Октейн. – Я знаю, амиго, как это работает. Значит, вот что ты делал в том кабинете? Оби опустил ресницы, и Октавио, наконец, посерьезнел по-настоящему. — Я не виню тебя в том, что ты придерживаешься нейтральной позиции, когда речь заходит о твоем... ох, отце, раз уж тебе так угодно. Но сейчас ты должен ответить на вопрос, Октейн: дорожишь ли ты нами достаточно, чтобы пойти против Дуардо и Синдиката? Хотелось бы верить, что мое умение видеть то, что истинно таит душа, не дало осечку, и я не ошибся, доверившись сердцу, а не Аджей и прочим. Едва Оби договорил, как его телефон сообщил о входящем видеовызове. На экране была Дама-в-Клетку, и Оби, переглянувшись с Октейном, принял звонок. — Это сбой системы наблюдения или мы решили бунтовать? – без лишних сантиментов спросила она. – Почему в час-пик, когда все хлынули из офисов, вы снова сели в одну машину? Того, что произошло через мгновение, Оби никак не мог ожидать: Октейн выхватил смартфон из его рук и срывающимся голосом, с интонацией, изломленной такой трагической мукой, которую невозможно было разыграть, возопил: — Ты и есть та puta, из-за которой он меня кинул? Тебя когда-нибудь бросали в такси, а?! — Так вы расстались? Оби изумлённо пронаблюдал за слезой, скатившейся по щеке Октейна. — У нас был выбор? Надеюсь, папаша счастлив, а ты, – далее последовала очередь испанских ругательств, которые Оби не смог перевести, – будешь гореть в аду! Столь же внезапно, как и всё происходившее на протяжении последней минуты, Октавио выбросил мобильный на проезжую часть. — Что ты творишь?! – воскликнул Оби. — Для убедительности, – Октейн вытер слезы, и его собственный телефон улетел в то же окно. – А теперь, mi amor, не закатывай глаза: скорее всего, папаша не при чем. Но Оби, слышавший эту и другие фразы сходного значения при каждой попытке «серьезного разговора», глаза все-таки закатил. — Не, ты подумай: он с такой легкостью позволил нам тусить и особо не париться насчет «графика», лишь бы я продолжал делать для него всё, что пообещал – зачем ему нас разлучать? Ему было реально пофиг! А вот у этой чики есть мотив. — И как ты понял это за полминуты? — Видел ее пин? Оби вспомнил бессовестное сочетание твида и дешевой броши с изображением черепа и зеленой пробирки. — Да, весьма спорный аксессуар... – он вдруг пытливо сузил глаза. – Это опять что-то значит? Дай угадаю: отличительный знак «лохов»? Октейн насупил лоб, но быстро сообразил, о ком речь, и энергично замотал головой. — Может, она и с «лохами» водится, но вообще-то всё куда интереснее, – сказал он. – Походу, замес нас ждет нехилый: твоя новая amiga шипперит ревтейн.