Красные мотыльки

      Песчинка за песчинкой из рваных букв и кривых огрызков, режущих кончики пальцев. Белые капли, надежная защита от прямых солнечных лучей, висящего в левом верхнем углу на три четвертинки солнца. Под солнцем бетонные старые высотки с битыми окнами, с выглядывающими наружу озорными деревянными вставками, потому что пока что на руках ни одного темного стекла не нашлось, зато нашлись осенние кровавые листья из капель акварели.              Под одним запястьем стоит плоская баночка с тыквенным латте, что так напоминает осень, под другим пластиковый стаканчик с темно-зеленой мутной жижей, грозящейся опрокинуться огрызками букв на деревянные дощечки пола. Кисти раскатались под диван, у них метла вместо остроконечных шляп и темный оттенок от въевшейся ночной-космической краски. Фон создается из акварели или более насыщенной гуаши, затем облагораживается ненатуральными вырезками из газет.              Тёма упал прямо на раскиданные по полу подушки и поднял тонкую руку вверх, чтобы попытается ухватить небо через потолок. Ему страшно, но он влюблен, и с жизнью у него это очень даже взаимно.              Может Март и не спал, но виду не подавал. Их разделяла одна деревянная дверь, полоска света низкорослой лампы, отношения с родителями, стили квартир, денежные счета на карточках, знание английского языка, воспоминания о школьных годах, любовь к искусству, размеры одежды, планы на будущее и походы к психологу с желанием изменить свою жизнь… возможность изменить жизнь.              Из всех тридцати двух планов, что смог составить в своей голове Тема в начале февраля, ни в одном из них он подумал, что может привязаться к человеку так же, как к Санкт-Петербургу, чтобы хотелось возвращаться, наблюдать, обсуждать. Чтобы сердце плавилось, а легкие сгорали от третьей сигареты подряд.              Тема пытался оттянуть свой неизбежный сон, бессмысленно пялясь в потолок — школа, универ, работа, жизнь в квартире с помощницей отца, что без конца следила чем он питается, что пишет, не пропускает ли прием блокираторов, и из рук в руки передает его водителю личного автомобиля, словно собачонку, чтобы тот не пропустил пары по менеджменту. Вечные рубашки, пиджаки, бабочки и галстуки, вечные рекомендации по времени, проведенному в душе, вечные проверки телефона, компьютера, даже книг.              Оказалось, что для него свобода не в шести месяцах пеших путешествий, бессмысленных разговорах с незнакомыми людьми, и постоянном чувстве недосыпа, не в старых узких улочках и дешевых специфичных блюдах. Она в одном городе, прогулках в два часа ночи, вдохновении, созданному из глянцевых листков, в открытом общении, приглашениях навестить, откровенных и настоящих разговорах и глубоком чувстве к очень закрытому, но очень правильному человеку.              Тема записывал все события, чтобы не быть обманутым своим же неконтролируемый сознанием, но время, чтобы узнать самую страшную тайну пришло. Больше нет смысла прятаться от нее.              Из того дня остался только ноющий пробел, эмоциональные кошмары и дыра в сердце.              Тема закрылся руками, не поглядывая на часы, там сейчас не меньше двух часов ночи. Ему страшно и больно, и он обхватил колени руками, как в раннем детстве, покачиваясь из стороны в сторону, пока мама ругалась с его обидчиками на детской площадке. Она навсегда останется молодой и красивой, без травмы в черепной коробке, без безжизненного взгляда и без запаха больничной палаты.              Поясница от сидения на полу и голова от бессонницы уже начинала болеть, но Тёма упрямо не возвращался на диван, продолжая пальцами перебирать отложенные вырезки.              Последний штрих — анемоны.              Он стянул плед и подушку, кутаясь на жестком полу и свернулся калачиком, зажимая в ладони бумажный цветок. Свет остался гореть в прихожей, как единственный оставшийся спасательный круг в гостиной, если ему придется вырывать себя из сна, то пусть будет ориентир.              Тема закрыл глаза, проваливаясь в темноту, и сразу же погрузился в кошмар.              На небе и солнце, и луна, и пустейшие чистейшие облака с огромными волнистыми формами. Деревья распускаются пышными золотыми листочками. Их подхватывает ветер. Теплый. Чувства. Кожей можно почувствовать песчинки, твердость древесных стволов, щекочущую под стопами выбивающуюся траву. Опять перед глазами поле анемонов. Красные крупные лепестки кажутся такими хрупкими, что касаться их даже страшно. За спиной затопленная поляна, разрушенный город, лес. Деревья уронили свои кровавые и скудные листья на землю, помогая земле насытиться гумусом и пустили крошечные золотые почки, рождая новую жизнь. А за деревьями всё та же голая огненная пустыня.              Босыми ногами по песочной тропинке к полю. Руками слегка касается лепестков. Они свежие, красивые и нежные, здесь хочется дышать, здесь дышится! Чувствуется запах лета, раскалённого песка, трав и свежего ветра, что скользит по бледной коже, ресницам и темных волосам. Среди цветов ноги чувствуют землю, пыль, грязь, остатки листочков и маленькие веточки, вонзающиеся в стопы. Здесь хорошо, но надолго оставаться нельзя.              Тень показывается из-за ствола одного из деревьев, красная и сморщенная, манит рукой, зовет к себе. Теперь надо бежать за ней, надо её поймать. Она кошмар, она кровь, она ранит.              Земля под ногами ненадежная и совсем не крепкая, вот-вот превратится в болото. Она затягивает ноги, тянет вниз, и, когда остается всего один шаг. Провал.              Тонешь в океане, что плещет волнами, а вокруг анемоны тонут вместе с тобой. Ниже и ниже. Анемоны танцуют, кружась и тонут вниз под действием гравитации. Их можно схватить рукой, но не очень хочется. Плывет в самую темноту под полем, туда, где таятся монстры.              Тень вдруг замирает, оборачивается прямо всем корпусом и скалится, завлекая ближе, затем исчезает в темной дымке, утягивая за собой. Ныряет еще ниже, прямо во мрак и чувствует, как прорезается осознание собственного «я», растущего так неуверенно и тернисто, что даже завидно. Под водой темнота, а в темноте таится секрет. Секрет страшный, но маленький, скалящий зубы и зовущий к себе.              Тёма открывает глаза. На теле лишь белая рубашка, которую мама застегивает на пуговицы. Беловолосая, молодая, ещё с горячими пухлыми пальцами.              — Вот вырастишь и сам будешь их застегивать, а я пока помогу.              Тёма смотрит на крохотные ручки ребенка, оглядывает комнату — что-то стерлось, например, на подоконнике точно что-то стояло, а теперь просто размытое пятно. Стены бледные, какие всегда были на их кухне. Кухня небольшая, но заставленная посудой и вазами, которые так любила мама. Целый ряд стоит на гарнитуре под потолком, они расписные, она сама их покрывала цветами и андеграундами узорами. Художница как-никак.              Отец выходит из комнаты в белом костюме, на шее черная бабочка.              — Как я выгляжу?              — Замечательно, — они украдкой целуются.              Рядом с кухней на одном из высоких комодов стоит зеркало, и отец отходит, чтобы посмотреться в него.              — Ту вазу я специально подготовила для подарка, милый, достань её пожалуйста.              — Я сам.              — Только аккуратно.              — Хорошо, мам.              Тёма неугомонный самостоятельный мальчишка. Он берет стул, ведь он уже взрослый и почти высокий, встает на него, а затем на столешницу и хватается двумя руками за вазу, чтобы спуститься с ней, но поскальзывается на стойке и падает вниз.              Тема рывком сел, хватаясь за футболку на груди, сжимая её пальцами, сбивая ногой стаканчик с водой от акварели. Сердце бешено билось в груди, заведенное чистым адреналином. На ладонях всё еще мерещились кровь и осколки. Он встал на неустойчивые ноги и свернул в ванную комнату, сбивая свою картину, что с хлопком плашмя опрокинулась на мокрый от пролитой мутной зеленой жижи пол. В ванной набрал полные ладони воды и ополоснул лицо, а затем склонился над толчком унитаза, чтобы опустошить желудок. Кровь. Крики матери. Страх.              Воспоминания, как сон, потускнели почти мгновенно, оставляя лишь тревогу и чувство тоски, сжимающее сердце. Больно-больно в груди, настолько, что даже ледяная вода на заглушала колющие иглы, пронзающие легкие, не дающие дышать, не дающие думать.              — Это сон, просто сон, — произнес он шёпотом, постепенно увеличивая громкость голоса. Перебивая возникающие противоречия подсознания, что вновь и вновь подкидывало картинки через отражение в зеркале. Лицо вдруг скруглилось до детского, и Тёма отступил назад, ударяя себя по щекам.              — Выбрал борьбу — борись.              Одна таблетка и мир вернётся в привычный, без чувства ненависти к себе, кровавого воспоминания и удушающего страха. Блокираторы в Европе, блокираторы у отца — выбор есть, если выйти сейчас, то к полудню уже ничего от реальности не останется, кроме пережитых чувств.              Теперь кровь мерещилась перед глазами, она капала на ободок туалета и на кафельный пол, ручьем стекала на ковер около ванной. Тёма протер руками закрытые глаза, открыл их вновь — всё исчезло. Кошмар почти пробудил себя — липкий и грубый. Уничтожить хочется и не хочется одновременно, что он таит в себе.              Тёма еще раз отплевался и поднял глаза на свое лохматое отражение в зеркале. Он кажется себе уродом, а через секунду самым красивым человеком в мире. Начал напевать незамысловатую мелодию себе под нос, пытаясь отвлечься, вернулся в комнату, игнорирующе обошел бардак — его потом убирать.              Всё потеряно. Никакой бардак уже не убрать, что разыгрался в его голове. Сознание треснуло и срослось на до и после. Тёма заплакал, хватаясь за свой рот, перекрывая губы и останавливая руки, чтобы те не тянулись сжать тело и причинить физическую боль, оставляя синяки.              Злость на себя и обида на отца росла с каждой секундой, и уже непонятно что сильнее гложило его. Он упал на колени, словно маленький ребенок сжался, шумно выдыхая воздух. Теперь ему жить с этим. Жить с осознанием, что это он, а не отец, сделал с самой прекрасной женщиной в мире. Что это он уничтожил свою маму.              — У меня есть виски, — низкий голос вернул в небольшую холодную квартиру.              Тема посмотрел на Марта, облокотившегося на дверной косяк. Судя по уставшим глазам, он не спал давно.              — Ещё вино, но оно достаточно не вставит, — он отошел на кухню, включая там свет, поставил чайник.              Марту на работу вставать через два часа, а он собирается Тему от кошмара отпаивать — сюр да и только.              Тема поднялся с пола, опираясь о стену и тоже прошел на кухню, доставая пачку сигарет. Закурил, как только распахнул окно на полную, игнорируя дрожь в руках.              — Март, сколько у тебя денег?              — Долг Лазурного я не отплачу.              — Нет, — покачал головой Тема. — Ты можешь заказать мне поставку таблеток? Их в Европе в свободном доступе продают, а у нас нет.              — Нет.              — Нет?              — Тема, блокираторы не продают в свободном доступе.              — О чем ты говоришь?              Тема отложил сигарету в сторону, не понимая чему удивился больше. Дыхание вдруг сбилось и осознание пришло само резким толчком под грудь.              — Такие опасные штуки не продают без рецептов уже лет сорок.              Хлопнула крышка бутылки, а затем стукнула стекляшка, опустившаяся на поверхность стола. Март отошел к одному из стульев, поворачиваясь на Тёму, застывшего у подоконника.              — Это отец? — Выдохнул Тема в грудь. Его трясло от страха и паранойи, разъедаемой до костей изнутри. — Он подкупил все аптеки, чтобы они продавали их мне, да? Он даже там следил за мной? Ты тоже? Ты работаешь на него? Признайся честно.              Прежде чем ответить Март всё-таки сделал глоток виски прямо из горла бутылки, но ярких запах спирта забрал с собой морозный ветер.              — Тема, ты сходишь с ума. Даже твой богатейший папаша не смог бы подкупить всю Европу. Ты воровал их. Блокираторы стирают мелкие неприятные воспоминания тоже.              — Откуда ты знаешь? Ты не можешь меня в этом убедить.              — Я же читал твой дневник.              — Как ты его так легко расшифровал? Там же ничего не ясно, ты мог всё придумать.              — Это моя работа.              Тема неверяще поднял на него глаза.              — Рекомендации от начальства, месяцы курсов по специальности аналитика, и меня перевели в новый отдел. Работаю как в ночные, так и в дневные смены на одном заводе. В основном сбор информации по продукту, анализ рынка, бесконечная волокита с бумажками и дурацкий голубой свет компа.              — Не могу тебя таким представить.              — Я тоже не мог, — Март опустил бутылку обратно на стол. — Псих, занимающихся контрабандой мне больше подходит.              — Ты почти завязал.              — Значит и ты сможешь. Блокираторы- это дерьмо. Ты не принимаешь правду, которую пережил. Так нельзя.              — Блокираторы спасали меня все это время. Ты представить себе не можешь, что мне нужно забыть.              — Я? — Улыбнулся Март.              Тема почувствовал угрызения совести за сказанную глупость.              — Мы поставляли блокираторы контрабандой. Я прекрасно знаю, как они работают и какие последствия после них у слабых людей.              — Но я не слабый.              — Так докажи это.              Тема разжал руки, захлопывая окно с громким стуком, оставляя лишь режим проветривания. В горле пересохло, и бутылка алкоголя была, как никогда кстати.              — Ты не хочешь узнать что это?              — Мне срать, Тем. Но чтобы это не было ты не можешь просто закрывать глаза и делать вид, что все в порядке. Это было с тобой, ровно, как и то, что было со мной.              — Почему ты пытаешься убедить меня в этом? Как ты вообще мог вступить в отношения с такой, как Лариса?              — Семья, которая меня воспитывала была примерно такой же. Я думал, что это норма. Ты тоже думал, что сидеть на блокираторах норма, потому что отец с детства убеждает тебя, что бежать от проблем легче, чем принимать их.              — Да что ты понимаешь? Ты же, как и все, думаешь, что я просто избалованный мальчишка. Жить, имея всё — деньги, качественные вещи, решение любого вопроса. Да как я вообще от такой жизни отказаться мог?              — А ты, как и все, думаешь, что я псих.              Повисла напряженная тишина. Тема поджал губы, засовывая свое возмущение глубоко в глотку вместе с глотком виски. Алкоголь горчил на языке, и Тёма очень хотел запить его сейчас вином.              — И как же ты вылез?              — Два года назад напился в баре, бармен предложил сидящему рядом Лазурному отвести меня домой. Он тогда со своей девушкой был, думал, что произведет на неё впечатление, но ее забрал личный водитель, а он уже отказать от помощи мне не мог. Лар не пустила меня в квартиру, подняв дикий скандал, и мы с Лазурным сидели в парадной три часа, болтая о том, какая она сука. Он сказал, что это ненормально, отвез к себе, откачал. В итоге мы заключили договор — он бросает карточные игры, а я Лар. Пока обещание сдерживаем.              — Карточные игры?              — Да, он сидел жестко. Сейчас расплачивается.              — Ну и дерьмо.              — Ему осталось около десяти миллионов. Ты стоишь десятку.              — Все отказались от своей доли? — Чуть поджав губы уточнил Тема, поджигая еще одну сигарету.              — Именно так. Он всем нам помог, и если ему нужна какая-то девчонка, чтобы зажить счастливо, то это не такая уж и большая цена. А если отвечать на твой вопрос, то у меня сейчас на счету около трешки. Думал переехать отсюда и продать квартиру, чтобы больше не быть привязанным к этому месту.              — Но что случилось?              — Но случился ты.              — В каком смысле?              Март неоднозначно пожал плечами. Они передавали виски из рук в руки, пока Тему окончательно не расслабило, и он не успокоился, опуская глаза в пол.              — Можешь ещё вино достать? — Вдруг спросил Тема, доставая ещё одну сигарету из пачки и обхватывая ее тонкими губами, взгляд на которые тут же поймал.              Тема невольно улыбнулся, отворачиваясь к окну, чтобы оставить форточку открытой и прогнать дым на улицу.              Март вино и правда достал, без вопросов начиная его открывать. У Темы от алкоголя уже начинала кружиться голова и он переживал, что если будет понижать, то от его сознания завтрашним утром ничего не останется.              — Где ты учился стрелять?              — У нас в доме на первом этаже мужик военный жил, вот когда он напивался искал себе приемника.              — Им стал ты?              — Так то весь наш двор.              — По своей воле?              — Да.              — Он что прям в доме вас учил стрелять?              — Не, это за гаражами было. Там окраина и пустырь. Ты не волнуйся, мы стреляли по бутылкам.              — Надеюсь, когда они находились не в чьих-то руках.              Март подошел ближе, и Тёма потянулся рукой за бутылкой, не разрывая с Мартом зрительного контакта, но тот отдали ее в сторону, не давая даже коснуться кончиком пальца.              — Красное вино красит губы не из-за цвета, — произнес Тёма, чувствуя прижимающиеся колено между своих ног и наблюдая, как Март делает глоток. — Температура тела повышается, приток крови увеличивается и губы кра…              Он не успел договорить, чувствуя напористый поцелуй. Вкус вина совсем не горчил, но температура тела заметно подросла, только ледяной подоконник впивался ему сзади в бедра, а спереди давил Март. Тема не сдержался тяжело вздоха в губы, чувствуя, как краснеет.              — Правда? — Хриплым голосом спросил Март, утирая губы тыльной стороной руки и отдаляясь чуть дальше, чем хотелось бы.              — Я только что придумал, — тихо ответил Тёма, возвращая дрожащие пальцы с сигаретой к губам. — Тебе ведь завтра на работу. Ты думаешь вывезешь без сна?              — Я взял за свой счёт.              — Проведешь целый день со мной? А ты милый, — фальшиво-уверенно оскалился Тема, затягиваясь до самого конца, и лукаво сощурил глаза, получая в ответ фак.              — Две недели, — поправил Март, отдавая ему бутылку.              — Две недели?              — Я буду с тобой до четвертого января.              — Этого хватит, чтобы я успел тебя достать.              — Даже не сомневаюсь.              Март подошел ближе, забирая сигарету, и вдохнул грудью едкий дым, выдыхая его Теме прямо в приоткрытый рот.              — Тебе бы двухместную кровать.              — Ты и правда избалованный. Сколько же ты держался, чтобы не начать болтать о своем возмущении по каждому поводу?              — Ты даже представить не можешь. Иногда так и тянет заполнить холодильник лобстерами к чертовой матери, — отшутился в ответ Тема, делая глоток прямо из горла.